Письмо о гуманизме 2
Корреспондент спрашивает Х.: Как вернуть смысл слову «гуманизм»? А надо ли сохранять это слово? - отвечает Х. Зачем? Какая за ним потребность. И сам же отвечает: за этим стоит забота о том, чтобы человек стал человечным. Человечности противостоит бес-человечность, «негуманность», т.е. отпадение от своей сущности.
Х. отдает должное той заботе, которая породила исторический гуманизм.
Исторический гуманизм - это «культивирование человечности», studium humanitatis, неким определенным образом обращающееся к античности - греческой через римскую (латинская humanitas - перевод-осмысление греческой paideia) и потому превращающееся так или иначе в реанимацию греческого мира (так вплоть до немецкого гуманизма XVIII века - Винкельман, Гёте, Шиллер). Если же люди понимают под гуманизмом вообще озабоченность тем, чтобы человек освободился для собственной человечности и обрел в ней свое достоинство, то, смотря по трактовке «свободы» и «природы» человека, гуманизм окажется разным. Различаются и пути к его реализации. В этом ряду Х. первым называет Маркса. Христианство «в названном широком смысле тоже гуманизм, поскольку согласно его учению все сводится к спасению души (salus aeterna, вечное спасение) человека и история человечества развертывается в рамках истории спасения».
Дальше звучит ключевое слово: метафизика. Все версии гуманизма сходятся на том, что humanitas искомого homo humanus определяется на фоне какого-то уже утвердившегося истолкования природы, истории, мира, мироосновы (Weltgrundes), т. е. сущего в целом. Всякий гуманизм или основан на определенной метафизике, или сам себя делает основой для таковой.
Все виды гуманизма, от Рима до современности, предполагают максимально обобщенную «сущность» человека как нечто самопонятное. Человек считается «разумным живым существом», animal rationale (латинский перевод греческого zoon logon echon).
В этой точке и начинаются вопросы Х. Эта дефиниция не ошибочна. Но она обусловлена метафизикой. Ее сущностный источник (Wesensherkunft), а не только предел ее применимости поставлен в «Бытии и времени» под вопрос (frag-würdig geworden, т.е. стал подлежащим вопрошанию).
Почему «не ошибочна», если «поставлена под вопрос», усомнена? Это далее развивается в теме историзма, места и значения предшествовавших усилий мысли.
В то же время речь не только об ограниченности метафизического гуманизма («предел применимости»), а о более важном, о «сущностном источнике», о том, кого и что слушает мыслитель. Метафизика, конечно, представляет сущее (Seiende) в его бытии и тем самым продумывает бытие сущего. Однако она не задумывается о различии того и другого. Метафизика не задается вопросом об истине самого бытия. Она поэтому никогда не спрашивает и о том, в каком смысле существо человека принадлежит истине бытия. Метафизика не только никогда до сих пор не ставила этого вопроса. Сам такой вопрос метафизике как метафизике недоступен. Бытие все еще ждет, пока Оно само станет делом человеческой мысли.
В последнем предложении - находка Бибибихина. По-немецки: Noch wartet das Sein, daß Es selbst dem Menschen werde; denkwürdig (букв. достойное, подлежащее мысли) переведено как «дело мысли».
Речь, таким образом, идет о возвращении к сути дела.
Х. отдает должное той заботе, которая породила исторический гуманизм.
Исторический гуманизм - это «культивирование человечности», studium humanitatis, неким определенным образом обращающееся к античности - греческой через римскую (латинская humanitas - перевод-осмысление греческой paideia) и потому превращающееся так или иначе в реанимацию греческого мира (так вплоть до немецкого гуманизма XVIII века - Винкельман, Гёте, Шиллер). Если же люди понимают под гуманизмом вообще озабоченность тем, чтобы человек освободился для собственной человечности и обрел в ней свое достоинство, то, смотря по трактовке «свободы» и «природы» человека, гуманизм окажется разным. Различаются и пути к его реализации. В этом ряду Х. первым называет Маркса. Христианство «в названном широком смысле тоже гуманизм, поскольку согласно его учению все сводится к спасению души (salus aeterna, вечное спасение) человека и история человечества развертывается в рамках истории спасения».
Дальше звучит ключевое слово: метафизика. Все версии гуманизма сходятся на том, что humanitas искомого homo humanus определяется на фоне какого-то уже утвердившегося истолкования природы, истории, мира, мироосновы (Weltgrundes), т. е. сущего в целом. Всякий гуманизм или основан на определенной метафизике, или сам себя делает основой для таковой.
Все виды гуманизма, от Рима до современности, предполагают максимально обобщенную «сущность» человека как нечто самопонятное. Человек считается «разумным живым существом», animal rationale (латинский перевод греческого zoon logon echon).
В этой точке и начинаются вопросы Х. Эта дефиниция не ошибочна. Но она обусловлена метафизикой. Ее сущностный источник (Wesensherkunft), а не только предел ее применимости поставлен в «Бытии и времени» под вопрос (frag-würdig geworden, т.е. стал подлежащим вопрошанию).
Почему «не ошибочна», если «поставлена под вопрос», усомнена? Это далее развивается в теме историзма, места и значения предшествовавших усилий мысли.
В то же время речь не только об ограниченности метафизического гуманизма («предел применимости»), а о более важном, о «сущностном источнике», о том, кого и что слушает мыслитель. Метафизика, конечно, представляет сущее (Seiende) в его бытии и тем самым продумывает бытие сущего. Однако она не задумывается о различии того и другого. Метафизика не задается вопросом об истине самого бытия. Она поэтому никогда не спрашивает и о том, в каком смысле существо человека принадлежит истине бытия. Метафизика не только никогда до сих пор не ставила этого вопроса. Сам такой вопрос метафизике как метафизике недоступен. Бытие все еще ждет, пока Оно само станет делом человеческой мысли.
В последнем предложении - находка Бибибихина. По-немецки: Noch wartet das Sein, daß Es selbst dem Menschen werde; denkwürdig (букв. достойное, подлежащее мысли) переведено как «дело мысли».
Речь, таким образом, идет о возвращении к сути дела.