Идеальный объект по О.И.Генисаретскому
Это уже не совсем "рабочий перерыв" - возвращаемся к тексту ОГ, хотя и не ктому, на котором я застрял.
Помещаю, как всегда со своими комментариями и вопросами, один из серии докладов, сделанных ОГ на семинаре «Культура и социальная методология», который он вел в Институте международного рабочего движения, где тогда работал. Время - сентябрь 1971 года.
Сохранившийся текст начинается с выступления участницы семинара В.И.Постоваловой (видимо, фрагмента), на которое ОГ в дальнейшем ссылается.
В.И.Постовалова. Идеальный объект рассматривается в теории деятельности в нескольких ситуациях.
Ситуация первая - идеальный объект в структуре науки.
Машина науки состоит из нескольких блоков, заполненных знаниями: блока онтологии, блока моделей, блока фактов и т.д. Блоки задаются списком и определяются функционально по отношению друг к другу (морфологического определения обычно не дается). В ходе специального методологического анализа знания извлекаются из блоков и сопоставляются. В каждом знании различают логическую, или знаковую, форму и объективное содержание знания; в объективном содержании знания (α) выделяют объект (А), который сам может стать объектом (В) знания (β). Г.П.Щедровицкий называет этот процесс структурированием объекта по материалу: действительно, имеется объект, внутри него разбирается его материальная структура, извлекается содержание и вынимается объект, который становится объектом рассмотрения. При использовании одних и тех же средств и языка это может повториться несколько раз. Относительно объекта (А), извлеченного из знания (α), получают новое знание - метазнание (β), из которого вновь извлекается объект (В) и он делается объектом нового рассмотрения; получают метаметазнание (γ) об объекте (В), из этого знания, в свою очередь, можно извлечь его объект (С) и т.д.
Таким образом, в рассуждении все время меняется объект, происходит движение от А к В и С. Между объектами А, В, С существует особое отношение: они вкладываются друг в друга, как матрешки.
Логик должен обосновать, сделать закономерной эту связку объектов, для этого ему нужно собрать воедино разные меняющиеся объекты в одну плоскость - в онтологию. На определенном этапе рассуждения у него должна быть типология объектов (независимых от его шагов анализа). Обнаруживается, что часть объектов устроена совершенно иначе, живет другой жизнью, чем остальные из сопоставляемых объектов. Одни из рассматриваемых объектов называют идеальными, а другие реальными (или объектами практики).
Ситуация вторая. Имеется эмпирическая познавательная реальность - реальность практики. В ней вычленяются (даны) эмпирические (реальные) объекты: единичные или группы единичных эмпирических объектов. Одной и той же эмпирической реальности может соответствовать несколько различных наук (например, вода изучается физикой, химией, геологией, медициной и т.д.).
Каждая наука формирует свой особый предмет изучения. Предмет науки, как утверждается в методологии, представляет собой некоторую связку, на одном конце которой - объектные конструкции, на другом - фиксирующие их знания. Сами объектные конструкции, развертываемые внутри научных предметов, не могут быть отдельными эмпирическими объектами (или их связками), они должны быть обязательно абстрактными структурами, поскольку в противном случае научные знания не смогут обеспечить успех разнообразной и постоянно изменяющейся практики.
Эти требования к объекту научного знания реализуются путем выделения и создания внутри предметов науки особых абстрактных, или идеальных объектов, отличных от единичных эмпирических объектов.
Идеальный объект науки - некая конструкция, в которой объединяется небольшая группа свойств из всего множества свойств эмпирической реальности, описываемой данным предметом. Идеальная конструкция учитывает и объясняет лишь некоторые из тех свойств, которые наблюдаются у объектов эмпирической реальности.
Идеальные объекты науки внутри предмета образуют особую «идеальную действительность», которой приписывают внутренние механизмы и закономерности развертывания, а также общие и естественные законы жизни. Собственно теоретической наука может считаться тогда, когда в ней построена «идеальная действительность».
На идеальных объектах начинает развертываться специально организованная познавательная деятельность:
1) эти объекты изучаются и описываются в знаниях,
2) они непрерывно расширяются и конструируются дальше средствами науки в ее рамках, в результате чего возникают обобщенные идеальные объекты.
О.И.Генисаретский. Сначала два замечания относительно общего порядка обсуждения подобных вопросов и особенного этого.
Первое замечание. У обсуждаемого сегодня вопроса об идеальном объекте есть часть, с одной стороны, необходимая для понимания существа дела и, с другой стороны, недопустимая для включения ее в обсуждение. А именно, это - теоретико-познавательная ориентация и знание о том, что представляет собой познающая функция мышления. Все время повторяются ссылки на ту или иную реальность, в частности, на эмпирическую реальность. Действительно, для понимания того, что такое идеальный и эмпирический объект, нужно свободно ориентироваться в разнообразии теоретико-познавательных установок. Но мы не должны обсуждать здесь теоретико-познавательную проблему и обосновывать выбор той или иной установки. Для методологической работы нужно иметь познавательную установку наготове и можно лишь рефлектировать ее требования, но нельзя допускать ее смены во время работы. В теоретическом отношении проблема познавательная гораздо сложнее проблемы методологической, ибо последняя - это, по сути своей, техническая проблема. И нам нужно освоить ее именно в этом техническом качестве. Поскольку методология есть технология мышления, теоретико-познавательная ориентация предполагается данной. Нужно либо исходить из некоторого собственного понимания того, как возможно познание, либо примыкать к какому-либо традиционному пониманию. После этого можно определять те методологические действия, те структуры мышления (или науки), с помощью которых эта выбранная познающая функция выполняется. При определении таких частных методологических конструкций, как идеальный объект, понятие или модель целесообразно считать познавательную установку фиксированной, постоянной. Если же нет собственного понимания и взаимопонимания по теоретико-познавательным вопросам, тогда нужно предварительно обсуждать тему о познании, т.е. что такое познающая функция мышления. Обсуждая этот вопрос далее, я буду исходить из того, что познавательная установка как особый способ мысли нами принята.
[[Как я понял, утверждается неустранимость некоторой «познавательной установки» в качестве базовой предпосылки всякой мыслительной (в т.ч. методологической) работы; она принимается как очевидность и не подлежит обсуждению и выбору, но требуется рефлексия предъявляемых ею требований. Предполагается некая типология познавательных установок, но она не приводится]].
Второе замечание. Начало выступления В.Постоваловой [[видимо, о месте идеального объекта в структуре научного предмета]] мне понравилось более, чем его продолжение. Действительно, обсуждать вопрос об отдельных методологических понятиях нельзя без постоянного понимания того, что такое структура науки, поскольку, говоря об идеальном объекте, непрерывно приходится говорить о знании, об эмпирическом материале, о модели и т.д., которые друг от друга не независимы, но, в силу функциональных связей разных блоков, взаимно определены. Однако, чтобы не было порочного круга (обсуждать структуру науки тоже нельзя, не обсуждая наполнение каждого блока), необходимо, опять-таки предварительно, ориентироваться на какое-то фиксированное представление - хотя бы о составе элементов структуры науки - и тогда, соответственно, обсуждая вопрос о том, что такое идеальный объект, обязательно говорить о том, как он относится к каждому из этих блоков или, во всяком случае к релевантному ему блоку. Это упорядочит обсуждение методологических вопросов. Если обсуждается что-то из одного блока, то обязательно должно обсуждаться его отношение к другим. Тогда в результате «прохождения» по всем блокам сложится действительное методологическое понимание.
Теперь необходимо сказать о познавательной установке. Обычно ее задают через бинарное отношение объекта к чему-нибудь другому: либо через отношение объекта и субъекта, либо через отношение объекта и знания, либо через отношение объекта и деятельности, либо через отношение объекта и предмета. Всегда предполагается как предпосылка наличие объекта, который не зависит в своем существовании от второго члена отношения. То, что называется объектом, предполагается всегда постоянным, а переменным и зависимым от него в гносеологическом смысле считается второй член.
Теперь я скажу о той ситуации, где возникает необходимость говорить об идеальном объекте, где он появляется. Нужно сразу обозначить парадокс, из которого никакого абсолютного выхода быть не может, а есть определенные способы разрешения, принятые в культуре мышления. Этот парадокс связан внутри познавательной установки с проблемой объективности знания (или его истинности). Его можно задать таким образом. В силу принципиальной относительности представления об объекте (коль скоро он связан с чем-то другим), утверждается, с одной стороны, что наши знания об объекте всегда предметно опосредованы, а, с другой стороны, что объект, по определению, должен быть независимым от предмета и от предметной деятельности. Предмет опосредует, а объект должен быть дан непосредственно. То или иное понимание объективности должно сразу удовлетворить этим двум, казалось бы, взаимно исключающим и противоречащим утверждениям. Такая методологема как идеальный объект есть один из способов, возникший вначале в недрах натурфилософии, а потом преимущественно в естественно-научной мысли, каким мышление во внутренней своей структуре, в методологической структуре пытается гарантировать объективность знания и контролировать свои предметные мыслительные процедуры.
Приходится обращаться к этой познавательной установке в таком тривиальном виде, потому что в противном случае знак «объект» в термине «идеальный объект» становится совершенно необязательным. Если мы себя никак не связываем обязательствами познавательной установки, а мыслим дело как-то по-другому, например, проектно или культурологически (проектно, т.е. считая, что основная функция мышления - проектирование и творчество, а культурологически - считая основной функцией мышления реализацию наличных культурных ценностей, а не открытие каких-то объектов), т.е. если мы заняты не познанием, а чем-то другим, и не движимы познавательной установкой, то термин «объект» лучше из «идеального объекта» выкинуть, и очень часто так и делается. Когда говорится об «идеальном объекте», «абстрактных объектах», «абстракциях», разного рода «идеализациях», о «моделях», то подтермин «объект» не употребляется, его и не нужно употреблять, а содержание этих терминов остается тем же самым. При употреблении терминов «схема» или «структура» терминологическая связь с познавательной ситуацией утрачивается, в то время как в термине «идеальный объект» есть еще что-то вроде этимологической связи с бывшей когда-то теоретико-познавательной ориентацией.
[[Здесь ОГ вроде бы отступает от методологической практики, где вполне приняты термины «объект оперирования», «проектируемый объект» и т.д. Основанием для него служит предшествующая философская традиция, в которой господствовала познавательная установка, действительно мыслившая объект как независимый от деятельности человека, т.е. никак не порождаемый деятельностью]].
Далее я буду говорить об идеальном объекте, имея в виду его объектность, статус объекта. Идеально-объектная ориентация возникла в регионе греческой философии и, по-видимому, первым идеальным объектом была фалесовская «вода», которую он утвердил в качестве первоосновы всего сущего. Обязательным признаком, который с тех пор сохранился за объектом и термином «объект» является, по-видимому, его представимость или наглядность. Представимость - в том, что он есть нечто, противопоставимое сознанию, что можно каким-то способом созерцать, наблюдать, описывать и с ним что-то делать так же, как это делалось когда-то с эмпирическими объектами, действительно физически противопоставляемыми человеку.
А.Ф.Лосев писал о пластичности, скульптурности греческого мышления, имея в виду, что все, даже самые абстрактные платоновские идеи были все-таки художественно-пластичными и наглядными. Этот признак противопоставимости и наглядности сохраняется за идеальным объектом до сих пор. В этом смысле даже такой наиабстрактнейший объект как точка сохраняет в себе признак наглядности, поскольку он семиотически может быть выражен в виде бумажной точки; либо мы сохраняем достоверность того, что мы наблюдаем, когда представляем себе сокращение в размерах какого-то объекта.
[[Т.е., с одной стороны, представимость, зримость идеального объекта оборачивается такой формой истинности, как очевидность, с другой - таким коммуникативным свойством, как изобразимость, наглядность.
Непонятно, пожалуй, почему это неприменимо к объекту проектирования, который вполне вообразим и изобразим]].
В качестве наглядных идеальных объектов выступают всевозможные кентавры и русалки, которые изобразимы, хотя они и не существуют на самом деле. Признак пластичности и наглядности у идеального объекта отличает этот способ достижения объективности от других. Например, возьмем такой логический способ достижения истинности как контроль знаний через их непротиворечивость. Непротиворечивость знаний (или какой-то другой формальный критерий) считается критерием существования объекта и, соответственно, гарантией того, что знание истинно. Когда мы в какой-то аксиоматической системе доказали непротиворечивость, мы никакого представления об объекте, никакой наглядности, пусть даже очень абстрактной, совершенно не имеем; а имеем лишь те же самые значки, те же самые аксиомы и правила вывода; но нет никакого объекта - ничего такого, ориентируясь в пластической целостности которого, мы могли бы наблюдать, описывать.
Так же и в случае эмпирической ориентации. Если поставлен эксперимент и создана контролируемая ситуация, при которой мы можем предсказать поведение объекта и его реакцию на наши стимулы, если его поведение контролируемо по тем условиям, которые мы создаем, то и здесь мы тоже ведь никакого пластического представления не получаем. И феноменологический критерий очевидности и достоверности знания точно так же не дает нам никакого представления об объекте. Напротив, в той методологической традиции, о которой мы сейчас говорим, за термином идеальный объект сохранилось требование представимости, наглядности и пластичности. Это справедливо даже для таких абстрактных категорий, каковыми являются категории системного подхода (структура, процесс или функция и т.д.). Когда, например, структуру объекта изображают в виде блок-схемы, графа или рисунков, где есть шарики с пружинками [[предложенное ГП наглядное изображение связей в отличие от отношений]], то делают это для наглядности представления структурных свойств этого объекта. Сам объект при этом может быть принципиально не наблюдаемым: структура науки, социальная структура или структура языка ведь не наблюдаемы. Но идеальный объект, соответствующий этим объектам знания, делается наблюдаемым. Мне могут возразить, что эта наблюдаемость относится только к плану выражения идеального объекта. Пусть так, но ведь объективное содержание знака зависит от свойств выражающей его знаковой формы. В идеальном объекте свойство наглядности особым образом относится к самому объекту изучения, а именно, пластичность понимается сознанием как целостность объекта.
[[Т.е. о форме можно говорить только применительно к чему-то (объекту) целостному]].
Даже в методологических схемах, изображающих кооперацию, Г.П.Щедровицкий не хочет отказаться от нарисованных человечков, которые, по сути дела, ему не нужны. Это очень яркий пример пластического употребления идеального объекта.
Ясно, что наглядность идеального объекта какого-то особого рода, что это не просто визуальная наблюдаемость практически предметных вещей.
Мы смотрим на стул, стоящий перед нами, и видим его, то есть фиксируем визуальный образ стула. Мы можем представить себе стул - по воспоминанию или воображению - и при этом так же фиксируем образ. В ситуации прямого визуального наблюдения перед нами есть вещь, не зависящая от акта наблюдения. Семиотически прямое наблюдение близко ситуации обозначения. Образ изображает вещь, и это значит, что он ее обозначает. Вещь - денотат образа.
Но образ, как единица сознания, может использоваться не только в функции обозначения, но и в функции означения (выражения смысла, понятия). Такая образность имеет место при использовании наглядных идеальных объектов.
В рисунке с кружочками и палочками, изображающем структуру объекта, важно не то, что есть структура с кружочками и палочками, а то важно, что рисунок - это особый визуальный знак, коннотативным содержанием которого является содержание одноименной категории. Ясно, что это не прямая визуальная наглядность, а косвенная семиотическая наглядность, но в плане выражения этого знака наглядность все-таки предполагается.
Более ярко это можно видеть в теологическом истолковании иконы и лика. Прямо наблюдается икона как физический объект, эстетически наблюдаются формальные качества иконы как изображения, а теологически утверждается, что в иконе реально явлен для нас онтологический лик. В этом же самом смысле рисунки с пружинками или человечками суть визуальные знаки, содержанием которых являются мыслительные конструкции, категории или понятия.
Таким образом, когда я говорю о наглядности идеального объекта, я имею в виду преимущественно наглядность семиотического толка, наглядность косвенную, условную - в плане выражения. И это принципиальнейшим образом отличает стратегию идеального объекта от других стратегий достижения объективности или контроля ее. Яркий тому пример - непротиворечивость. И там, и тут мы стремимся достигнуть истины знания или объективности, удостовериться в существовании некоего объекта. Но там мы это делаем каким-то иным путем, не предполагающим этого непосредственного созерцания или наблюдения идеального объекта. У формального способа преимущество в том, что знак - это предмет, он имеет устойчивое существование в различных мыслительных процессах, он инвариантен этим процессам, он, конечно, более сохраняемый, чем какой-то непосредственный образ или идеально-смысловая структура, существующая без какого-либо опредмечивания.
Наглядность - это не просто случайный признак, связанный с особенностями психики, а это определенный способ, каким с помощью визуального семиозиса достигается объективность.
Другой тип семиозиса - в логике, когда для символов наблюдаемость не существенна. Я говорил о наглядности, чтобы подчеркнуть, чем отличается идеальный объект от других идеализированных и абстрактных конструкций и форм, существующих внутри структуры науки.
Справедливым является требование Г.П.Щедровицкого о необходимости изображения идеального объекта, чтобы не просто представить его в визуальном плане, но и найти ему адекватную графическую форму, чтобы окончательно зафиксировать его и чтобы можно было на него пальцем показывать и спрашивать «как понимается эта стрелочка?».
Свойство наблюдаемости важно еще и в том отношении, что при наблюдении идеального объекта воспроизводится то же состояние мыслящего сознания, которое имеет место в процессе прямого визуального наблюдения реальных вещей. Однако поскольку идеальный объект - не вещь, и он не рассматривается, а только видится [[в него нельзя всматриваться, высматривать детали!]], то здесь сама наглядность есть внутренний знак для мыслящего сознания, которым оно идентифицирует некоторое свое состояние. Это не только знак в том смысле, что в нем выражается некоторое смысловое содержание, но это еще и знак, в котором фиксируется определенный режим работы сознания.
[[Вот это, кажется, то, чем впрямую никто, кроме ОГ, в ММК не занимался - тем, как функционирует сознание в работе методолога]].
Медитацию и интеллектуальное созерцание иногда уподобляют прямому визуальному наблюдению. И это можно понять с только что выдвинутой точки зрения. Знак-образ может иметь три значения:
а) денотативное, когда он указывает на вещь-объект, находящуюся вне сознания;
б) коннотативное, в котором выражено и означено некоторое смысловое содержание сознания и
в) значение-идентификатор состояния сознания, в котором подтверждается, что состояние сознания в значениях (а) и (в) тождественны.
В состояниях медитации и созерцания ничего внешнего или предметного не дано. Но внутреннее [[направленное внутрь]] сознание переживает состояние, подобное тому, когда это дано. Сама образность - это форма, в которой может быть дано значение вида (а) или (б). Поэтому дело не в особом «внутреннем оке», «внутреннем зрении», а только в этой функции знака-образа.
В интеллектуальном созерцании идеального объекта предполагается, что идеальный объект противопоставлен сознанию, что он с ним не тождественен, что он есть нечто от него отличное, к чему в то же время это сознание относится.
Говоря об идеальном объекте как о способе достижения объективности, мы не можем назвать этот способ необходимым, поскольку есть другие способы достижения объективности. Когда занимались наблюдением и описанием практических объектов, смысл наблюдения был прост - нужно было указать на объект. Часто в греческих текстах по геометрии вместо доказательства было написано «смотри». Предполагалось, что можно некоторый объект противопоставить и сказать «смотри»; считалось, что эта зрительная, непосредственная достоверность является большей, чем достоверность понятия и что, глядя на вещь, можно согласовать и свои понятия, которые иначе никак не согласуешь. Теперь реальной вещи нет, но способность противопоставления есть, и на место той вещи, которая была когда-то перед глазом, ставится либо рисунок и тоже говорят «смотри», либо имеется в виду просто некоторое представление («представим себе социальную систему…»).
Таким образом, основным признаком, отличающим идеальный объект от методологических единиц другого рода, но близких идеальному объекту, является наглядность. В отличие от моделей, онтологических схем, блок-схемных изображений, употребляемых в других функциях, идеальный объект обязательно таков, что он противопоставлен сознанию наглядно и точно таким же образом, каким противопоставлены визуальному зрению материальные пластические предметы. Признак пластического единства объекта обязательно присутствует у идеального объекта. Наглядность идеального объекта, как уже говорилось, условна, ее нельзя целиком и полностью отождествлять с эмпирической наглядностью тел и вещей. Для объяснения этой условности можно воспользоваться семиотическим понятием метонимии.
Если мы возьмем основу живописного произведения, на которой оно создается (рисуется, высекается и т.д.), то пространственность основы, ее реальные физические пространственные качества выступают как знак пространства вообще. Другими словами, зримые пространственные качества основы интерпретируются при восприятии как изображение того реального пространства, в котором существует изображаемый предмет. Здесь - отношение изображения между двумя вещами (основой и предметом), которые обладают одним и тем же признаком пространственности. Но если в плане выражения (у основы) пространственность конкретна и единична, то у обозначаемого (предмета) пространственность уже распространяется на все пространство, выступает квантором всеобщности. Речь идет о такого рода знаке, у которого и обозначаемое, и обозначающее обладают одним и тем же признаком, и в то же время они связаны отношением включения, отношением части и целого. О таком специфическом типе метонимии я сейчас и говорю.
[[Но ведь о «метонимировании» ОГ говорит в том же смысле, что ГП о «замещении» - зачем? Или я не улавливаю нового смыслового оттенка?]].
Наглядность, с которой мы имеем дело у идеального объекта, метонимически преображена. Ее значение не в том, что мы в данной познавательной ситуации смотрим на объект - идеальный или реальный. Форма зрительности, наглядности, которая выступает в акте созерцания идеального объекта (или наблюдения эмпирического объекта), сама имеет метонимическую функцию по отношению к мыслительному процессу, который протекает в этом сознании. Возможность наблюдения и созерцания, метонимирования в мышлении, выступает как особый признак, как особый знак онтологического качества наблюдаемого объекта. Возможность наблюдения и созерцания выполняет в мыслительном процессе особую знаковую функцию. И эта возможность интерпретируется как пластическое единство идеального объекта. Мы достоверно знаем, что если вещь физически едина и есть физическое тело, она зрительно наблюдаема, а у идеального объекта это отношение обоснования переворачивается: возможность применить к нему наблюдающую установку есть знак для единства этого смысла в виде некоего идеального объекта.
[[Представимость мыслительного построения - критерий его единства, связности, осмысленности]].
Ситуация наблюдаемости есть знак того состояния сознания, в котором наблюдение возможно; знак, который мотивирует наблюдающую установку, потому что не все смыслы объективируемы идеально и поэтому не все их можно наблюдать. Если бы это было знаком только онтологического качества объекта, то нельзя было бы говорить об обособленной наблюдающей идеально-объектной установке, ибо она всегда зависит от качества смысла. Она - установка только тогда и потому, что само наблюдение есть знак для определенного состояния мыслящего сознания; причем такой знак, что он специфицирует и возбуждает наблюдающую установку. Поэтому она существует относительно независимо от возможности наблюдения или фактического ненаблюдения данного смысла.
[[А это - другая сторона медали: способность сознания к целостному осмыслению - наблюдению - чего-либо]].
(Окончание в следующем посте).
Помещаю, как всегда со своими комментариями и вопросами, один из серии докладов, сделанных ОГ на семинаре «Культура и социальная методология», который он вел в Институте международного рабочего движения, где тогда работал. Время - сентябрь 1971 года.
Сохранившийся текст начинается с выступления участницы семинара В.И.Постоваловой (видимо, фрагмента), на которое ОГ в дальнейшем ссылается.
В.И.Постовалова. Идеальный объект рассматривается в теории деятельности в нескольких ситуациях.
Ситуация первая - идеальный объект в структуре науки.
Машина науки состоит из нескольких блоков, заполненных знаниями: блока онтологии, блока моделей, блока фактов и т.д. Блоки задаются списком и определяются функционально по отношению друг к другу (морфологического определения обычно не дается). В ходе специального методологического анализа знания извлекаются из блоков и сопоставляются. В каждом знании различают логическую, или знаковую, форму и объективное содержание знания; в объективном содержании знания (α) выделяют объект (А), который сам может стать объектом (В) знания (β). Г.П.Щедровицкий называет этот процесс структурированием объекта по материалу: действительно, имеется объект, внутри него разбирается его материальная структура, извлекается содержание и вынимается объект, который становится объектом рассмотрения. При использовании одних и тех же средств и языка это может повториться несколько раз. Относительно объекта (А), извлеченного из знания (α), получают новое знание - метазнание (β), из которого вновь извлекается объект (В) и он делается объектом нового рассмотрения; получают метаметазнание (γ) об объекте (В), из этого знания, в свою очередь, можно извлечь его объект (С) и т.д.
Таким образом, в рассуждении все время меняется объект, происходит движение от А к В и С. Между объектами А, В, С существует особое отношение: они вкладываются друг в друга, как матрешки.
Логик должен обосновать, сделать закономерной эту связку объектов, для этого ему нужно собрать воедино разные меняющиеся объекты в одну плоскость - в онтологию. На определенном этапе рассуждения у него должна быть типология объектов (независимых от его шагов анализа). Обнаруживается, что часть объектов устроена совершенно иначе, живет другой жизнью, чем остальные из сопоставляемых объектов. Одни из рассматриваемых объектов называют идеальными, а другие реальными (или объектами практики).
Ситуация вторая. Имеется эмпирическая познавательная реальность - реальность практики. В ней вычленяются (даны) эмпирические (реальные) объекты: единичные или группы единичных эмпирических объектов. Одной и той же эмпирической реальности может соответствовать несколько различных наук (например, вода изучается физикой, химией, геологией, медициной и т.д.).
Каждая наука формирует свой особый предмет изучения. Предмет науки, как утверждается в методологии, представляет собой некоторую связку, на одном конце которой - объектные конструкции, на другом - фиксирующие их знания. Сами объектные конструкции, развертываемые внутри научных предметов, не могут быть отдельными эмпирическими объектами (или их связками), они должны быть обязательно абстрактными структурами, поскольку в противном случае научные знания не смогут обеспечить успех разнообразной и постоянно изменяющейся практики.
Эти требования к объекту научного знания реализуются путем выделения и создания внутри предметов науки особых абстрактных, или идеальных объектов, отличных от единичных эмпирических объектов.
Идеальный объект науки - некая конструкция, в которой объединяется небольшая группа свойств из всего множества свойств эмпирической реальности, описываемой данным предметом. Идеальная конструкция учитывает и объясняет лишь некоторые из тех свойств, которые наблюдаются у объектов эмпирической реальности.
Идеальные объекты науки внутри предмета образуют особую «идеальную действительность», которой приписывают внутренние механизмы и закономерности развертывания, а также общие и естественные законы жизни. Собственно теоретической наука может считаться тогда, когда в ней построена «идеальная действительность».
На идеальных объектах начинает развертываться специально организованная познавательная деятельность:
1) эти объекты изучаются и описываются в знаниях,
2) они непрерывно расширяются и конструируются дальше средствами науки в ее рамках, в результате чего возникают обобщенные идеальные объекты.
О.И.Генисаретский. Сначала два замечания относительно общего порядка обсуждения подобных вопросов и особенного этого.
Первое замечание. У обсуждаемого сегодня вопроса об идеальном объекте есть часть, с одной стороны, необходимая для понимания существа дела и, с другой стороны, недопустимая для включения ее в обсуждение. А именно, это - теоретико-познавательная ориентация и знание о том, что представляет собой познающая функция мышления. Все время повторяются ссылки на ту или иную реальность, в частности, на эмпирическую реальность. Действительно, для понимания того, что такое идеальный и эмпирический объект, нужно свободно ориентироваться в разнообразии теоретико-познавательных установок. Но мы не должны обсуждать здесь теоретико-познавательную проблему и обосновывать выбор той или иной установки. Для методологической работы нужно иметь познавательную установку наготове и можно лишь рефлектировать ее требования, но нельзя допускать ее смены во время работы. В теоретическом отношении проблема познавательная гораздо сложнее проблемы методологической, ибо последняя - это, по сути своей, техническая проблема. И нам нужно освоить ее именно в этом техническом качестве. Поскольку методология есть технология мышления, теоретико-познавательная ориентация предполагается данной. Нужно либо исходить из некоторого собственного понимания того, как возможно познание, либо примыкать к какому-либо традиционному пониманию. После этого можно определять те методологические действия, те структуры мышления (или науки), с помощью которых эта выбранная познающая функция выполняется. При определении таких частных методологических конструкций, как идеальный объект, понятие или модель целесообразно считать познавательную установку фиксированной, постоянной. Если же нет собственного понимания и взаимопонимания по теоретико-познавательным вопросам, тогда нужно предварительно обсуждать тему о познании, т.е. что такое познающая функция мышления. Обсуждая этот вопрос далее, я буду исходить из того, что познавательная установка как особый способ мысли нами принята.
[[Как я понял, утверждается неустранимость некоторой «познавательной установки» в качестве базовой предпосылки всякой мыслительной (в т.ч. методологической) работы; она принимается как очевидность и не подлежит обсуждению и выбору, но требуется рефлексия предъявляемых ею требований. Предполагается некая типология познавательных установок, но она не приводится]].
Второе замечание. Начало выступления В.Постоваловой [[видимо, о месте идеального объекта в структуре научного предмета]] мне понравилось более, чем его продолжение. Действительно, обсуждать вопрос об отдельных методологических понятиях нельзя без постоянного понимания того, что такое структура науки, поскольку, говоря об идеальном объекте, непрерывно приходится говорить о знании, об эмпирическом материале, о модели и т.д., которые друг от друга не независимы, но, в силу функциональных связей разных блоков, взаимно определены. Однако, чтобы не было порочного круга (обсуждать структуру науки тоже нельзя, не обсуждая наполнение каждого блока), необходимо, опять-таки предварительно, ориентироваться на какое-то фиксированное представление - хотя бы о составе элементов структуры науки - и тогда, соответственно, обсуждая вопрос о том, что такое идеальный объект, обязательно говорить о том, как он относится к каждому из этих блоков или, во всяком случае к релевантному ему блоку. Это упорядочит обсуждение методологических вопросов. Если обсуждается что-то из одного блока, то обязательно должно обсуждаться его отношение к другим. Тогда в результате «прохождения» по всем блокам сложится действительное методологическое понимание.
Теперь необходимо сказать о познавательной установке. Обычно ее задают через бинарное отношение объекта к чему-нибудь другому: либо через отношение объекта и субъекта, либо через отношение объекта и знания, либо через отношение объекта и деятельности, либо через отношение объекта и предмета. Всегда предполагается как предпосылка наличие объекта, который не зависит в своем существовании от второго члена отношения. То, что называется объектом, предполагается всегда постоянным, а переменным и зависимым от него в гносеологическом смысле считается второй член.
Теперь я скажу о той ситуации, где возникает необходимость говорить об идеальном объекте, где он появляется. Нужно сразу обозначить парадокс, из которого никакого абсолютного выхода быть не может, а есть определенные способы разрешения, принятые в культуре мышления. Этот парадокс связан внутри познавательной установки с проблемой объективности знания (или его истинности). Его можно задать таким образом. В силу принципиальной относительности представления об объекте (коль скоро он связан с чем-то другим), утверждается, с одной стороны, что наши знания об объекте всегда предметно опосредованы, а, с другой стороны, что объект, по определению, должен быть независимым от предмета и от предметной деятельности. Предмет опосредует, а объект должен быть дан непосредственно. То или иное понимание объективности должно сразу удовлетворить этим двум, казалось бы, взаимно исключающим и противоречащим утверждениям. Такая методологема как идеальный объект есть один из способов, возникший вначале в недрах натурфилософии, а потом преимущественно в естественно-научной мысли, каким мышление во внутренней своей структуре, в методологической структуре пытается гарантировать объективность знания и контролировать свои предметные мыслительные процедуры.
Приходится обращаться к этой познавательной установке в таком тривиальном виде, потому что в противном случае знак «объект» в термине «идеальный объект» становится совершенно необязательным. Если мы себя никак не связываем обязательствами познавательной установки, а мыслим дело как-то по-другому, например, проектно или культурологически (проектно, т.е. считая, что основная функция мышления - проектирование и творчество, а культурологически - считая основной функцией мышления реализацию наличных культурных ценностей, а не открытие каких-то объектов), т.е. если мы заняты не познанием, а чем-то другим, и не движимы познавательной установкой, то термин «объект» лучше из «идеального объекта» выкинуть, и очень часто так и делается. Когда говорится об «идеальном объекте», «абстрактных объектах», «абстракциях», разного рода «идеализациях», о «моделях», то подтермин «объект» не употребляется, его и не нужно употреблять, а содержание этих терминов остается тем же самым. При употреблении терминов «схема» или «структура» терминологическая связь с познавательной ситуацией утрачивается, в то время как в термине «идеальный объект» есть еще что-то вроде этимологической связи с бывшей когда-то теоретико-познавательной ориентацией.
[[Здесь ОГ вроде бы отступает от методологической практики, где вполне приняты термины «объект оперирования», «проектируемый объект» и т.д. Основанием для него служит предшествующая философская традиция, в которой господствовала познавательная установка, действительно мыслившая объект как независимый от деятельности человека, т.е. никак не порождаемый деятельностью]].
Далее я буду говорить об идеальном объекте, имея в виду его объектность, статус объекта. Идеально-объектная ориентация возникла в регионе греческой философии и, по-видимому, первым идеальным объектом была фалесовская «вода», которую он утвердил в качестве первоосновы всего сущего. Обязательным признаком, который с тех пор сохранился за объектом и термином «объект» является, по-видимому, его представимость или наглядность. Представимость - в том, что он есть нечто, противопоставимое сознанию, что можно каким-то способом созерцать, наблюдать, описывать и с ним что-то делать так же, как это делалось когда-то с эмпирическими объектами, действительно физически противопоставляемыми человеку.
А.Ф.Лосев писал о пластичности, скульптурности греческого мышления, имея в виду, что все, даже самые абстрактные платоновские идеи были все-таки художественно-пластичными и наглядными. Этот признак противопоставимости и наглядности сохраняется за идеальным объектом до сих пор. В этом смысле даже такой наиабстрактнейший объект как точка сохраняет в себе признак наглядности, поскольку он семиотически может быть выражен в виде бумажной точки; либо мы сохраняем достоверность того, что мы наблюдаем, когда представляем себе сокращение в размерах какого-то объекта.
[[Т.е., с одной стороны, представимость, зримость идеального объекта оборачивается такой формой истинности, как очевидность, с другой - таким коммуникативным свойством, как изобразимость, наглядность.
Непонятно, пожалуй, почему это неприменимо к объекту проектирования, который вполне вообразим и изобразим]].
В качестве наглядных идеальных объектов выступают всевозможные кентавры и русалки, которые изобразимы, хотя они и не существуют на самом деле. Признак пластичности и наглядности у идеального объекта отличает этот способ достижения объективности от других. Например, возьмем такой логический способ достижения истинности как контроль знаний через их непротиворечивость. Непротиворечивость знаний (или какой-то другой формальный критерий) считается критерием существования объекта и, соответственно, гарантией того, что знание истинно. Когда мы в какой-то аксиоматической системе доказали непротиворечивость, мы никакого представления об объекте, никакой наглядности, пусть даже очень абстрактной, совершенно не имеем; а имеем лишь те же самые значки, те же самые аксиомы и правила вывода; но нет никакого объекта - ничего такого, ориентируясь в пластической целостности которого, мы могли бы наблюдать, описывать.
Так же и в случае эмпирической ориентации. Если поставлен эксперимент и создана контролируемая ситуация, при которой мы можем предсказать поведение объекта и его реакцию на наши стимулы, если его поведение контролируемо по тем условиям, которые мы создаем, то и здесь мы тоже ведь никакого пластического представления не получаем. И феноменологический критерий очевидности и достоверности знания точно так же не дает нам никакого представления об объекте. Напротив, в той методологической традиции, о которой мы сейчас говорим, за термином идеальный объект сохранилось требование представимости, наглядности и пластичности. Это справедливо даже для таких абстрактных категорий, каковыми являются категории системного подхода (структура, процесс или функция и т.д.). Когда, например, структуру объекта изображают в виде блок-схемы, графа или рисунков, где есть шарики с пружинками [[предложенное ГП наглядное изображение связей в отличие от отношений]], то делают это для наглядности представления структурных свойств этого объекта. Сам объект при этом может быть принципиально не наблюдаемым: структура науки, социальная структура или структура языка ведь не наблюдаемы. Но идеальный объект, соответствующий этим объектам знания, делается наблюдаемым. Мне могут возразить, что эта наблюдаемость относится только к плану выражения идеального объекта. Пусть так, но ведь объективное содержание знака зависит от свойств выражающей его знаковой формы. В идеальном объекте свойство наглядности особым образом относится к самому объекту изучения, а именно, пластичность понимается сознанием как целостность объекта.
[[Т.е. о форме можно говорить только применительно к чему-то (объекту) целостному]].
Даже в методологических схемах, изображающих кооперацию, Г.П.Щедровицкий не хочет отказаться от нарисованных человечков, которые, по сути дела, ему не нужны. Это очень яркий пример пластического употребления идеального объекта.
Ясно, что наглядность идеального объекта какого-то особого рода, что это не просто визуальная наблюдаемость практически предметных вещей.
Мы смотрим на стул, стоящий перед нами, и видим его, то есть фиксируем визуальный образ стула. Мы можем представить себе стул - по воспоминанию или воображению - и при этом так же фиксируем образ. В ситуации прямого визуального наблюдения перед нами есть вещь, не зависящая от акта наблюдения. Семиотически прямое наблюдение близко ситуации обозначения. Образ изображает вещь, и это значит, что он ее обозначает. Вещь - денотат образа.
Но образ, как единица сознания, может использоваться не только в функции обозначения, но и в функции означения (выражения смысла, понятия). Такая образность имеет место при использовании наглядных идеальных объектов.
В рисунке с кружочками и палочками, изображающем структуру объекта, важно не то, что есть структура с кружочками и палочками, а то важно, что рисунок - это особый визуальный знак, коннотативным содержанием которого является содержание одноименной категории. Ясно, что это не прямая визуальная наглядность, а косвенная семиотическая наглядность, но в плане выражения этого знака наглядность все-таки предполагается.
Более ярко это можно видеть в теологическом истолковании иконы и лика. Прямо наблюдается икона как физический объект, эстетически наблюдаются формальные качества иконы как изображения, а теологически утверждается, что в иконе реально явлен для нас онтологический лик. В этом же самом смысле рисунки с пружинками или человечками суть визуальные знаки, содержанием которых являются мыслительные конструкции, категории или понятия.
Таким образом, когда я говорю о наглядности идеального объекта, я имею в виду преимущественно наглядность семиотического толка, наглядность косвенную, условную - в плане выражения. И это принципиальнейшим образом отличает стратегию идеального объекта от других стратегий достижения объективности или контроля ее. Яркий тому пример - непротиворечивость. И там, и тут мы стремимся достигнуть истины знания или объективности, удостовериться в существовании некоего объекта. Но там мы это делаем каким-то иным путем, не предполагающим этого непосредственного созерцания или наблюдения идеального объекта. У формального способа преимущество в том, что знак - это предмет, он имеет устойчивое существование в различных мыслительных процессах, он инвариантен этим процессам, он, конечно, более сохраняемый, чем какой-то непосредственный образ или идеально-смысловая структура, существующая без какого-либо опредмечивания.
Наглядность - это не просто случайный признак, связанный с особенностями психики, а это определенный способ, каким с помощью визуального семиозиса достигается объективность.
Другой тип семиозиса - в логике, когда для символов наблюдаемость не существенна. Я говорил о наглядности, чтобы подчеркнуть, чем отличается идеальный объект от других идеализированных и абстрактных конструкций и форм, существующих внутри структуры науки.
Справедливым является требование Г.П.Щедровицкого о необходимости изображения идеального объекта, чтобы не просто представить его в визуальном плане, но и найти ему адекватную графическую форму, чтобы окончательно зафиксировать его и чтобы можно было на него пальцем показывать и спрашивать «как понимается эта стрелочка?».
Свойство наблюдаемости важно еще и в том отношении, что при наблюдении идеального объекта воспроизводится то же состояние мыслящего сознания, которое имеет место в процессе прямого визуального наблюдения реальных вещей. Однако поскольку идеальный объект - не вещь, и он не рассматривается, а только видится [[в него нельзя всматриваться, высматривать детали!]], то здесь сама наглядность есть внутренний знак для мыслящего сознания, которым оно идентифицирует некоторое свое состояние. Это не только знак в том смысле, что в нем выражается некоторое смысловое содержание, но это еще и знак, в котором фиксируется определенный режим работы сознания.
[[Вот это, кажется, то, чем впрямую никто, кроме ОГ, в ММК не занимался - тем, как функционирует сознание в работе методолога]].
Медитацию и интеллектуальное созерцание иногда уподобляют прямому визуальному наблюдению. И это можно понять с только что выдвинутой точки зрения. Знак-образ может иметь три значения:
а) денотативное, когда он указывает на вещь-объект, находящуюся вне сознания;
б) коннотативное, в котором выражено и означено некоторое смысловое содержание сознания и
в) значение-идентификатор состояния сознания, в котором подтверждается, что состояние сознания в значениях (а) и (в) тождественны.
В состояниях медитации и созерцания ничего внешнего или предметного не дано. Но внутреннее [[направленное внутрь]] сознание переживает состояние, подобное тому, когда это дано. Сама образность - это форма, в которой может быть дано значение вида (а) или (б). Поэтому дело не в особом «внутреннем оке», «внутреннем зрении», а только в этой функции знака-образа.
В интеллектуальном созерцании идеального объекта предполагается, что идеальный объект противопоставлен сознанию, что он с ним не тождественен, что он есть нечто от него отличное, к чему в то же время это сознание относится.
Говоря об идеальном объекте как о способе достижения объективности, мы не можем назвать этот способ необходимым, поскольку есть другие способы достижения объективности. Когда занимались наблюдением и описанием практических объектов, смысл наблюдения был прост - нужно было указать на объект. Часто в греческих текстах по геометрии вместо доказательства было написано «смотри». Предполагалось, что можно некоторый объект противопоставить и сказать «смотри»; считалось, что эта зрительная, непосредственная достоверность является большей, чем достоверность понятия и что, глядя на вещь, можно согласовать и свои понятия, которые иначе никак не согласуешь. Теперь реальной вещи нет, но способность противопоставления есть, и на место той вещи, которая была когда-то перед глазом, ставится либо рисунок и тоже говорят «смотри», либо имеется в виду просто некоторое представление («представим себе социальную систему…»).
Таким образом, основным признаком, отличающим идеальный объект от методологических единиц другого рода, но близких идеальному объекту, является наглядность. В отличие от моделей, онтологических схем, блок-схемных изображений, употребляемых в других функциях, идеальный объект обязательно таков, что он противопоставлен сознанию наглядно и точно таким же образом, каким противопоставлены визуальному зрению материальные пластические предметы. Признак пластического единства объекта обязательно присутствует у идеального объекта. Наглядность идеального объекта, как уже говорилось, условна, ее нельзя целиком и полностью отождествлять с эмпирической наглядностью тел и вещей. Для объяснения этой условности можно воспользоваться семиотическим понятием метонимии.
Если мы возьмем основу живописного произведения, на которой оно создается (рисуется, высекается и т.д.), то пространственность основы, ее реальные физические пространственные качества выступают как знак пространства вообще. Другими словами, зримые пространственные качества основы интерпретируются при восприятии как изображение того реального пространства, в котором существует изображаемый предмет. Здесь - отношение изображения между двумя вещами (основой и предметом), которые обладают одним и тем же признаком пространственности. Но если в плане выражения (у основы) пространственность конкретна и единична, то у обозначаемого (предмета) пространственность уже распространяется на все пространство, выступает квантором всеобщности. Речь идет о такого рода знаке, у которого и обозначаемое, и обозначающее обладают одним и тем же признаком, и в то же время они связаны отношением включения, отношением части и целого. О таком специфическом типе метонимии я сейчас и говорю.
[[Но ведь о «метонимировании» ОГ говорит в том же смысле, что ГП о «замещении» - зачем? Или я не улавливаю нового смыслового оттенка?]].
Наглядность, с которой мы имеем дело у идеального объекта, метонимически преображена. Ее значение не в том, что мы в данной познавательной ситуации смотрим на объект - идеальный или реальный. Форма зрительности, наглядности, которая выступает в акте созерцания идеального объекта (или наблюдения эмпирического объекта), сама имеет метонимическую функцию по отношению к мыслительному процессу, который протекает в этом сознании. Возможность наблюдения и созерцания, метонимирования в мышлении, выступает как особый признак, как особый знак онтологического качества наблюдаемого объекта. Возможность наблюдения и созерцания выполняет в мыслительном процессе особую знаковую функцию. И эта возможность интерпретируется как пластическое единство идеального объекта. Мы достоверно знаем, что если вещь физически едина и есть физическое тело, она зрительно наблюдаема, а у идеального объекта это отношение обоснования переворачивается: возможность применить к нему наблюдающую установку есть знак для единства этого смысла в виде некоего идеального объекта.
[[Представимость мыслительного построения - критерий его единства, связности, осмысленности]].
Ситуация наблюдаемости есть знак того состояния сознания, в котором наблюдение возможно; знак, который мотивирует наблюдающую установку, потому что не все смыслы объективируемы идеально и поэтому не все их можно наблюдать. Если бы это было знаком только онтологического качества объекта, то нельзя было бы говорить об обособленной наблюдающей идеально-объектной установке, ибо она всегда зависит от качества смысла. Она - установка только тогда и потому, что само наблюдение есть знак для определенного состояния мыслящего сознания; причем такой знак, что он специфицирует и возбуждает наблюдающую установку. Поэтому она существует относительно независимо от возможности наблюдения или фактического ненаблюдения данного смысла.
[[А это - другая сторона медали: способность сознания к целостному осмыслению - наблюдению - чего-либо]].
(Окончание в следующем посте).