Гартман меняет лошадей
Последний параграф первой, вводной, главы раздела об «основных нравственных ценностях» Гартман заканчивает декларацией о смене способа работы. Дело в том, пишет он, что «здесь приходится иметь дело с трудностью, противоположной той, что имела место в первых группах ценностей. Если там материю (содержание) ценности было определить относительно легко, ценностный же характер порой был труднодоступен естественному ценностному чувствованию, то в случае с нравственными ценностями ценностное чувство в целом срабатывает легко (за некоторыми исключениями, разумеется), материи же постигаются чем далее вверх, тем труднее».
Всякий почти отличит справедливый поступок от несправедливого, щедрый от корыстного и т.д., но точно определить, в чем состоят эти ценности нелегко. И чем выше взбираемся, тем труднее. «В высшей степени так дело обстоит с «благом»: каждый смутно знает, какое ценностное качество имеется в виду, может весьма определенно отличить его от остальных ценностей, но «что»
оно есть по содержанию, знает далеко не каждый».
До сих пор Гартман производил своего рода категориальный анализ. «В случае с нравственными ценностями действовать следует иначе. Не категориальный анализ должен здесь быть путеводной нитью. Существует и историко-эмпирический доступ к пониманию нравственных ценностей - в ценностном содержании позитивных моралей, в разнообразии которых находит отражение значительная часть нравственного многообразия».
Т.е. он, надо понимать возвращается к испытанному способу работы - Аристотеля, Феофраста, Монтеня, Лабрюйера и других моралистов-эмпириков. Любопытно бы, кстати, когда речь пойдет о конкретных ценностях, заглядывать хотя бы в Аристотеля…
«Конечно, такой подход остается фрагментарным по своей сути, как и всякое отталкивание от эмпирически-случайного - и кроме того не работает в случае более всеобщих и более элементарных ценностей (основных нравственных ценностей). Но чем дальше в область конкретного и специального, тем значительней эффект. О завершенности ведь речи и так не идет; задача сводится к тому, чтобы достичь как можно большей широты обзора».
Начинаем.
«В основе всех нравственных ценностей лежит группа основных ценностей, в которой, в свою очередь, центральное место занимает ценность «блага». Кроме того, однозначно к ней принадлежат ценности благородства, полноты и чистоты - а, быть может, и другие, что нельзя решить a priori. Характерно для этих ценностей именно то, что они характеризуют многие весьма дифференцированные способы поведения в целом, а не какое-то специфическое поведение. …
Три другие ценностные группы - их с некоторым историческим правом можно назвать «ценностями добродетелей» - достаточно разобщены. Их единство отнюдь не строго, не необходимо. К первой группе относятся преимущественно ценности античной морали, ко второй - ценности культурного круга христианства; а третью группу образуют те ценности, которые не попали в первые две».
Напоминаю, что в этом видимом синкретизме - «что общего между Афинами и Иерусалимом?» - важная сторона подхода Гартмана: полноте царства ценностей принадлежит всё исторически ценившееся и то, что еще не открылось, а каждая эпоха, каждая традиция высвечивает, выделяет для себя какую-то часть, оставаясь слепа или равнодушна к другому.
Всякий почти отличит справедливый поступок от несправедливого, щедрый от корыстного и т.д., но точно определить, в чем состоят эти ценности нелегко. И чем выше взбираемся, тем труднее. «В высшей степени так дело обстоит с «благом»: каждый смутно знает, какое ценностное качество имеется в виду, может весьма определенно отличить его от остальных ценностей, но «что»
оно есть по содержанию, знает далеко не каждый».
До сих пор Гартман производил своего рода категориальный анализ. «В случае с нравственными ценностями действовать следует иначе. Не категориальный анализ должен здесь быть путеводной нитью. Существует и историко-эмпирический доступ к пониманию нравственных ценностей - в ценностном содержании позитивных моралей, в разнообразии которых находит отражение значительная часть нравственного многообразия».
Т.е. он, надо понимать возвращается к испытанному способу работы - Аристотеля, Феофраста, Монтеня, Лабрюйера и других моралистов-эмпириков. Любопытно бы, кстати, когда речь пойдет о конкретных ценностях, заглядывать хотя бы в Аристотеля…
«Конечно, такой подход остается фрагментарным по своей сути, как и всякое отталкивание от эмпирически-случайного - и кроме того не работает в случае более всеобщих и более элементарных ценностей (основных нравственных ценностей). Но чем дальше в область конкретного и специального, тем значительней эффект. О завершенности ведь речи и так не идет; задача сводится к тому, чтобы достичь как можно большей широты обзора».
Начинаем.
«В основе всех нравственных ценностей лежит группа основных ценностей, в которой, в свою очередь, центральное место занимает ценность «блага». Кроме того, однозначно к ней принадлежат ценности благородства, полноты и чистоты - а, быть может, и другие, что нельзя решить a priori. Характерно для этих ценностей именно то, что они характеризуют многие весьма дифференцированные способы поведения в целом, а не какое-то специфическое поведение. …
Три другие ценностные группы - их с некоторым историческим правом можно назвать «ценностями добродетелей» - достаточно разобщены. Их единство отнюдь не строго, не необходимо. К первой группе относятся преимущественно ценности античной морали, ко второй - ценности культурного круга христианства; а третью группу образуют те ценности, которые не попали в первые две».
Напоминаю, что в этом видимом синкретизме - «что общего между Афинами и Иерусалимом?» - важная сторона подхода Гартмана: полноте царства ценностей принадлежит всё исторически ценившееся и то, что еще не открылось, а каждая эпоха, каждая традиция высвечивает, выделяет для себя какую-то часть, оставаясь слепа или равнодушна к другому.