Гартман: кто больше матери-истории ценен?
Действительно ли пара «целое - индивид» есть антиномия, непримиримое противоречие? Гартман отвечает на этот вопрос так:
«Сама по себе ценностная противоположность целого и индивида не является антиномичной. И та и другая стороны имеют определенное аксиологическое преимущество. Целое - образование большого размаха, ее ценности макрокосмичны; ценности же индивида суть нравственные ценности. Преимущества каждой из сторон имеют разные источники - следовательно, их вполне можно было бы примирить.
Но в этической действительности (в каждой конкретной нравственной ситуации) … каждая (из ценностей) выступает с претензией на решающее значение, стремится подчинить себе другую.
С позиций общества в целом, индивид сам по себе - ничтожное, эфемерное образование; бесчисленное множество себе подобных проходят сквозь жизнь целого.Индивиды существуют ни для чего иного, как только чтобы поддерживать эту «более высокую» жизнь целого, продолжать, развивать ее. От отдельного индивида при этом ничего не зависит. Он есть только материя (материал) более высоких форм. Не индивид, но целое (общество, человечество) является субстратом истории, только его процесс и только его цели имеют историческое значение; индивид же становится исторической величиной, только поскольку он участвует в продвижении этого процесса, каким-либо явным образом эти цели подхватывает, содействует их реализации или даже препятствует таковой. Но тогда получается, что ценность индивида заимствуется у ценности целого, целиком и полностью поддерживается ею. И даже в случае великих личностях индивид существует всегда только ради целого.
Впрочем, безраздельное господство целого идет еще дальше. Общество терпит лишь таких индивидов, которые в своем поведении соответствуют его (общества) целям; ненужных общество изгоняет, клеймит их как преступников, уничтожает их своей ориентированной на жизнь целого юрисдикцией или делает их безопасными. Его суверенные права выступают в отношении индивида как принуждение, как ограничение свободы действий, индивид же покоряется этому приказу; он даже предвосхищает приказ, заменяя его добровольным подчинением «высшим» целям целого. Одновременно он признает тем самым подчинение своей ценности ценностям общества».
Вот так раскрутив и продемонстрировав мощь одного из полюсов, Г. начинает движение к балансу:
«Такая публично санкционируемая ценностная установка - в общем, пожалуй, естественная для всех неразвитых народов - находит свое выражение в популярных метафизических теориях, согласно которым, разделение человечества на отдельные существа вообще вторично, индивидуация (merismos) - состояние несовершенства, и человеку не вменяется более высокого предназначения, нежели возврат в общую субстанцию путем отдачи себя “целому”.
Этой восходящей к доисторически-патриархальным временам этике рода, народа, социума пробуждающееся самосознание индивида возражает просто: как я могу взяться за реализацию целей, которые не являются моими?Они должны быть, по крайней мере, одновременно и моими целями. Ставить и преследовать цели может только индивид; но он может это только в том случае, если он в них заинтересован, видит в них ценность для себя. Общество, таким образом, должно уважать цели индивида, быть устроено так, чтобы выступать очевидным средством для достижения этих целей. Отдельный человек не будет отрицать общество, только если он видит себя в нем положительно.
И это подтверждается историей. Ни одно общественное целое не может сохраниться, если оно не укоренено в общих интересах отдельных людей. Но тогда тезис переворачивается: не индивид ради целого, но целое ради индивида. Целое, общество есть не что иное, как modus vivendi человека; ибо порядок, совокупная структура совместной жизни нужна именно индивиду для поддержания его частной жизни. Но без этой частной жизни и без самоценности индивида общество было бы бессмысленно.
Подобный индивидуализм достигает апогея в том, что индивид приписывает себе право судить о ценности и экзистенциальной оправданности существования общества точно так же бесцеремонно, как общество приписывает себе право судить о ценности и экзистенциальной оправданности индивида. И как целое терпело лишь годных для себя индивидов, так теперь индивид терпит только общество, которое годится для него по структуре и тенденциям. Бесполезное целое он отвергает, оспаривает, уничтожает своим сопротивлением. Общество для него - исключительно средство для его жизни и для достижения его целей».
Вот это-то нам, в России очень хорошо знакомо: отвержение индивидами и их группами общества в форме революции или эмиграции («пора валить»). По Гартману, чтобы такого не было, общество должно не только требовать от индивида, но и служить ему, его интересам. Но остается вопрос: в этом плане включает ли он в число интересов интерес реализовать такую высокую индивидуальною ценность, как самопожертвование?
Ну и немного о таком особом случае, как великие:
«Человеческое величие никогда не связано с числом, но всегда и необходимо есть дело отдельных людей. Восприятие великих индивидов в смысле их ценности для целого неизбежно недооценивает того выдающегося, выходящего за пределы общности, что есть в нравственном величии. И абсурдно полагать, что великие существуют только ради маленьких и ничтожных и должны подчинять свои стремления сводиться их общим приземленным целям. (А если сказать несколько иначе: не целям, но благу?). Возвышение великих над толпой является именно аксиологическим, т. е. может пониматься только в смысле более высоких ценностных критериев, нежели общие. Скорее, именно великие индивиды придают жизни общества свет и блеск, делают его причастным слою более высоких ценностей, нежели ценности других отдельных людей или даже общества в целом. Именно в них живет значимое и только ради них достигает значимости и общество. Ведь даже исторически их образ продолжает жить, даже если общества уже давно нет. Ради них, стало быть, если выражаться аксиологически, существует целое. Не у целого заимствована их ценность, но у них заимствована ценность целого». (332-334)
Т.е., например, не Пушкин для русских, а русские для Пушкина…
«Сама по себе ценностная противоположность целого и индивида не является антиномичной. И та и другая стороны имеют определенное аксиологическое преимущество. Целое - образование большого размаха, ее ценности макрокосмичны; ценности же индивида суть нравственные ценности. Преимущества каждой из сторон имеют разные источники - следовательно, их вполне можно было бы примирить.
Но в этической действительности (в каждой конкретной нравственной ситуации) … каждая (из ценностей) выступает с претензией на решающее значение, стремится подчинить себе другую.
С позиций общества в целом, индивид сам по себе - ничтожное, эфемерное образование; бесчисленное множество себе подобных проходят сквозь жизнь целого.Индивиды существуют ни для чего иного, как только чтобы поддерживать эту «более высокую» жизнь целого, продолжать, развивать ее. От отдельного индивида при этом ничего не зависит. Он есть только материя (материал) более высоких форм. Не индивид, но целое (общество, человечество) является субстратом истории, только его процесс и только его цели имеют историческое значение; индивид же становится исторической величиной, только поскольку он участвует в продвижении этого процесса, каким-либо явным образом эти цели подхватывает, содействует их реализации или даже препятствует таковой. Но тогда получается, что ценность индивида заимствуется у ценности целого, целиком и полностью поддерживается ею. И даже в случае великих личностях индивид существует всегда только ради целого.
Впрочем, безраздельное господство целого идет еще дальше. Общество терпит лишь таких индивидов, которые в своем поведении соответствуют его (общества) целям; ненужных общество изгоняет, клеймит их как преступников, уничтожает их своей ориентированной на жизнь целого юрисдикцией или делает их безопасными. Его суверенные права выступают в отношении индивида как принуждение, как ограничение свободы действий, индивид же покоряется этому приказу; он даже предвосхищает приказ, заменяя его добровольным подчинением «высшим» целям целого. Одновременно он признает тем самым подчинение своей ценности ценностям общества».
Вот так раскрутив и продемонстрировав мощь одного из полюсов, Г. начинает движение к балансу:
«Такая публично санкционируемая ценностная установка - в общем, пожалуй, естественная для всех неразвитых народов - находит свое выражение в популярных метафизических теориях, согласно которым, разделение человечества на отдельные существа вообще вторично, индивидуация (merismos) - состояние несовершенства, и человеку не вменяется более высокого предназначения, нежели возврат в общую субстанцию путем отдачи себя “целому”.
Этой восходящей к доисторически-патриархальным временам этике рода, народа, социума пробуждающееся самосознание индивида возражает просто: как я могу взяться за реализацию целей, которые не являются моими?Они должны быть, по крайней мере, одновременно и моими целями. Ставить и преследовать цели может только индивид; но он может это только в том случае, если он в них заинтересован, видит в них ценность для себя. Общество, таким образом, должно уважать цели индивида, быть устроено так, чтобы выступать очевидным средством для достижения этих целей. Отдельный человек не будет отрицать общество, только если он видит себя в нем положительно.
И это подтверждается историей. Ни одно общественное целое не может сохраниться, если оно не укоренено в общих интересах отдельных людей. Но тогда тезис переворачивается: не индивид ради целого, но целое ради индивида. Целое, общество есть не что иное, как modus vivendi человека; ибо порядок, совокупная структура совместной жизни нужна именно индивиду для поддержания его частной жизни. Но без этой частной жизни и без самоценности индивида общество было бы бессмысленно.
Подобный индивидуализм достигает апогея в том, что индивид приписывает себе право судить о ценности и экзистенциальной оправданности существования общества точно так же бесцеремонно, как общество приписывает себе право судить о ценности и экзистенциальной оправданности индивида. И как целое терпело лишь годных для себя индивидов, так теперь индивид терпит только общество, которое годится для него по структуре и тенденциям. Бесполезное целое он отвергает, оспаривает, уничтожает своим сопротивлением. Общество для него - исключительно средство для его жизни и для достижения его целей».
Вот это-то нам, в России очень хорошо знакомо: отвержение индивидами и их группами общества в форме революции или эмиграции («пора валить»). По Гартману, чтобы такого не было, общество должно не только требовать от индивида, но и служить ему, его интересам. Но остается вопрос: в этом плане включает ли он в число интересов интерес реализовать такую высокую индивидуальною ценность, как самопожертвование?
Ну и немного о таком особом случае, как великие:
«Человеческое величие никогда не связано с числом, но всегда и необходимо есть дело отдельных людей. Восприятие великих индивидов в смысле их ценности для целого неизбежно недооценивает того выдающегося, выходящего за пределы общности, что есть в нравственном величии. И абсурдно полагать, что великие существуют только ради маленьких и ничтожных и должны подчинять свои стремления сводиться их общим приземленным целям. (А если сказать несколько иначе: не целям, но благу?). Возвышение великих над толпой является именно аксиологическим, т. е. может пониматься только в смысле более высоких ценностных критериев, нежели общие. Скорее, именно великие индивиды придают жизни общества свет и блеск, делают его причастным слою более высоких ценностей, нежели ценности других отдельных людей или даже общества в целом. Именно в них живет значимое и только ради них достигает значимости и общество. Ведь даже исторически их образ продолжает жить, даже если общества уже давно нет. Ради них, стало быть, если выражаться аксиологически, существует целое. Не у целого заимствована их ценность, но у них заимствована ценность целого». (332-334)
Т.е., например, не Пушкин для русских, а русские для Пушкина…