Авункулат у нанайцев.
Е. В. Фадеева в статье "Обычаи авункулата у коренных народов Нижнего Амура" рассматривает явления, связанные с существованием в прошлом у коренных народов Нижнего Амура материнского рода, и, в частности, явления типа авункулата.
"При наличии материнского рода воспитание детей ложилось не на отца ребёнка, а на мать и её братьев, дядей. Отец принадлежал к иному роду, чем мать и ребёнок. Естественно, что после смерти матери самыми близкими сородичами оказывались братья и сёстры матери. На их долю приходилась забота о воспитании детей. Единичные случаи подобного воспитания у нанайцев, ульчей, удэгейцев и др. встречались ещё в середине ХХ в. В одной из легенд, содержащей некоторые нормы обычного права нанайцев, говорилось об обязанности дяди по матери воспитывать племянника. В ней говорилось о том, что если племянник, спасаясь от смерти, пришёл в дом дяди, то последний должен постараться отогнать от него чёрта, тогда люди будут ему благодарны за это. По обычаю, племянник оставался жить в доме дяди до тех пор, пока находил это нужным. Полагали, что если он прожил в доме дяди 2-3 года и не умер, то беда его миновала. Тем не менее, в дом родителей он мог вернуться только после шести лет [3, с. 213].
К племянникам отношение дяди часто было гораздо нежнее, чем к собственным детям. Это объяснялось тем, что основу материнского рода составляли сёстры с их потомством и своими родными братьями, которые являлись членами одного общего хозяйства, при котором дети принадлежали роду своей матери и в нём жили, тогда как мужья не принадлежали к роду своих детей. В связи с этим было совершенно естественно, что брат матери занимал по отношению к детям своей сестры то же самое положение, какое занимал отец по отношению к своим детям при отцовском роде. Таким образом, обычай авункулата логически вытекал из самой структуры материнского рода и являлся одной из его основных функций по обеспечению удачной жизнедеятельности своих сестёр и племянников. Отсюда становится понятна характерная роль брата (как правило, старшего) при выдаче замуж сестёр. Во многих случаях не отец, а брат играл главную роль в этом деле: от него зависело согласие на брак, ему передавался калым.
У нанайцев имелась довольно сложная и более полно, по сравнению с другими народами региона, исследованная система взаимоотношений племянника и брата матери (гусин), что указывает на особую роль последнего в древнем нанайском обществе. Обычное право ставило удачу и неудачу в зависимость от почитания племянником дяди по матери, его отношения к дяде [3, с. 214]. «Встретив дядю на улице, следует встать на колени и отбить ему молитвенные поклоны. Когда ночью идёшь близко от селения гусин, то нужно поклониться столбу дома дяди по матери; когда дядя спит дома, племянник встаёт напротив и кланяется тому месту, где он спит. Если дядя проснётся, - хорошо. Зимой, во время охоты, если идут вслед за братом по матери, то его следу также полагалось поклониться…» (АМАЭ РАН. Ф. 5. Оп. 4. Д. 32. Л. 1). В свою очередь, и дядя по матери обязан был всю жизнь заботиться о племяннике: защищать его на суде, снабжать всем необходимым для жизни, войны. Он учил племянника опыту жизни, передавал ему свои навыки в труде, быту, помогал собирать калым для приобретения жены. Эта опека начиналась с самого дня рождения. На второй-третий день после рождения ребёнка совершался особый обряд «прищемления», в котором главную роль играл гусин. Этот обряд совершался для того, чтобы остановить бродяжничество души ребёнка по разным сторонам; после «прищемления» ножом «душа тогда никуда не уходит» [3, с. 215]. Во время родовых и племенных праздников дядя делал племяннику подарки. Например, на медвежьем празднике он дарил племяннику медвежью голову, украшенную стружками. Племянник, получив такой подарок, берёг его, весной и осенью приносил голове каши, водки и «кормил» её (АМАЭ РАН. Ф. 5. Оп. 4. Д. 32. Л. 2). Убив первого медведя, племянник обязан был вернуть не только подарок, но ещё и отдать дяде значительную часть туши. Если же он не мог убить медведя, то по исполнении 20 лет, возвращал дяде голову медведя, приносил свинью, водку и просил прощения. В этом обычае следует видеть, с одной стороны, заботу дяди о племяннике вплоть до того времени, пока тот не становился самостоятельным, полноправным охотником; а с другой стороны, - обязанность племянника содержать в старости дядю по матери.
Помимо этого, дядя приобретал для своего племянника игрушки, колыбельку, нарту и другие предметы домашнего и охотничьего обихода. К люльке он привешивал кусочки кремня, кресала и трут, принадлежащие роду матери. Они должны были оберегать племянника от злых духов и врагов. Когда рождался ребёнок, дядя над его колыбелькой проделывал следующий обряд. Он брал кресало, камень нефрит и трут. Затем он рассекал искры вокруг колыбельки, внутри неё, обдавал её дымком, исходящим от трухи. При этом гусин (дядя) говорил: «Если кто занял место в колыбельке вместо моего гамасуна (племянника), то яркие, жгучие искры от моего кресала пусть иглой острой протыкают им глаза, а едкий дымок, как занавес, огородит колыбельку от злых духов».
Большую роль играли родственники по материнской линии и в примирении враждующих сторон, освобождении из плена и т.д. Так, только дядя по матери, двоюродные братья и сёстры матери могли выручить племянника из любой беды, в какую бы он ни попал. Когда гусин и эукэн (тётка, двоюродная сестра матери) оставляли племянника в своём доме, укрывали его, то чужие люди, придя, убить его уже не могли, так как в этом случае их преступление становилось ещё более тяжким. По этой причине противники никогда не преследовали врага в доме брата или сестры его матери. Поэтому в таком случае можно только прийти в дом дяди или тёти виновного, чтобы вести мирные переговоры для выяснения всех сложившихся обстоятельств (АМАЭ РАН. Ф. 5. Оп. 4. Д. 32. Л. 4).
Но среди всех почитаемых родственников самой величественной в деле примирения сторон оставалась гугу - тётя (младшая сестра отца). Она могла спасти от смертной казни всех детей старших братьев и сестёр - племянников, внуков. Она могла спасти даже в том случае, когда суд присуждал племянникам или внукам смертную казнь, но если до казни успевала прийти (приехать) к месту казни. В этом случае гугу должна была подойти к племяннику или внуку и взяться за него. Тогда даже нависшая над ним сабля, готовое вонзиться копьё не могло совершить убийственного действия, если гугу успевала подойти к внуку. На глазах у всех она имела право развязать все верёвки, которыми был связан внук или племянник, и увести от казни. Поэтому гугу была выше всякого суда, поэтому она была очень уважаема и очень почитаема [3, с. 217].
Такое привилегированное положение мужчин и женщин материнского рода по отношению к детям своих сестёр объяснялось матрилокальными связями. Покушение на родственников по материнской линии неминуемо вовлекало в конфликт ещё и материнский род. Такая борьба одного рода с двумя-тремя другими союзными родами, конечно, была не под силу первому, поэтому освобождение преступника родственниками с материнской стороны разрешалось мирным путём и не вызывало каких-либо осложнений (АМАЭ РАН. Ф. 5. Оп. 4. Д. 32. Л. 4).
Ещё один момент был связан с матрилинейностью наследственного порядка, при котором дядя являлся легальным наследником после смерти своих племянников. В свою очередь, племянник также мог наследовать имущество своего дяди. Например, племянник мог наследовать вдову своего умершего дяди. Это было наиболее характерно для семейно-брачных отношений тунгусо-маньчжурских народов региона. У нивхов брату матери отдавали малолетнюю сестру (племянницу), чтобы он впоследствии мог получить за неё калым; а также часть калыма, взятого при замужестве сестры [7, с. 279].
Роль родственников по материнской линии выявлялась также в заготовке приданого, в свадебных церемониях, религиозных обрядах, на охоте, в родовых молениях, магических приёмах, связанных с сохранением потомства, в судебных делах. Например, у удэгейцев, брат девушки на плечах выносил сестру из юрты и передавал её жениху. После этого зять увозил невесту в дом своих родителей [1, с. 170]. У нивхов племянники являлись почётными гостями в домах дядьёв. Им преподносили самые лучшие подарки. Помимо этого, среди амурских нивхов (например, в с. Кальма) ещё в начале 1930-х гг. был широко распространён обычай, согласно которому имена детям давали братья и сородичи матери [5, с. 115]. Всё это, видимо, остатки материнского права. При женитьбе племянников дядя помогал в устройстве свадебного пира, беря на себя часть расходов. На свадьбу племяннику обычно дарились лук и орнаментированное копьё, племяннице - богато орнаментированные свадебные штаны, сопровождалось это обращением дяди к молодым с пожеланием счастья".
***************
Некоторые моменты из вышеописанного мне очень нравятся, и я даже завидую нанайцам. У нас что-то подобное тоже кое-где сохранилось, но в гораздо меньшей степени.
Я, кстати, всегда "тяготел" к родственникам со стороны матери, к братьям и сёстрам по материнской линии. У отца был родной брат, который приходился мне дядей, но с этим дядей у меня никаких родственных отношений не было. Наверно потому, что у дяди в семье "верховодила" его жена, и я был для неё чужой человек. Она привечала "своих" родственников, по своей материнской линии.
Очень интересно читать, как племянник кланяется на дом своего дяди. У нас точно так же кланяются на православные храмы с иконами. А людям уже никто не кланяется. Правда, у христоверов ("хлыстов") был этот обычай кланяться "врастяжку" (то есть с земным поклоном, ложась ниц на Землю-Мать), так они выражали своё почтение образу Божьему, носителем которого являлся их брат (или сестра) по вере.
Литература:
1. Арсеньев В.К. Лесные люди - удэхейцы // Соч. Владивосток. 1948. Т. 5. С. 139-188.
2. Лопатин И.А. Гольды амурские. уссурийские и сунгарийские: Опыт этнографического исследования // Зап. ОИАК Владивостокского отделения ПОРГО. Владивосток. 1922. Т. 17. 372 с.
3. Сем Ю.А. Пережитки материнского рода у нанайцев // Труды Дальневосточного филиала Сибирского отделения АН СССР. Серия ист-ая. Т. 2. Владивосток. 1961. С. 203-220.
4. Смоляк А.В. Ульчи: Хозяйство. культура и быт в прошлом и настоящем/ А.В. Смоляк. М.: Наука. 1966. 290 с.
5. Таксами Ч.М. Основные проблемы этнографии и истории нивхов: сер. Х1Х - нач. ХХ в. / Ч.М. Таксами. Л.: Наука. 1975. 238 с.
6. Штернберг Л.Я. Гиляки // Этнографическое обозрение. 1904. Кн. XVIII. № 4. С. 66-119.
7. Штернберг Л.Я. Гиляки. орочи. гольды. негидальцы. айны /Л.Я. Штернберг. Хабаровск. 1933. 740 с.
"При наличии материнского рода воспитание детей ложилось не на отца ребёнка, а на мать и её братьев, дядей. Отец принадлежал к иному роду, чем мать и ребёнок. Естественно, что после смерти матери самыми близкими сородичами оказывались братья и сёстры матери. На их долю приходилась забота о воспитании детей. Единичные случаи подобного воспитания у нанайцев, ульчей, удэгейцев и др. встречались ещё в середине ХХ в. В одной из легенд, содержащей некоторые нормы обычного права нанайцев, говорилось об обязанности дяди по матери воспитывать племянника. В ней говорилось о том, что если племянник, спасаясь от смерти, пришёл в дом дяди, то последний должен постараться отогнать от него чёрта, тогда люди будут ему благодарны за это. По обычаю, племянник оставался жить в доме дяди до тех пор, пока находил это нужным. Полагали, что если он прожил в доме дяди 2-3 года и не умер, то беда его миновала. Тем не менее, в дом родителей он мог вернуться только после шести лет [3, с. 213].
К племянникам отношение дяди часто было гораздо нежнее, чем к собственным детям. Это объяснялось тем, что основу материнского рода составляли сёстры с их потомством и своими родными братьями, которые являлись членами одного общего хозяйства, при котором дети принадлежали роду своей матери и в нём жили, тогда как мужья не принадлежали к роду своих детей. В связи с этим было совершенно естественно, что брат матери занимал по отношению к детям своей сестры то же самое положение, какое занимал отец по отношению к своим детям при отцовском роде. Таким образом, обычай авункулата логически вытекал из самой структуры материнского рода и являлся одной из его основных функций по обеспечению удачной жизнедеятельности своих сестёр и племянников. Отсюда становится понятна характерная роль брата (как правило, старшего) при выдаче замуж сестёр. Во многих случаях не отец, а брат играл главную роль в этом деле: от него зависело согласие на брак, ему передавался калым.
У нанайцев имелась довольно сложная и более полно, по сравнению с другими народами региона, исследованная система взаимоотношений племянника и брата матери (гусин), что указывает на особую роль последнего в древнем нанайском обществе. Обычное право ставило удачу и неудачу в зависимость от почитания племянником дяди по матери, его отношения к дяде [3, с. 214]. «Встретив дядю на улице, следует встать на колени и отбить ему молитвенные поклоны. Когда ночью идёшь близко от селения гусин, то нужно поклониться столбу дома дяди по матери; когда дядя спит дома, племянник встаёт напротив и кланяется тому месту, где он спит. Если дядя проснётся, - хорошо. Зимой, во время охоты, если идут вслед за братом по матери, то его следу также полагалось поклониться…» (АМАЭ РАН. Ф. 5. Оп. 4. Д. 32. Л. 1). В свою очередь, и дядя по матери обязан был всю жизнь заботиться о племяннике: защищать его на суде, снабжать всем необходимым для жизни, войны. Он учил племянника опыту жизни, передавал ему свои навыки в труде, быту, помогал собирать калым для приобретения жены. Эта опека начиналась с самого дня рождения. На второй-третий день после рождения ребёнка совершался особый обряд «прищемления», в котором главную роль играл гусин. Этот обряд совершался для того, чтобы остановить бродяжничество души ребёнка по разным сторонам; после «прищемления» ножом «душа тогда никуда не уходит» [3, с. 215]. Во время родовых и племенных праздников дядя делал племяннику подарки. Например, на медвежьем празднике он дарил племяннику медвежью голову, украшенную стружками. Племянник, получив такой подарок, берёг его, весной и осенью приносил голове каши, водки и «кормил» её (АМАЭ РАН. Ф. 5. Оп. 4. Д. 32. Л. 2). Убив первого медведя, племянник обязан был вернуть не только подарок, но ещё и отдать дяде значительную часть туши. Если же он не мог убить медведя, то по исполнении 20 лет, возвращал дяде голову медведя, приносил свинью, водку и просил прощения. В этом обычае следует видеть, с одной стороны, заботу дяди о племяннике вплоть до того времени, пока тот не становился самостоятельным, полноправным охотником; а с другой стороны, - обязанность племянника содержать в старости дядю по матери.
Помимо этого, дядя приобретал для своего племянника игрушки, колыбельку, нарту и другие предметы домашнего и охотничьего обихода. К люльке он привешивал кусочки кремня, кресала и трут, принадлежащие роду матери. Они должны были оберегать племянника от злых духов и врагов. Когда рождался ребёнок, дядя над его колыбелькой проделывал следующий обряд. Он брал кресало, камень нефрит и трут. Затем он рассекал искры вокруг колыбельки, внутри неё, обдавал её дымком, исходящим от трухи. При этом гусин (дядя) говорил: «Если кто занял место в колыбельке вместо моего гамасуна (племянника), то яркие, жгучие искры от моего кресала пусть иглой острой протыкают им глаза, а едкий дымок, как занавес, огородит колыбельку от злых духов».
Большую роль играли родственники по материнской линии и в примирении враждующих сторон, освобождении из плена и т.д. Так, только дядя по матери, двоюродные братья и сёстры матери могли выручить племянника из любой беды, в какую бы он ни попал. Когда гусин и эукэн (тётка, двоюродная сестра матери) оставляли племянника в своём доме, укрывали его, то чужие люди, придя, убить его уже не могли, так как в этом случае их преступление становилось ещё более тяжким. По этой причине противники никогда не преследовали врага в доме брата или сестры его матери. Поэтому в таком случае можно только прийти в дом дяди или тёти виновного, чтобы вести мирные переговоры для выяснения всех сложившихся обстоятельств (АМАЭ РАН. Ф. 5. Оп. 4. Д. 32. Л. 4).
Но среди всех почитаемых родственников самой величественной в деле примирения сторон оставалась гугу - тётя (младшая сестра отца). Она могла спасти от смертной казни всех детей старших братьев и сестёр - племянников, внуков. Она могла спасти даже в том случае, когда суд присуждал племянникам или внукам смертную казнь, но если до казни успевала прийти (приехать) к месту казни. В этом случае гугу должна была подойти к племяннику или внуку и взяться за него. Тогда даже нависшая над ним сабля, готовое вонзиться копьё не могло совершить убийственного действия, если гугу успевала подойти к внуку. На глазах у всех она имела право развязать все верёвки, которыми был связан внук или племянник, и увести от казни. Поэтому гугу была выше всякого суда, поэтому она была очень уважаема и очень почитаема [3, с. 217].
Такое привилегированное положение мужчин и женщин материнского рода по отношению к детям своих сестёр объяснялось матрилокальными связями. Покушение на родственников по материнской линии неминуемо вовлекало в конфликт ещё и материнский род. Такая борьба одного рода с двумя-тремя другими союзными родами, конечно, была не под силу первому, поэтому освобождение преступника родственниками с материнской стороны разрешалось мирным путём и не вызывало каких-либо осложнений (АМАЭ РАН. Ф. 5. Оп. 4. Д. 32. Л. 4).
Ещё один момент был связан с матрилинейностью наследственного порядка, при котором дядя являлся легальным наследником после смерти своих племянников. В свою очередь, племянник также мог наследовать имущество своего дяди. Например, племянник мог наследовать вдову своего умершего дяди. Это было наиболее характерно для семейно-брачных отношений тунгусо-маньчжурских народов региона. У нивхов брату матери отдавали малолетнюю сестру (племянницу), чтобы он впоследствии мог получить за неё калым; а также часть калыма, взятого при замужестве сестры [7, с. 279].
Роль родственников по материнской линии выявлялась также в заготовке приданого, в свадебных церемониях, религиозных обрядах, на охоте, в родовых молениях, магических приёмах, связанных с сохранением потомства, в судебных делах. Например, у удэгейцев, брат девушки на плечах выносил сестру из юрты и передавал её жениху. После этого зять увозил невесту в дом своих родителей [1, с. 170]. У нивхов племянники являлись почётными гостями в домах дядьёв. Им преподносили самые лучшие подарки. Помимо этого, среди амурских нивхов (например, в с. Кальма) ещё в начале 1930-х гг. был широко распространён обычай, согласно которому имена детям давали братья и сородичи матери [5, с. 115]. Всё это, видимо, остатки материнского права. При женитьбе племянников дядя помогал в устройстве свадебного пира, беря на себя часть расходов. На свадьбу племяннику обычно дарились лук и орнаментированное копьё, племяннице - богато орнаментированные свадебные штаны, сопровождалось это обращением дяди к молодым с пожеланием счастья".
***************
Некоторые моменты из вышеописанного мне очень нравятся, и я даже завидую нанайцам. У нас что-то подобное тоже кое-где сохранилось, но в гораздо меньшей степени.
Я, кстати, всегда "тяготел" к родственникам со стороны матери, к братьям и сёстрам по материнской линии. У отца был родной брат, который приходился мне дядей, но с этим дядей у меня никаких родственных отношений не было. Наверно потому, что у дяди в семье "верховодила" его жена, и я был для неё чужой человек. Она привечала "своих" родственников, по своей материнской линии.
Очень интересно читать, как племянник кланяется на дом своего дяди. У нас точно так же кланяются на православные храмы с иконами. А людям уже никто не кланяется. Правда, у христоверов ("хлыстов") был этот обычай кланяться "врастяжку" (то есть с земным поклоном, ложась ниц на Землю-Мать), так они выражали своё почтение образу Божьему, носителем которого являлся их брат (или сестра) по вере.
Литература:
1. Арсеньев В.К. Лесные люди - удэхейцы // Соч. Владивосток. 1948. Т. 5. С. 139-188.
2. Лопатин И.А. Гольды амурские. уссурийские и сунгарийские: Опыт этнографического исследования // Зап. ОИАК Владивостокского отделения ПОРГО. Владивосток. 1922. Т. 17. 372 с.
3. Сем Ю.А. Пережитки материнского рода у нанайцев // Труды Дальневосточного филиала Сибирского отделения АН СССР. Серия ист-ая. Т. 2. Владивосток. 1961. С. 203-220.
4. Смоляк А.В. Ульчи: Хозяйство. культура и быт в прошлом и настоящем/ А.В. Смоляк. М.: Наука. 1966. 290 с.
5. Таксами Ч.М. Основные проблемы этнографии и истории нивхов: сер. Х1Х - нач. ХХ в. / Ч.М. Таксами. Л.: Наука. 1975. 238 с.
6. Штернберг Л.Я. Гиляки // Этнографическое обозрение. 1904. Кн. XVIII. № 4. С. 66-119.
7. Штернберг Л.Я. Гиляки. орочи. гольды. негидальцы. айны /Л.Я. Штернберг. Хабаровск. 1933. 740 с.