Об истоках жертвенной любви.
С. Г. Фатыхов в статье "Матриархально-матрифеномменные истоки любви и её присобиологическая сущность" пишет:
"С возникновением культуры, особенно в финале матриархальной эпохи, когда мужчина стал «властелином мира», изобрёл сложные технические и оборонные средства, компенсирующие отсутствие силы и мужества, женщины стали выбирать не просто мускулистого самца (хотя этот признак до сегодняшнего дня остаётся определяющим), а смышлёного, обладающего какими-то абиологическими навыками полового партнёра. Случалось, что они отдавали предпочтение слабым и даже уродливым представителям мужского пола, но умевшим компенсировать свою немощь другими достоинствами.
Характерен эпигамный выбор, который сделала героиня «Песни о Гайавате», молчаливая и печальная Овини:
«Вышли девушки все замуж,
Все за воинов отважных,
Овини одна не скоро
Жениха себе сыскала.
Своенравна и сурова,
Молчалива и печальна Овини была
И долго женихов, красавцев юных,
Прогоняла прочь с насмешкой,
А потом взяла да вышла
За убогого Оссэо!
Ах, но сердце у Оссэо
Было юным и прекрасным!
Он сошёл с Звезды Заката,
Он был сын Звезды Вечерней,
Сын Звезды любви и страсти!
И огонь её, и чары,
И краса, и блеск лучистый -
Всё в груди его таилось,
Всё в речах его сверкало!» [4, XII, 9899. Пер. И. Бунина].
Пренебрегая законами биологического выбора, любовь Овини базировалась на духовном огне, таившемся в груди Оссэо. Не сила и краса молодого самца, а лучистый блеск сознания, отражавшийся в речах, - вот что было главным в мужчине, которого выбрала Овини".
Я полагаю, что этот случай с Овини, которая "взяла да вышла за убогого Оссэо" ни в коей мере нельзя распространять на широкие социальные группы. Потому что, как говорил Л. Н. Толстой, если верно то, что сколько голов - столько и умов, то так же верно и то, что сколько сердец - столько и видов любви. У каждого она - своя, индивидуальная, уникальная и неповторимая. И если красавица Овини вышла замуж за убогого Оссэо, это не значит, что все девушки её племени поступали аналогичным образом.
Но, вообще говоря, любовь Овини перекликается с тем, что я написал в статье " Любовь: восстановление первоначального смысла". Я обычно так объясняю детям различие смыслов в английских словах like и love. Мы по-русски говорим "я люблю мороженое" и "я люблю маму". Но по-английски лучше сказать l like ice-cream, но I love mommy. Потому что как мы любим мороженое? Чтобы взять его и съесть. А маму мы любим по-другому: мы жалеем её, чтоб, не дай Бог, с ней ничего плохого не случилось, мы бережём её, в отличие от мороженого.
И, конечно, нельзя ни на минуту забывать о том, что любовь парадоксальна, поскольку парадоксален и сам человек - "богозверь". Живёт у каждого человека звериное начало, и вместе с этим как-то уживается идеалистичное, божественное начало. И каждая конкретная влюблённость является результатом "игры" этих двух во многом противоположных сил. Как писал Ф. Достоевский, "... иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Ещё страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы".
Я, конечно, могу и ошибаться, но мне кажется, что у женщин "идеал содомский" проявляется в гораздо меньшей степени, чем у мужчин. Ну, хотя бы потому, что у женщин, как правило, нет этой страсти к обладанию, овладению, подчинению мужчин. Всё-таки, женщина и в сексе "отдаётся" мужчине, и по жизни она часто существо "страдательное":
"Как-то раз один колдун - врун, болтун и хохотун, -
Предложил ей, как знаток бабских струн:
Мол, русалка, все пойму и с дитем тебя возьму.
И пошла она к нему, как в тюрьму" (В. Высоцкий. Лукоморья больше нет).
Поэтому можно согласиться с С. Г. Фатыховым, что любовь жертвенная появилась вначале у женщин. Потому что она и культивируется, в основном, в женской среде.
"С возникновением культуры, особенно в финале матриархальной эпохи, когда мужчина стал «властелином мира», изобрёл сложные технические и оборонные средства, компенсирующие отсутствие силы и мужества, женщины стали выбирать не просто мускулистого самца (хотя этот признак до сегодняшнего дня остаётся определяющим), а смышлёного, обладающего какими-то абиологическими навыками полового партнёра. Случалось, что они отдавали предпочтение слабым и даже уродливым представителям мужского пола, но умевшим компенсировать свою немощь другими достоинствами.
Характерен эпигамный выбор, который сделала героиня «Песни о Гайавате», молчаливая и печальная Овини:
«Вышли девушки все замуж,
Все за воинов отважных,
Овини одна не скоро
Жениха себе сыскала.
Своенравна и сурова,
Молчалива и печальна Овини была
И долго женихов, красавцев юных,
Прогоняла прочь с насмешкой,
А потом взяла да вышла
За убогого Оссэо!
Ах, но сердце у Оссэо
Было юным и прекрасным!
Он сошёл с Звезды Заката,
Он был сын Звезды Вечерней,
Сын Звезды любви и страсти!
И огонь её, и чары,
И краса, и блеск лучистый -
Всё в груди его таилось,
Всё в речах его сверкало!» [4, XII, 9899. Пер. И. Бунина].
Пренебрегая законами биологического выбора, любовь Овини базировалась на духовном огне, таившемся в груди Оссэо. Не сила и краса молодого самца, а лучистый блеск сознания, отражавшийся в речах, - вот что было главным в мужчине, которого выбрала Овини".
Я полагаю, что этот случай с Овини, которая "взяла да вышла за убогого Оссэо" ни в коей мере нельзя распространять на широкие социальные группы. Потому что, как говорил Л. Н. Толстой, если верно то, что сколько голов - столько и умов, то так же верно и то, что сколько сердец - столько и видов любви. У каждого она - своя, индивидуальная, уникальная и неповторимая. И если красавица Овини вышла замуж за убогого Оссэо, это не значит, что все девушки её племени поступали аналогичным образом.
Но, вообще говоря, любовь Овини перекликается с тем, что я написал в статье " Любовь: восстановление первоначального смысла". Я обычно так объясняю детям различие смыслов в английских словах like и love. Мы по-русски говорим "я люблю мороженое" и "я люблю маму". Но по-английски лучше сказать l like ice-cream, но I love mommy. Потому что как мы любим мороженое? Чтобы взять его и съесть. А маму мы любим по-другому: мы жалеем её, чтоб, не дай Бог, с ней ничего плохого не случилось, мы бережём её, в отличие от мороженого.
И, конечно, нельзя ни на минуту забывать о том, что любовь парадоксальна, поскольку парадоксален и сам человек - "богозверь". Живёт у каждого человека звериное начало, и вместе с этим как-то уживается идеалистичное, божественное начало. И каждая конкретная влюблённость является результатом "игры" этих двух во многом противоположных сил. Как писал Ф. Достоевский, "... иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Ещё страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы".
Я, конечно, могу и ошибаться, но мне кажется, что у женщин "идеал содомский" проявляется в гораздо меньшей степени, чем у мужчин. Ну, хотя бы потому, что у женщин, как правило, нет этой страсти к обладанию, овладению, подчинению мужчин. Всё-таки, женщина и в сексе "отдаётся" мужчине, и по жизни она часто существо "страдательное":
"Как-то раз один колдун - врун, болтун и хохотун, -
Предложил ей, как знаток бабских струн:
Мол, русалка, все пойму и с дитем тебя возьму.
И пошла она к нему, как в тюрьму" (В. Высоцкий. Лукоморья больше нет).
Поэтому можно согласиться с С. Г. Фатыховым, что любовь жертвенная появилась вначале у женщин. Потому что она и культивируется, в основном, в женской среде.