Пушкин спрашивал приехавшего в Москву старого товарища по Лицею про общего приятеля, а также сверстника-лицеиста <М. Л. Яковлева>, отличного мимика и художника по этой части: «А как он теперь лицедействует и что представляет?» - «Петербургское наводнение». - «И что же?» - «Довольно похоже», - отвечал тот.

Это было на новосельи Смирдина. Обед был на славу: Смирдин, знаете, ничего в этом не смыслит; я <Н. И. Греч>, разумеется, велел ему отсчитать в обеденный бюджет необходимую сумму и вошёл в сношение с любезнейшим Дюмэ. Само собою разумеется, обед вышел на славу, прелесть! Нам с Булгариным привелось сидеть так, что между нами сидел цензор Василий ( Read more... )

У княгини Зинаиды Волконской бывали литературные собрания понедельничные; на одном из них пристали к Пушкину, чтобы прочесть. В досаде он прочёл «Чернь» и, кончив, с сердцем сказал: «В другой раз не станут просить».

Пушкин говаривал про Д. В. Давыдова: «Военные уверены, что он отличный писатель, а писатели про него думают, что он отличный генерал».

Пушкин говорил про Николая Павловича: «Хорош-хорош, а на 30 лет дураков наготовил».

- Как ты здесь? - спросил <М. Ф.> Орлов у Пушкина, встретясь с ним в Киеве.
- Язык и до Киева доведёт, - отвечал Пушкин.
- Берегись! Берегись, Пушкин, чтобы не услали тебя за Дунай!
- А может быть, и за Прут!

<Пушкин> жженку называл Бенкендорфом, потому что она, подобно ему, имеет полицейское, усмиряющее и приводящее всё в порядок влияние на желудок.

Однажды Пушкин между приятелями сильно русофильствовал и громил Запад. Это смущало Александра Тургенева, космополита по обстоятельствам, а частью и по наклонности. Он горячо оспаривал мнения Пушкина; наконец не выдержал и сказал ему: «А знаешь ли что, голубчик, съезди ты хоть в Любек». Пушкин расхохотался, и хохот обезоружил его ( Read more... )

Тётушка Прасковья Александровна <Осипова> сказала ему <А. С. Пушкину> однажды: «Что уж такого умного в стихах «Ах, тетушка, ах, Анна Львовна»?, а Пушкин на это ответил такой оригинальной и такой характерной для него фразой: «Надеюсь, сударыня, что мне и барону Дельвигу дозволяется не всегда быть умными».

Спросили у Пушкина на одном вечере про барыню, с которой он долго разговаривал, как он её находит, умна ли она?
- Не знаю, - отвечал Пушкин, очень строго и без желания поострить, - ведь я с ней говорил по-французски.