Вскоре после бедственного пожара в балагане на Адмиралтейской площади в 1838 году кто-то сказал: «Слышно, что при этом несчастии довольно много народа сгорело».
- Чего много народа, - вмешался в разговор департаментский чиновник, - даже сгорел чиновник шестого класса.

Когда бываю в русском театре (этому давно), припоминаю отзыв одного слуги. Барин, узнав, что он никогда не видал спектакля, отпустил его в театр. Любопытствуя проведать, какие вынес он впечатления, барин спросил его на другой день ( Read more... )

Известно, что когда приехал в Россию Рубини, он ещё сохранил всё пленительное искусство и несравненное выражение пения своего, но голос его уже несколько изменял ему. Спрашивали князя Меншикова, почему не поедет он хоть раз в оперу, чтобы послушать Рубини. «Я слишком близорук, - отвечал он, - не разглядеть мне пения его».

Пушкин спрашивал приехавшего в Москву старого товарища по Лицею про общего приятеля, а также сверстника-лицеиста <М. Л. Яковлева>, отличного мимика и художника по этой части: «А как он теперь лицедействует и что представляет?» - «Петербургское наводнение». - «И что же?» - «Довольно похоже», - отвечал тот.

В СПб. театре один старик сенатор, любовник Асенковой, аплодировал ей, тогда как она плохо играла. Пушкин, стоявший близ него, свистал. Сенатор, не узнав его, сказал: «Мальчишка, дурак!» П<ушкин> отвечал: «Ошибся, старик! Что я не мальчишка - доказательством жена моя, которая здесь сидит в ложе; что я не дурак, я - Пушкин; а что я тебе не даю ( Read more... )

Когда хоронили жену Ф. Ф. Кокошкина (рождённую Архарову) и выносили её гроб мимо его кабинета, куда отнесли лишившегося чувств Фёдора Фёдоровича, дверь вдруг отворилась, и на пороге явился он сам, с поднятыми на лоб золотыми очками, с распущенным галстуком и с носовым платком в приподнятой руке ( Read more... )

Директор императорских театров А. М. Гедеонов в надежде добыть очередной орден посулил по оплошности одну и ту же воспитанницу в любовницы двум тузам, а когда спохватился, то исправил ошибку и услужил ею третьему, из ещё более высокопоставленных, по протекции которого и удостоился желанной награды.

Щепкин, при всей своей строгости к самому себе, имел немало странностей: например, он любил целовать молодых актрис в губы и, идя мимо них, обыкновенно говорил: «Губы! Губы!», чмокал и проходил дальше. Актрисы знали его слабость и не прекословили ему, но иногда с этими поцелуями выходили немалые недоразумения. Один раз при мне он, проходя, ( Read more... )

М. С. Щепкин рассказывал, что по приезде в Москву Гедеонова он пошёл к нему. Мороз освежил и подкрасил свежим румянцем его щёки. «Ишь какой молодец! - сказал генерал, - а ещё выдумал какие-то пятьдесят» (намек на юбилей). «Это, Ваше Превосходительство, выд<ум>ал не я, а выдумало время, а Москва ему поверила».

В другой раз собрались у графини Ростопчиной московские литераторы и художники; в это время была в Москве Рашель, и разговор, разумеется, зашёл об её игре. Талант французской артистки сильно не нравился нашим славянофилам, и один из них, «претендент в русские Шекспиры», стал доказывать, что Рашель вовсе не понимает сценического искусства и что игра ( Read more... )