Гартман и Щедровицкий о ситуативности блага
Это - один из ключевых кусков, оправдывающих для меня столь долгое застревание на гартмановой этике.
Во-первых, то, что классический этик Гартман и методолог Щедровицкий (а методологическое отношение к этике часто трактовали в духе релятивизма, причем не только противники) сошлись на том, что благо ситуативно, но это никак не релятивизм, не нравственное безразличие.
Во-вторых, отсюда выход к новому взгляду на проблему идеала. Об этом я буду специально говорить в связи с еще одним мыслителем, П.Н.Новгородцевым, книгу которого "Об ющественном идеале" сейчас читаю. Итак.
Гартман продолжает выяснение того, какой место «благо» занимает в многомерном пространстве ценностей, как оно соотносится с другими ценностями.
«Внутри каждого ряда ценностей направление на неценность - “зло”, на ценность - “добро”». Человек, однако, - не сатана и сознательно ко злу не стремится, и к нему это не имело бы отношения, «если бы многообразие ценностей и способов причастности ценностям не порождало конфликта. Предпочтение одного есть одновременно забвение другого» - значит, благо связано с выбором между ценностями. «Ценности, далее, дифференцируются по всеобщности и особенности, простоте и сложности, по силе и слабости силы детерминации, по ценностному носителю, по отнесенности к индивиду и целому и т. д., - не говоря уже о материальной зависимости и фундировании. Ко всем этим видам иерархизации, утверждает Гартман, благо индифферентно. Сущностно же соотнесено оно с различием высоты ценностей».
Благим является предпочтение более высокой ценности перед ценностью более низкой.
При этом - и это, пожалуй, наиболее тонкое его наблюдение в этой связи - более низкая ценность не отрицается (это, говорит Г., привело бы к рессентименту), а лишь не выбирается в данной ситуации. Причем, сознание ценности не выбранного есть необходимое условие нраственной ценности выбора! Вот пример:
«Честный знает о ценности благ чужой собственности, которую как таковую он уважает. И только при этом условии его уважение есть подлинная честность. …
Иинтерес к более низкой ценности не только этически оправдан,- так как он вполне естествен,- но он и нравственно существен для ценностного характера блага в выборе в пользу более высоких ценностей. Чем больше человек теряет благ при стремлении к высоким ценностям, тем большим оказывается преодоление "естественного" желания или интереса, тем ярче проявляется характер нравственного блага в самом этом выборе».
В этом рассуждении Гартману удается добавить еще один штрих к портрету «великого неизвестного» - блага:
Предпочтение аксиологически высокого перед низким - независимо от личного интереса, даже, порой, и при гораздо более сильной заинтересованности в низших ценностях - это вторая всеобщая и позитивная, часть определения сущности блага наряду с "телеологией ценностей", или, скорее, внутри нее и над ней. Объединив оба момента, можно сказать: благо есть телеология более высоких ценностей».
Далее он специально оговаривает, что речь идет не об интеллектуальном переборе ценностей на предмет выбора из них более высокой; это с его точки зрения дело все того же таинственного нравственного чувства.
И наконец, последний вывод: благо ситуативно.
«Благо, таким образом, есть отбор ценностей по принципу их высоты - в рамках ценностного многообразия, которое представлено в наличной ситуации; т. е. такой отбор, который не может быть произведен один раз на всю жизнь или даже в теории раз и навсегда, он всегда должен производиться в корне по-новому, исходя из всегда живого ценностного чувства, для которого не может быть никакой схемы и которое не может быть облегчено никакими предписаниями или жизненными правилами; отбор не в форме сравнений и раздумий, но как интуитивный, всегда уже осуществленный - или, в негативных случаях, упущенный - в ценностно направленных актах (умонастроении, волении, поступке) момент тенденции к более высокому. … Это уже имплицитно заключено в существе телеологии ценностей».
Это - «телеология более высокого», … «вся иерархия ценностей здесь уже предполагается. Она есть объективный порядок предпочтений, в силу которого осуществляется субъективное предпочтение в каждом конкретном случае. И это решающее причина того, почему материальное содержание блага не может быть указано однозначно. Оно охватывает всю таблицу ценностей вместе с принципами ее построения, но ни то ни другое как целое никогда не дано. И именно поэтому благо от случая к случаю содержательно иное, и должно по своему понятию оставаться неопределенным. Никогда нельзя в строгой всеобщности сказать, что именно это и есть «благо». Оно всегда нечто большее. Всеобщим же и обязательным для всех частных случаев, что можно действительно зафиксировать в сущности блага, является не определенное содержание, но исключительно отношение ценностной интенции акта к аксиологически иерархизированным содержаниям вообще.
Проблема иерархии здесь действительно впервые становится актуальной. Она интересна не только с философской точки зрения. Это - самая актуальная из всех проблем; человек в жизни шага не сделает, не соотнесясь с иерархией ценностей,- по меньшей мере, как нравственное существо. Причину того, что эта иерархия в себе существует как идеальная и несмещаемая, мы уже видели в иной связи. Но из этого не следует, что она всегда дана ценностному чувству человека в такой однозначности и тотальности. Человек может иметь перед глазами только фрагмент, и так как ему недостает перспективы целого, то и относительно фрагмента он также может заблуждаться. Следует ожидать, что всякий видимый или смутно ощущаемый порядок высот ценностей, вероятно, имеет оттенок субъективности и всегда представляет собой лишь ценность, приближающуюся к в себе существующей иерархии. Раздробленность моралей и вариативность того, что представляется "высшей ценностью", является историческим доказательством этого факта». (377-379)
А.А.Пископпель напомнил мне в связи с этим наиболее откровенное и яркое публичное высказывание Г.П.Щедровицкого по вопросам морали - на Первом Методологическом конгрессе в январе 1989 года:
«Методология, говорю я, … есть нравственность XX в. и ближайших последующих веков, ибо жить по традиционной морали уже нельзя, и я не думаю, что мне надо вам это особенно доказывать - вы это и так понимаете. А как жить - непонятно. Приходится через мышление строить нравственность, совершенно по-новому, и потом ее использовать как временный склад морали.
… XX и XXI века не допускают ориентации на мораль, ибо мораль стала уже аморальной. Нужен другой принцип организации жизни - нравственность. Он более пластичен, чем незыблемые принципы морали, ибо оказалось, что нравственность определяется идеей добра, а добро - оно всегда ситуативно, или ситуационно. Приходится решать этот вопрос каждый раз, выкладывая из шкатулки моральные принципы и перебирая их один за другим, решать, что здесь ведет к добру, а что не ведет. И в каждой ситуации строить для себя систему локальной нравственности.
Я специально так это подчеркиваю, но идея о том, что локальная нравственность противоречит мировой, является, по-моему, ошибочной. Просто ситуация должна быть многодонной, и приходится проходить сверху донизу или снизу доверху, а иначе, оказывается, жить нельзя. ... И вопрос не в том - локальная она, нравственность, или не локальная, - она просто сегодня не может быть другой. Она должна быть изменчивой и учитывающей особенности ситуации. И такой является как нравственность, так и безнравственность, а вот как вы в этих меняющихся ситуациях будете оставаться нравственными и принципиальными - это каждый раз вопрос, который человек решает лично».
Во-первых, то, что классический этик Гартман и методолог Щедровицкий (а методологическое отношение к этике часто трактовали в духе релятивизма, причем не только противники) сошлись на том, что благо ситуативно, но это никак не релятивизм, не нравственное безразличие.
Во-вторых, отсюда выход к новому взгляду на проблему идеала. Об этом я буду специально говорить в связи с еще одним мыслителем, П.Н.Новгородцевым, книгу которого "Об ющественном идеале" сейчас читаю. Итак.
Гартман продолжает выяснение того, какой место «благо» занимает в многомерном пространстве ценностей, как оно соотносится с другими ценностями.
«Внутри каждого ряда ценностей направление на неценность - “зло”, на ценность - “добро”». Человек, однако, - не сатана и сознательно ко злу не стремится, и к нему это не имело бы отношения, «если бы многообразие ценностей и способов причастности ценностям не порождало конфликта. Предпочтение одного есть одновременно забвение другого» - значит, благо связано с выбором между ценностями. «Ценности, далее, дифференцируются по всеобщности и особенности, простоте и сложности, по силе и слабости силы детерминации, по ценностному носителю, по отнесенности к индивиду и целому и т. д., - не говоря уже о материальной зависимости и фундировании. Ко всем этим видам иерархизации, утверждает Гартман, благо индифферентно. Сущностно же соотнесено оно с различием высоты ценностей».
Благим является предпочтение более высокой ценности перед ценностью более низкой.
При этом - и это, пожалуй, наиболее тонкое его наблюдение в этой связи - более низкая ценность не отрицается (это, говорит Г., привело бы к рессентименту), а лишь не выбирается в данной ситуации. Причем, сознание ценности не выбранного есть необходимое условие нраственной ценности выбора! Вот пример:
«Честный знает о ценности благ чужой собственности, которую как таковую он уважает. И только при этом условии его уважение есть подлинная честность. …
Иинтерес к более низкой ценности не только этически оправдан,- так как он вполне естествен,- но он и нравственно существен для ценностного характера блага в выборе в пользу более высоких ценностей. Чем больше человек теряет благ при стремлении к высоким ценностям, тем большим оказывается преодоление "естественного" желания или интереса, тем ярче проявляется характер нравственного блага в самом этом выборе».
В этом рассуждении Гартману удается добавить еще один штрих к портрету «великого неизвестного» - блага:
Предпочтение аксиологически высокого перед низким - независимо от личного интереса, даже, порой, и при гораздо более сильной заинтересованности в низших ценностях - это вторая всеобщая и позитивная, часть определения сущности блага наряду с "телеологией ценностей", или, скорее, внутри нее и над ней. Объединив оба момента, можно сказать: благо есть телеология более высоких ценностей».
Далее он специально оговаривает, что речь идет не об интеллектуальном переборе ценностей на предмет выбора из них более высокой; это с его точки зрения дело все того же таинственного нравственного чувства.
И наконец, последний вывод: благо ситуативно.
«Благо, таким образом, есть отбор ценностей по принципу их высоты - в рамках ценностного многообразия, которое представлено в наличной ситуации; т. е. такой отбор, который не может быть произведен один раз на всю жизнь или даже в теории раз и навсегда, он всегда должен производиться в корне по-новому, исходя из всегда живого ценностного чувства, для которого не может быть никакой схемы и которое не может быть облегчено никакими предписаниями или жизненными правилами; отбор не в форме сравнений и раздумий, но как интуитивный, всегда уже осуществленный - или, в негативных случаях, упущенный - в ценностно направленных актах (умонастроении, волении, поступке) момент тенденции к более высокому. … Это уже имплицитно заключено в существе телеологии ценностей».
Это - «телеология более высокого», … «вся иерархия ценностей здесь уже предполагается. Она есть объективный порядок предпочтений, в силу которого осуществляется субъективное предпочтение в каждом конкретном случае. И это решающее причина того, почему материальное содержание блага не может быть указано однозначно. Оно охватывает всю таблицу ценностей вместе с принципами ее построения, но ни то ни другое как целое никогда не дано. И именно поэтому благо от случая к случаю содержательно иное, и должно по своему понятию оставаться неопределенным. Никогда нельзя в строгой всеобщности сказать, что именно это и есть «благо». Оно всегда нечто большее. Всеобщим же и обязательным для всех частных случаев, что можно действительно зафиксировать в сущности блага, является не определенное содержание, но исключительно отношение ценностной интенции акта к аксиологически иерархизированным содержаниям вообще.
Проблема иерархии здесь действительно впервые становится актуальной. Она интересна не только с философской точки зрения. Это - самая актуальная из всех проблем; человек в жизни шага не сделает, не соотнесясь с иерархией ценностей,- по меньшей мере, как нравственное существо. Причину того, что эта иерархия в себе существует как идеальная и несмещаемая, мы уже видели в иной связи. Но из этого не следует, что она всегда дана ценностному чувству человека в такой однозначности и тотальности. Человек может иметь перед глазами только фрагмент, и так как ему недостает перспективы целого, то и относительно фрагмента он также может заблуждаться. Следует ожидать, что всякий видимый или смутно ощущаемый порядок высот ценностей, вероятно, имеет оттенок субъективности и всегда представляет собой лишь ценность, приближающуюся к в себе существующей иерархии. Раздробленность моралей и вариативность того, что представляется "высшей ценностью", является историческим доказательством этого факта». (377-379)
А.А.Пископпель напомнил мне в связи с этим наиболее откровенное и яркое публичное высказывание Г.П.Щедровицкого по вопросам морали - на Первом Методологическом конгрессе в январе 1989 года:
«Методология, говорю я, … есть нравственность XX в. и ближайших последующих веков, ибо жить по традиционной морали уже нельзя, и я не думаю, что мне надо вам это особенно доказывать - вы это и так понимаете. А как жить - непонятно. Приходится через мышление строить нравственность, совершенно по-новому, и потом ее использовать как временный склад морали.
… XX и XXI века не допускают ориентации на мораль, ибо мораль стала уже аморальной. Нужен другой принцип организации жизни - нравственность. Он более пластичен, чем незыблемые принципы морали, ибо оказалось, что нравственность определяется идеей добра, а добро - оно всегда ситуативно, или ситуационно. Приходится решать этот вопрос каждый раз, выкладывая из шкатулки моральные принципы и перебирая их один за другим, решать, что здесь ведет к добру, а что не ведет. И в каждой ситуации строить для себя систему локальной нравственности.
Я специально так это подчеркиваю, но идея о том, что локальная нравственность противоречит мировой, является, по-моему, ошибочной. Просто ситуация должна быть многодонной, и приходится проходить сверху донизу или снизу доверху, а иначе, оказывается, жить нельзя. ... И вопрос не в том - локальная она, нравственность, или не локальная, - она просто сегодня не может быть другой. Она должна быть изменчивой и учитывающей особенности ситуации. И такой является как нравственность, так и безнравственность, а вот как вы в этих меняющихся ситуациях будете оставаться нравственными и принципиальными - это каждый раз вопрос, который человек решает лично».