Гартман о количестве и качестве
Для дальнейшего рассуждения понадобилось поработать с категориями.
Мы в обыденной речи часто не различаем то, что различает язык: все и всё, всеобщее и целое. Но для тонкой работы, которую делает Гартман такое смешение недопустимо:
«Материально (содержательно, морфологически) ценностной противоположности всеобщности и индивидуальности родственна, и тем не менее в основе своей совершенно отлична и самостоятельна противоположность целокупности (целого) и индивида. …
Что всеобщность не может существовать без целокупности случаев, - это аналитическое утверждение («целое» входит в определение понятия «всё»). Что целокупность случаев, со своей стороны, предполагает всеобщность по крайней мере одного признака, который вообще только и характеризует эти случаи как совпадающие, столь же очевидно, хотя и не является аналитическим утверждением. Стало быть, в этом смысле всеобщность и целокупность необходимо «сходятся». Но только в этом смысле. Помимо этого они означают разное и выступают отдельно друг от друга. Всеобщность есть сплошная однородность случаев, целокупность же есть их объединение в более крупное единство. Первое - качественное совпадение без учета конкретного бытийного контекста случаев; второе - количественное-нумерическое соединение случаев в их конкретном бытийном отношении без учета подобия и неподобия, и даже вопреки неподобию. Целокупность есть конкретный охват, не компаративное, но схватывающее единство, более высокое целое, интеграл случая; в него вовлечены в том числе и особенность и индивидуальность случаев. Тотальности не нужно отбрасывать неоднородность как таковую, многообразие также ей принадлежит».
Это станет еще очевиднее, если вспомнить, что всякое целое (целокупность) может быть рассмотрена как «случай более высокого порядка». При этом она «обнаруживает не всеобщность, но нумерическую единичность и качественную уникальность. Ибо она есть то же самое образование, в сущности которого заключено не иметь наряду с собой ничего подобного. Едва таковое появляется, категориальный смысл целокупности перемещается с нее на единство ее и этого подобного. Целокупность, понимаемая строго, есть единственное в себе, большое единственное число, которое обобщить невозможно».
Здесь - проблема целого, которое во всех практических случаях относительно, одно в ряду других «целых». Интенция охватить мыслью «всё», веками мотивировавшая философов, может быть оправдана только в качестве идеала как ориентира. (В качестве экзотического примера можно припомнить книгу С.М.Половинкина «Всё»).
Но это различие справедливо и на другом полюсе антиномий:
«Доподлинно известно, что индивидуальность всегда существует лишь в некоем индивиде, предполагает его (Петр отличается от Павла своими характеристиками)…. Это аналитическое утверждение. Столь же очевидно, хотя и не является аналитическим следствием из данного понятия, что индивид необходимо должен обладать хотя бы минимумом индивидуальности, будь это только единичность его места в пространстве и времени. Индивидуальным в этом стертом смысле является в конечном счете все действительное вплоть до ничтожнейшей вещи или события.
Но индивид и индивидуальность совпадают только в этом смысле и только в том, на что этот смысл распространяется. В остальном они обозначают совершенно разное. Индивидуальное есть уникальность случая; индивид же и представляет собой такой случай, независимо от того, подобен он или неподобен другим случаям. Индивид остается индивидом, даже если качественно он может быть сведен к всеобщему. Его голая категориальная “этость” индифферентна как к однообразию и схематизму всеобщего, так и к высоте качественной индивидуации. Индивид есть противоположность не всеобщему, но целокупности, есть нумерическое одно, отдельное существо как таковое. Он - то же самое онтологически единственное число, собственная сущность которого не то чтобы исключает множественное число (в отличие от собственной сущности целокупности), но, пожалуй, остается вечно противоположной множественному числу как таковому. Этому не противоречит тот факт, что индивид выступает наряду с другими индивидами, и что всякая реальная множественность необходимо есть множественность индивидов. Другие индивиды - не повторения одного, но такие же первоначальные отдельные существа, такие же сущностно единичные образования. Их множественность нагляднее всего доказывает, что индивидуальное бытие не означает индивидуальности, то есть уникальности. Потому что именно это индивидуальное бытие как таковое является общим для всех, их принципиальной однородностью, их всеобщим.
Так возникает парадокс, выражающийся в том, что целокупность как таковая есть в строгом смысле единственное и индивидуальное, индивид же как таковой - в строгом смысле всеобщее и индифферентен ко всякой содержательной индивидуации. Это радикально отличает количественное соотношение от качественного». (328-329)
Мы в обыденной речи часто не различаем то, что различает язык: все и всё, всеобщее и целое. Но для тонкой работы, которую делает Гартман такое смешение недопустимо:
«Материально (содержательно, морфологически) ценностной противоположности всеобщности и индивидуальности родственна, и тем не менее в основе своей совершенно отлична и самостоятельна противоположность целокупности (целого) и индивида. …
Что всеобщность не может существовать без целокупности случаев, - это аналитическое утверждение («целое» входит в определение понятия «всё»). Что целокупность случаев, со своей стороны, предполагает всеобщность по крайней мере одного признака, который вообще только и характеризует эти случаи как совпадающие, столь же очевидно, хотя и не является аналитическим утверждением. Стало быть, в этом смысле всеобщность и целокупность необходимо «сходятся». Но только в этом смысле. Помимо этого они означают разное и выступают отдельно друг от друга. Всеобщность есть сплошная однородность случаев, целокупность же есть их объединение в более крупное единство. Первое - качественное совпадение без учета конкретного бытийного контекста случаев; второе - количественное-нумерическое соединение случаев в их конкретном бытийном отношении без учета подобия и неподобия, и даже вопреки неподобию. Целокупность есть конкретный охват, не компаративное, но схватывающее единство, более высокое целое, интеграл случая; в него вовлечены в том числе и особенность и индивидуальность случаев. Тотальности не нужно отбрасывать неоднородность как таковую, многообразие также ей принадлежит».
Это станет еще очевиднее, если вспомнить, что всякое целое (целокупность) может быть рассмотрена как «случай более высокого порядка». При этом она «обнаруживает не всеобщность, но нумерическую единичность и качественную уникальность. Ибо она есть то же самое образование, в сущности которого заключено не иметь наряду с собой ничего подобного. Едва таковое появляется, категориальный смысл целокупности перемещается с нее на единство ее и этого подобного. Целокупность, понимаемая строго, есть единственное в себе, большое единственное число, которое обобщить невозможно».
Здесь - проблема целого, которое во всех практических случаях относительно, одно в ряду других «целых». Интенция охватить мыслью «всё», веками мотивировавшая философов, может быть оправдана только в качестве идеала как ориентира. (В качестве экзотического примера можно припомнить книгу С.М.Половинкина «Всё»).
Но это различие справедливо и на другом полюсе антиномий:
«Доподлинно известно, что индивидуальность всегда существует лишь в некоем индивиде, предполагает его (Петр отличается от Павла своими характеристиками)…. Это аналитическое утверждение. Столь же очевидно, хотя и не является аналитическим следствием из данного понятия, что индивид необходимо должен обладать хотя бы минимумом индивидуальности, будь это только единичность его места в пространстве и времени. Индивидуальным в этом стертом смысле является в конечном счете все действительное вплоть до ничтожнейшей вещи или события.
Но индивид и индивидуальность совпадают только в этом смысле и только в том, на что этот смысл распространяется. В остальном они обозначают совершенно разное. Индивидуальное есть уникальность случая; индивид же и представляет собой такой случай, независимо от того, подобен он или неподобен другим случаям. Индивид остается индивидом, даже если качественно он может быть сведен к всеобщему. Его голая категориальная “этость” индифферентна как к однообразию и схематизму всеобщего, так и к высоте качественной индивидуации. Индивид есть противоположность не всеобщему, но целокупности, есть нумерическое одно, отдельное существо как таковое. Он - то же самое онтологически единственное число, собственная сущность которого не то чтобы исключает множественное число (в отличие от собственной сущности целокупности), но, пожалуй, остается вечно противоположной множественному числу как таковому. Этому не противоречит тот факт, что индивид выступает наряду с другими индивидами, и что всякая реальная множественность необходимо есть множественность индивидов. Другие индивиды - не повторения одного, но такие же первоначальные отдельные существа, такие же сущностно единичные образования. Их множественность нагляднее всего доказывает, что индивидуальное бытие не означает индивидуальности, то есть уникальности. Потому что именно это индивидуальное бытие как таковое является общим для всех, их принципиальной однородностью, их всеобщим.
Так возникает парадокс, выражающийся в том, что целокупность как таковая есть в строгом смысле единственное и индивидуальное, индивид же как таковой - в строгом смысле всеобщее и индифферентен ко всякой содержательной индивидуации. Это радикально отличает количественное соотношение от качественного». (328-329)