personalitas moralis
Однако продолжим.
Два рассмотренных аспекта Я - трансцендентальный и психологический, Я-субъект и Я-объект - не только не исчерпывают представление Канта о личности, но и не усматривают "подлинной и центральной характеристики Я или субъективности", говорит Хайдеггер. Ссылаясь на "Религию в пределах только разума", Х. называет третий элемент определения человека - "моральную личность", наряду с животной природой и разумной человечностью. Личность - не только разумное, но и ответственное (вменяемое) существо.
Мы, таким образом, имеем как бы два понятия личности по Канту - широкое, понимаемое как самосознание, и узкое, понимаемое как определенная модификация самосознания. Именно это "моральное самосознание характеризует личность подлинным образом в том, что она есть".
Этот особый тип самосознания нужно отличить от двух других, эмпирического и трансцендентального.
Это - не эмпирическое самосознание, оно не совпадает ни с каким данным в опыте наличным состоянием; оно должно быть "исконнойй принадлежностью духа в человеке, а не чем-то, что опосредовано чувственным опытом".
В то же время "моральное самосознание" может быть названо и "моральным чувством", но особого рода, отличным от меняющихся эмоциональных состояний.
Чувство (Gefühl) не обязательно связано с ощущением и относится к чувственности. От теоретического знания чувство отличает то, что оно прямо открывает и делает доступным чувствуемое, причем "не в смысле созерцания, а в смысле некоторого непосредственного овладения-сами-собой". Чусчтво - это всегда "самочувствие, чувствование себя в чувстве чего-то и к чему-то".
Моральное чувство для Канта это - уважение, смысл которого Кант раскрывает в анализе взаимоотношений воли с законом.
((Это все очень важно, думаю, понять, потому что здесь что-то, сильно, видимо, повлиявшее на европейскую культуру законничества)).
Итак, "суть всех определений воли посредством нравственного закона состоит в том, что она как свободная воля, стало быть, не только без содействия чувственных побуждений, но даже отвергая все подобные побуждения и порывая со всеми склонностями, в той мере, в какой они могли бы противоречить этому закону, определяется только законом". Закон тем самым наносит ущерб чувственному, рождает негативное чувство принужденности. Поскольку же, как писал еще Спиноза в своей "Этике", аффект может преодолен только аффектом, для поддержания нашей моральности нужен позитивный аспект. В качестве такового и выступает уважение - к закону, сокрушающему наши эгоизм и самомнение. Это - не одно из чувств, высвобождаемых благодаря чувственности, это - чувство, возбуждаемое разумом. Оно не служит моральной оценке поступков, не появляется вослед им; оно открывает доступ к закону как закону и конституирует саму возможность поступка. Оно априорно.
Поскольку же чувство - это всегда и самочувствие, то уважение относится и к самому себе, смиряющему себя перед законом, обращаясь в чувство собственного достоинства.
"Кант ясно видит эту замечательным образом стремящуюся в противоположные стороны двойную направленность в интенциональной структуре уважения как смиряющего самовозвышения". В этой двойной направленности могут быть усмотрено сходство с феноменами склонности и страха, стремления-к и стремления-прочь. Неспособность это разглядеть, говорит Х., стоит за промахивающейся мимо цели критикой этики Канта Шелером.
"Способ самосознания в уважении уже раскрывает один из модусов того вида бытия, который присущ личности в собственном смысле. ... Чтобы это понять, нужно удерживать формальную структуру чувства вообще: испытывание-чувства-к, само-чувствие и в этом само-чувствии раскрытие самого себя. Уважение раскрывает достоинство; самость знает себя как ответственную за достоинство и перед ним. В ответственности Сам впервые выявляет себя, причем выявляется самость не в каком-то общем смысле познания Я вообще, но самость как всегда моя, как всякий раз единственное фактичное Я".
Два рассмотренных аспекта Я - трансцендентальный и психологический, Я-субъект и Я-объект - не только не исчерпывают представление Канта о личности, но и не усматривают "подлинной и центральной характеристики Я или субъективности", говорит Хайдеггер. Ссылаясь на "Религию в пределах только разума", Х. называет третий элемент определения человека - "моральную личность", наряду с животной природой и разумной человечностью. Личность - не только разумное, но и ответственное (вменяемое) существо.
Мы, таким образом, имеем как бы два понятия личности по Канту - широкое, понимаемое как самосознание, и узкое, понимаемое как определенная модификация самосознания. Именно это "моральное самосознание характеризует личность подлинным образом в том, что она есть".
Этот особый тип самосознания нужно отличить от двух других, эмпирического и трансцендентального.
Это - не эмпирическое самосознание, оно не совпадает ни с каким данным в опыте наличным состоянием; оно должно быть "исконнойй принадлежностью духа в человеке, а не чем-то, что опосредовано чувственным опытом".
В то же время "моральное самосознание" может быть названо и "моральным чувством", но особого рода, отличным от меняющихся эмоциональных состояний.
Чувство (Gefühl) не обязательно связано с ощущением и относится к чувственности. От теоретического знания чувство отличает то, что оно прямо открывает и делает доступным чувствуемое, причем "не в смысле созерцания, а в смысле некоторого непосредственного овладения-сами-собой". Чусчтво - это всегда "самочувствие, чувствование себя в чувстве чего-то и к чему-то".
Моральное чувство для Канта это - уважение, смысл которого Кант раскрывает в анализе взаимоотношений воли с законом.
((Это все очень важно, думаю, понять, потому что здесь что-то, сильно, видимо, повлиявшее на европейскую культуру законничества)).
Итак, "суть всех определений воли посредством нравственного закона состоит в том, что она как свободная воля, стало быть, не только без содействия чувственных побуждений, но даже отвергая все подобные побуждения и порывая со всеми склонностями, в той мере, в какой они могли бы противоречить этому закону, определяется только законом". Закон тем самым наносит ущерб чувственному, рождает негативное чувство принужденности. Поскольку же, как писал еще Спиноза в своей "Этике", аффект может преодолен только аффектом, для поддержания нашей моральности нужен позитивный аспект. В качестве такового и выступает уважение - к закону, сокрушающему наши эгоизм и самомнение. Это - не одно из чувств, высвобождаемых благодаря чувственности, это - чувство, возбуждаемое разумом. Оно не служит моральной оценке поступков, не появляется вослед им; оно открывает доступ к закону как закону и конституирует саму возможность поступка. Оно априорно.
Поскольку же чувство - это всегда и самочувствие, то уважение относится и к самому себе, смиряющему себя перед законом, обращаясь в чувство собственного достоинства.
"Кант ясно видит эту замечательным образом стремящуюся в противоположные стороны двойную направленность в интенциональной структуре уважения как смиряющего самовозвышения". В этой двойной направленности могут быть усмотрено сходство с феноменами склонности и страха, стремления-к и стремления-прочь. Неспособность это разглядеть, говорит Х., стоит за промахивающейся мимо цели критикой этики Канта Шелером.
"Способ самосознания в уважении уже раскрывает один из модусов того вида бытия, который присущ личности в собственном смысле. ... Чтобы это понять, нужно удерживать формальную структуру чувства вообще: испытывание-чувства-к, само-чувствие и в этом само-чувствии раскрытие самого себя. Уважение раскрывает достоинство; самость знает себя как ответственную за достоинство и перед ним. В ответственности Сам впервые выявляет себя, причем выявляется самость не в каком-то общем смысле познания Я вообще, но самость как всегда моя, как всякий раз единственное фактичное Я".