Идеальный объект 2
(Окончание доклада и обсуждение).
Итак, мы описали «треугольник образа»:
а) способность воображения, чистая образность, которую можно сверять на актах прямого наблюдения вещей и удостоверяться, что всё мы наблюдаем точно так же, как эту вещь;
б) способность представления целостного объекта, в которой целостность образа понимается как целостность объекта, и
в) способность мотивировать воображение некоторого данного смысла.
Интеллектуальное созерцание таково, что в нем задействованы операции и средства рассудка или языка; какие-то конструктивные процессы, присущие мышлению, присутствуют в созерцательном состоянии и напряжены, а не выключены; в их присутствии и с их помощью происходит наблюдение объекта, хотя их опосредующая роль в данном случае снята, она явно не рефлексирована. В интуитивном созерцании имеется в виду такая непосредственность, которая отвлекается не только от конструктивных обязательств рассудка и языка, но и от всех других видимых подсистем сознания, например, от чувственности. Интуитивное созерцание - это чистая смысловая достоверность чего-то, совершенно отвлекающаяся от всех структур сознания, от всех его расчлененностей, от любой особенной его подсистемы, которую мы знаем в рефлексии…
По поводу идеализации нужно сказать следующее. Термин «идеальный» указанием на наглядность и на его методологические функции совершенно не проясняется. Я думаю, что пытаться в лоб и прямо объяснить специфику идеального объекта через идеальность так же не целесообразно, как и применять сюда рассуждения про познание. «Идеализовывание» осуществляется всей структурой предмета и, по сути дела, точнее вместо термина «идеальный объект» нужно было бы употреблять термин «предметный объект» постольку, поскольку все структуры, наличные в предмете, участвуют в этой идеализации. А сама по себе оппозиция идеального и реального в известном смысле совпадает с оппозицией предмета и объекта.
Сейчас мы не можем ставить вопрос о соотношении идеального объекта и предмета науки по той причине, что предмет мы представляем как сложную структуру с различными блоками и связями, а идеальный объект это один из материалов одного блока (онтологии). В данной ситуации мы можем лишь пока пройтись по всем блокам, рассматривая состав каждого из них, а потом уже рассматривать рефлексивное отношение целого и части.
[[Здесь отсылает к началу, к тексту В.Постоваловой о месте идеального объекта в структуре науки]].
Идеальный объект в социальной системе у Парсонса - единица действия, а система координат действия - это методологическое средство, которое управляет процессом конструирования и типологии, но само не объективировано. И здесь очень четко видна роль наглядности идеального объекта. Акторов в ситуации, их ориентации и мотивации мы представляем себе как некую целостность, которая обладает собственным внутренним механизмом, и феноменологическая целостность этого образования нами предполагается.
А.Мумриков. Может быть, понятие идеального объекта как ограничивающего и накладывающего рамки на объект относится скорее к сфере естественных наук, нежели социальных.
Генисаретский. Совершенно верно. Этим пониманием идеального объекта мы обязаны прежде всего естественно-научной традиции. Однако нет основания для расширения объема понятия «идеальный объект» до таких пределов. Рамка - это не идеальный объект. Например, аксиоматика является способом ограничения предмета, причем способом, явно не объективированным, ибо здесь нормируется знаковая форма и логическая форма данного предмета. Расширяя объем понятия идеального объекта до рамки вообще, пришлось бы и аксиоматику называть идеальным объектом. Кстати, иногда так и делают. Но тогда, по сути дела, под идеальным объектом имелась бы в виду любая абстрактная идеализованная логическая конструкция, которая как-то ограничивала бы рамки исследования. Я думаю, что целесообразнее воспользоваться термином «идеальный объект» для более дифференцированного смысла.
[[Мумриков в своем вопросе исходит из наглядного представления о предмете как «вырезании» из объекта главного (с точки зрения данного предмета) и отбрасывания второстепенного. Но, возражает ОГ, функцию ограничивающей «рамки» может выполнять не только идеальный (вообразимый) объект, но и, к примеру, аксиоматика]].
Что касается естественной научности и гуманитарности, то тут все-таки нельзя провести жесткую грань между ними по части идеального объекта и отказаться от этой методологемы в ее применении к гуманитарной сфере. Причина, по которой этого нельзя сделать, кроется в целостной форме наглядности идеального объекта и в ее метонимированности. Традиционно сложилась и функционирует созерцательная наблюдающая установка. То, что она прежде формировалась в связи с прямым наблюдением реальных вещей, а потом преимущественно использовалась в естественных науках, мало нас ограничивает. Коль скоро она сложилась и у нее есть внутренний критерий ее применимости, то она может функционировать и функционирует в сколь угодно гуманитарных областях; при условии, что эта наглядность понимается в условном, символическом смысле.
Символичность состоит в том, что мы выбираем какой-то посредник, доступный наблюдению, считая его идеальным объектом, и при этом вовсе не предполагаем наблюдаемым и объективированным само то содержание, которое в этом посреднике, в этом идеальном объекте выражается. Между идеальным объектом и объективным содержанием нет отношения обозначения, а есть отношение означения или выражения.
Мумриков. Можно ли считать, что идеальный объект способен выполнять одну из функций онтологии, т.е. [задавать] соотношение между метафизическим уровнем и эмпирическим?
Генисаретский. Изначально парадоксальная познавательная ситуация, о которой мы говорили, была обозначена и конструктивизирована в свое время Г.П.Щедровицким в понятии двойного знания. Ситуация двойного знания состоит в том, что, если сознанию дано некоторое знание, содержание которого проблематизировано, и нужно установить его объективность, то сознание должно сравнить каким-то образом само это знание и его логическую форму с объектом или объективированным содержанием. Откуда и как может быть дано содержание этого знания еще раз, чтобы можно было осуществить сравнение? Здесь и вводится понятие двойного знания. Оно может быть дано в некотором втором, дополнительном знании. Важно иметь два знания, причем чтобы содержание первого было дано специально во втором. Мы говорим о двойном знании, отвлекаясь от той дурной бесконечности, которая открывается через возможность расчленить второе знание. Поскольку здесь речь идет о двойном знании, мы имеем дело с ситуацией относительности, потому что мы можем взять за истинное одно из них и с помощью одного поверять другое. Поэтому ситуация двойного знания разрешается двояко. Здесь выявляются две стратегии. Одна стратегия релятивная и относительная, другая движется абсолютной установкой.
В случае с релятивной стратегией дело выглядит так, что если нам в предмете дано разнообразие в знании, то мы каждое из знаний можем поверять другим. Причем, можем замкнуть их этими отношениями обоснования и поверки и получить такую вот самосогласованную по отношению к обоснованию систему, а те, которые не обосновываются, выбрасывать или относить в проблематическую часть. Например, в школьном отношении посылки и следования то знание, которое составляет посылку, берется как достоверное, как истинное, и из него с помощью определенного логического приема получается другое. Так дело устроено в аксиоматике. В общем виде, если не брать какие-то определенные знания за посылки, они все могут быть связаны этими отношениями и получается такая подвижная система обоснования. Это очень хорошо видно в сфере гуманитарных исследований, если мы их широко рассмотрим: лингвистику обосновывают и социологически, и психологически; в социологии же есть свой психологизм, и ее обосновывают сейчас семиотически, т.е. в некотором роде лингвистически; а психологию разрабатывают социологически и туда же вносят семиотические методы. Таким образом, все эти частные предметы выступают относительно друг друга в отношениях обоснования. Тут нет такой стратегии, при которой нужно выделить одно общее основание и все из него потом разворачивать. Реальное поле предметов обосновывает друг друга. Это некая релятивная стратегия.
А абсолютная стратегия состоит в том, что в данной системе какое-то знание полагается за совершенно задающее объекты как таковые, т.е. за онтологию. Оно берется в онтологической функции по отношению ко всем остальным и возможным знакам.
Онтология - это такое специальное содержание сознания, такое специальное знание, которое используется и создается именно в этой поверочной функции - быть изображением объектов как таковых. Можно назвать два принципиально разных типа онтологизирования - одно категориальное, когда содержание задается через очень абстрактные понятия, необъективированные (все аристотелевские категории - необъективированные и гегелевские тем более); и онтология идеально объективированного типа - типа системного подхода, когда она задается с дополнительным условием наглядности, о которой я говорил.
[[Это различение возвращает нас к обсуждению доклада ОГ о социальной структуре, которое я прервал на середине из-а затыков в понимании https://gignomai.livejournal.com/1020444.html. Получается, как я сейчас понимаю, что с т.зр. ОГ «система» не является категорией в классическом, аристотелевском смысле; это - идеальный объект в том смысле, как он здесь трактуется. И что из этого следует для понимания того обсуждения? - надо бы посмотреть…]].
Это различение важно потому, что одним из способов порождения идеальных объектов, о котором я далее буду говорить, будет как раз конструирование их для данного знания из материала некоторой заранее зафиксированной и наглядной, а не категориальной онтологии. Поэтому на вопрос Мумрикова, в каком смысле идеальный объект выполняет функцию онтологии, нужно ответить, что идеальный объект действительно выполняет такую функцию в том смысле, что он предназначен для поверки и задания объективного содержания некоторого знания. Но отличие идеального объекта от онтологии состоит прежде всего в том, что онтология - это конструктор для создания принципиально многих идеальных объектов. Онтология системного подхода позволяет конструировать идеальный объект в совершенно разных предметах и в разных ситуациях, в то время как некоторые идеальные объекты могут создаваться через схематизацию смысла в данной именно ситуации для целей поверки именно данного знания. Они не несут в себе всеобщности, они выполняют эпизодическую функцию в некоторой познавательной ситуации - получаются знания, а дальше они могут отмирать или жить своей жизнью. Значит, отличие идеального объекта от онтологии состоит в том, что онтология предназначена для специального создания по возможности всех или некоторых, но многих идеальных объектов, в то время как идеальный объект единичен.
Постовалова. Всякий ли объект непременно идеален?
Генисаретский. Познавательная установка такова, что мы благодаря ей заранее знаем о существовании объектов, но каковы сами эти объекты, из познавательной установки мы не знаем. Мы можем это знать каждый раз в определенной познавательной ситуации, узнавая это путем специального исследования. Поэтому существует многообразие способов, с помощью которых исследуются и полагаются объекты. Формальная функция познавательной установки состоит в том, что в некоторой ситуации предполагается существование объекта. Скажем, были ранее приняты какие-то онтологические предположения, но исходя из них, поведение наблюдаемых объектов необъяснимо, и тут мы предполагаем, что, по-видимому, существует какой-то другой объект или в этом объекте другая структура, которая и является причиной неожиданного поведения. Формальное предположение этого далее разворачивается в последовательность познавательных актов, позволяющих нам реализовать эти априорные предположения в исследовании и что-то узнать - каковы свойства этого объекта, какова структура. (Хотя заранее не знаем, есть ли у него структура, может быть, он как объект - без свойств). Но онтологические обязательства заставляют нас это делать. Поэтому интенция на объект присутствует внутри познавательной установки постоянно, но реализуется она разными логическими средствами. И идеальный объект один из таких способов, каким присутствие объекта не только предполагается, но и как-то выражается в явной и контролируемой конструкции.
[[Мне кажется, что ОГ не ответил на вопрос Постоваловой - или ответил в противоречии с тем, что он говорил выше. Ведь он отождествил идеальный объект с «предметным объектом», т.е. объектом, выделенным внутри предмета. А разве не всякий объект таков?]].
Под логикой я имею в виду всю деятельность мыслящего сознания по рефлективной организации мыслительного процесса, а не только нормированную систему средств, которая применяется рефлективно. Сюда же я отношу и все те эпизодические средства и организацию познавательной ситуации, в частности, не только логическую в обычном смысле, а, например, семиотическую организацию мыслительного процесса.
Идеальный объект применяется и существует для того, чтобы, глядя на него, строить знание. Но знание можно разворачивать и другим способом. Например, логическое оперирование с понятиями и упорядоченное на этой основе суждение и умозаключение и будут как раз тоже разворачиванием знания, но оно не обязательно опирается на какой-то идеальный объект. Если, скажем, перед нами задача установить связь между синтагматикой и парадигматикой, мы будем ссылаться на языковедческие различия, не объективируя эти понятия, а согласовывая их объем и содержание по имеющимся правилам логики.
Теперь я хочу перейти к вопросу о различии самого идеального объекта как методологемы и его предметного существования. Все, что я до этого говорил, относилось к различительной особенности идеального объекта как методологемы, как одной из единиц методологического мышления. Но очень редко, действительно, мы можем графически изобразить, нарисовать на бумаге идеальный объект или же получить его путем предельной процедуры от наблюдаемого объекта. В случае с математическим маятником или точкой мы путем предельной процедуры представляем себе, как все сокращается и сокращается по толщине стержень, на котором висит груз, и как он теряет вес. Здесь у нас еще есть опора в виде графического изображения - мы можем маятник нарисовать и использовать рисунок для наблюдения идеального объекта. Но это не исключительный способ, каким идеальный объект существует в предмете. Помимо изображения важно назвать еще два способа.
Самый распространенный способ, каким задается идеальный объект - это его описание. И поэтому очень часто, когда мы смотрим на текст и видим перед собой не что-то нарисованное, а просто описанное, то мы можем идеальный объект и не опознать, не обратить на него внимания. Так может произойти, например, с той же единицей действия. Задано описание единицы, но мы можем посмотреть на него как на знание - насколько оно соответствует природе вещей. И тут появляется обвинения в психологизме теории социального действия, ибо на этот текст смотрят как на знание, как на нечто, где действительно описана природа общества. И дальше можно и не продираться, сразу, с первой главы начинается критика такого рода. Если же мы докажем в методологическом анализе, что этот кусок текста суть описание идеального объекта, а идеальный объект - это вовсе не знание об объекте изучения (о социальной системе), а некоторая мыслительная конструкция, выполняющая специальные функции в предметном разворачивании (в данном случае это есть начало конструирования), то такое обвинение естественным образом отпадает. Тем не менее, под этим обвинением была реальная почва в том, что идеальный объект в данном случае дан через описание. И нужно отвлечься от формы описания, снять ее для того, чтобы рассмотреть за ним идеальный объект. При методологическом анализе полезно держать перед собой два плана - состав методологий, существующих в предметном мышлении, и структуру предмета. Их-то мы и должны узреть через текст описания, и те способы, которыми предмет может быть репрезентирован в самом тексте - в тексте с семиотической точки зрения и в тексте как способе, каким содержание мышления разворачивается в этом тексте.
Описание - самый распространенный способ задания идеального объекта. Так мы говорим - это идеальный газ. Он состоит из молекул, каждая из которых представляет собой абсолютно твердое тело, движущееся с разными скоростями, причем скорости эти образуют нормальное распределение. До слов «нормальное распределение», которые говорят о каком-то типе математической функции, картинка сосуда с ограниченным объемом, описание того, что в нем движутся абсолютно твердые тела с какими-то скоростями - этот кусок текста задает идеальный объект через наглядное описание. Слова о том, что скорости образуют нормальное распределение, тоже есть задание свойств идеального объекта, но уже другим способом, не через естественное языковое описание и потому наглядно, а через знаковые функции математических обозначений. Задание может происходить разными способами. Вопрос в том, есть идеальный объект или его нет.
Таким образом, среди способов задания идеального объекта мы назвали изображение и описание. Третьим способом является конструирование, когда объект конструируется из онтологии или из других идеальных объектов. В случае с онтологией мы имеем некоторый стандартный конструктивный материал, а если мы конструируем из других идеальных объектов, то нестандартный.
Можно назвать и четвертый способ, хотя он малоспецифичен и применяется больше в философских текстах, когда идеальный объект задается в понятийном рассуждении через значение. Здесь получается уже некоторая вторичная конструкция через знание, как объективное содержание этого знания задается идеальный объект. В случае с описанием мы работаем с языковыми функциями, т.е. мы используем естественный язык в описании как совершенно сложившееся средство со своей семиотикой, не изменяя ее искусственно. Когда мы говорим об идеальном газе, мы используем естественную языковую область, не обращаясь к специально уточненным значением.
Теперь об использовании идеального объекта. Допустим, что он уже задан. Первая и основная функция, которая вытекает из всего сказанного и из познавательной установки, в первую очередь, - это функция контроля объективного содержания некоторого знания. Другими словами, если нам дан или нами построен идеальный объект, мы берем его как совершенно очевидный, и содержание знания рассматриваем с точки зрения того, насколько оно адекватно этому идеальному объекту. Но на самом деле такая функция реализуется крайне редко, в основном лишь в критике мышления других сознаний, а внутри данного сознания она переворачивается и используется телеологически, т.е. сам идеальный объект строится и воображается для того, чтобы путем его последующего рассмотрения и описания сформулировать такие понятия, из которых можно получить новые знания. По сути дела, это одно и то же отношение, но оно по-разному здесь используется. Продуцирование знания есть, по-видимому, основная функция идеального объекта в рамках познавательной установки. А в качестве косвенной функции можно назвать использование его как материала для построения других идеальных объектов. Особое превращение идеального объекта происходит тогда, когда у него теряется признак объектности. Его наглядность и сама по себе объектная установка становятся несущественными. И тогда он превращается в некоторую схему, которую можно использовать как все другое в любых целях. Но это уже не употребление идеального объекта.
[[Это интересно было бы проследить на истории использования схем в ММК: начинали со схем-изображений («методологическая живопись»), потом те же схемы стали использовать и объектно, и оргдеятельностно; какие-то, возможно, допускали только один вид использования. В архиве много обсуждений, специально посвященных схематизации]].
В заключение я хочу заметить, чем отличается идеальный объект от модели, онтологической схемы. У модели также принято различать ее схему (или конструкцию) и ее идеальный объект. По сути дела, здесь содержательно отождествляют эти понятия, т.е. считают, что модель задает идеальный объект. При этом в качестве модели называют и изображение, и конструкции, и различные символические выражения, и даже описания. В этом случае не стоит удвоять понятия. А если все-таки целесообразно говорить о модели в каком-то особом значении, тогда нужно выделять идеальный объект.
Модель - это такая методологема, которая используется в отнесении к объекту изучения. Знания, полученные на модели, относятся затем к объекту изучения, т.е. становятся знаниями об объекте изучения. Вот основной способ, которым задается представление о модели. И в этом смысле возможно модельное использование идеального объекта.
Итак, мы описали «треугольник образа»:
а) способность воображения, чистая образность, которую можно сверять на актах прямого наблюдения вещей и удостоверяться, что всё мы наблюдаем точно так же, как эту вещь;
б) способность представления целостного объекта, в которой целостность образа понимается как целостность объекта, и
в) способность мотивировать воображение некоторого данного смысла.
Интеллектуальное созерцание таково, что в нем задействованы операции и средства рассудка или языка; какие-то конструктивные процессы, присущие мышлению, присутствуют в созерцательном состоянии и напряжены, а не выключены; в их присутствии и с их помощью происходит наблюдение объекта, хотя их опосредующая роль в данном случае снята, она явно не рефлексирована. В интуитивном созерцании имеется в виду такая непосредственность, которая отвлекается не только от конструктивных обязательств рассудка и языка, но и от всех других видимых подсистем сознания, например, от чувственности. Интуитивное созерцание - это чистая смысловая достоверность чего-то, совершенно отвлекающаяся от всех структур сознания, от всех его расчлененностей, от любой особенной его подсистемы, которую мы знаем в рефлексии…
По поводу идеализации нужно сказать следующее. Термин «идеальный» указанием на наглядность и на его методологические функции совершенно не проясняется. Я думаю, что пытаться в лоб и прямо объяснить специфику идеального объекта через идеальность так же не целесообразно, как и применять сюда рассуждения про познание. «Идеализовывание» осуществляется всей структурой предмета и, по сути дела, точнее вместо термина «идеальный объект» нужно было бы употреблять термин «предметный объект» постольку, поскольку все структуры, наличные в предмете, участвуют в этой идеализации. А сама по себе оппозиция идеального и реального в известном смысле совпадает с оппозицией предмета и объекта.
Сейчас мы не можем ставить вопрос о соотношении идеального объекта и предмета науки по той причине, что предмет мы представляем как сложную структуру с различными блоками и связями, а идеальный объект это один из материалов одного блока (онтологии). В данной ситуации мы можем лишь пока пройтись по всем блокам, рассматривая состав каждого из них, а потом уже рассматривать рефлексивное отношение целого и части.
[[Здесь отсылает к началу, к тексту В.Постоваловой о месте идеального объекта в структуре науки]].
Идеальный объект в социальной системе у Парсонса - единица действия, а система координат действия - это методологическое средство, которое управляет процессом конструирования и типологии, но само не объективировано. И здесь очень четко видна роль наглядности идеального объекта. Акторов в ситуации, их ориентации и мотивации мы представляем себе как некую целостность, которая обладает собственным внутренним механизмом, и феноменологическая целостность этого образования нами предполагается.
А.Мумриков. Может быть, понятие идеального объекта как ограничивающего и накладывающего рамки на объект относится скорее к сфере естественных наук, нежели социальных.
Генисаретский. Совершенно верно. Этим пониманием идеального объекта мы обязаны прежде всего естественно-научной традиции. Однако нет основания для расширения объема понятия «идеальный объект» до таких пределов. Рамка - это не идеальный объект. Например, аксиоматика является способом ограничения предмета, причем способом, явно не объективированным, ибо здесь нормируется знаковая форма и логическая форма данного предмета. Расширяя объем понятия идеального объекта до рамки вообще, пришлось бы и аксиоматику называть идеальным объектом. Кстати, иногда так и делают. Но тогда, по сути дела, под идеальным объектом имелась бы в виду любая абстрактная идеализованная логическая конструкция, которая как-то ограничивала бы рамки исследования. Я думаю, что целесообразнее воспользоваться термином «идеальный объект» для более дифференцированного смысла.
[[Мумриков в своем вопросе исходит из наглядного представления о предмете как «вырезании» из объекта главного (с точки зрения данного предмета) и отбрасывания второстепенного. Но, возражает ОГ, функцию ограничивающей «рамки» может выполнять не только идеальный (вообразимый) объект, но и, к примеру, аксиоматика]].
Что касается естественной научности и гуманитарности, то тут все-таки нельзя провести жесткую грань между ними по части идеального объекта и отказаться от этой методологемы в ее применении к гуманитарной сфере. Причина, по которой этого нельзя сделать, кроется в целостной форме наглядности идеального объекта и в ее метонимированности. Традиционно сложилась и функционирует созерцательная наблюдающая установка. То, что она прежде формировалась в связи с прямым наблюдением реальных вещей, а потом преимущественно использовалась в естественных науках, мало нас ограничивает. Коль скоро она сложилась и у нее есть внутренний критерий ее применимости, то она может функционировать и функционирует в сколь угодно гуманитарных областях; при условии, что эта наглядность понимается в условном, символическом смысле.
Символичность состоит в том, что мы выбираем какой-то посредник, доступный наблюдению, считая его идеальным объектом, и при этом вовсе не предполагаем наблюдаемым и объективированным само то содержание, которое в этом посреднике, в этом идеальном объекте выражается. Между идеальным объектом и объективным содержанием нет отношения обозначения, а есть отношение означения или выражения.
Мумриков. Можно ли считать, что идеальный объект способен выполнять одну из функций онтологии, т.е. [задавать] соотношение между метафизическим уровнем и эмпирическим?
Генисаретский. Изначально парадоксальная познавательная ситуация, о которой мы говорили, была обозначена и конструктивизирована в свое время Г.П.Щедровицким в понятии двойного знания. Ситуация двойного знания состоит в том, что, если сознанию дано некоторое знание, содержание которого проблематизировано, и нужно установить его объективность, то сознание должно сравнить каким-то образом само это знание и его логическую форму с объектом или объективированным содержанием. Откуда и как может быть дано содержание этого знания еще раз, чтобы можно было осуществить сравнение? Здесь и вводится понятие двойного знания. Оно может быть дано в некотором втором, дополнительном знании. Важно иметь два знания, причем чтобы содержание первого было дано специально во втором. Мы говорим о двойном знании, отвлекаясь от той дурной бесконечности, которая открывается через возможность расчленить второе знание. Поскольку здесь речь идет о двойном знании, мы имеем дело с ситуацией относительности, потому что мы можем взять за истинное одно из них и с помощью одного поверять другое. Поэтому ситуация двойного знания разрешается двояко. Здесь выявляются две стратегии. Одна стратегия релятивная и относительная, другая движется абсолютной установкой.
В случае с релятивной стратегией дело выглядит так, что если нам в предмете дано разнообразие в знании, то мы каждое из знаний можем поверять другим. Причем, можем замкнуть их этими отношениями обоснования и поверки и получить такую вот самосогласованную по отношению к обоснованию систему, а те, которые не обосновываются, выбрасывать или относить в проблематическую часть. Например, в школьном отношении посылки и следования то знание, которое составляет посылку, берется как достоверное, как истинное, и из него с помощью определенного логического приема получается другое. Так дело устроено в аксиоматике. В общем виде, если не брать какие-то определенные знания за посылки, они все могут быть связаны этими отношениями и получается такая подвижная система обоснования. Это очень хорошо видно в сфере гуманитарных исследований, если мы их широко рассмотрим: лингвистику обосновывают и социологически, и психологически; в социологии же есть свой психологизм, и ее обосновывают сейчас семиотически, т.е. в некотором роде лингвистически; а психологию разрабатывают социологически и туда же вносят семиотические методы. Таким образом, все эти частные предметы выступают относительно друг друга в отношениях обоснования. Тут нет такой стратегии, при которой нужно выделить одно общее основание и все из него потом разворачивать. Реальное поле предметов обосновывает друг друга. Это некая релятивная стратегия.
А абсолютная стратегия состоит в том, что в данной системе какое-то знание полагается за совершенно задающее объекты как таковые, т.е. за онтологию. Оно берется в онтологической функции по отношению ко всем остальным и возможным знакам.
Онтология - это такое специальное содержание сознания, такое специальное знание, которое используется и создается именно в этой поверочной функции - быть изображением объектов как таковых. Можно назвать два принципиально разных типа онтологизирования - одно категориальное, когда содержание задается через очень абстрактные понятия, необъективированные (все аристотелевские категории - необъективированные и гегелевские тем более); и онтология идеально объективированного типа - типа системного подхода, когда она задается с дополнительным условием наглядности, о которой я говорил.
[[Это различение возвращает нас к обсуждению доклада ОГ о социальной структуре, которое я прервал на середине из-а затыков в понимании https://gignomai.livejournal.com/1020444.html. Получается, как я сейчас понимаю, что с т.зр. ОГ «система» не является категорией в классическом, аристотелевском смысле; это - идеальный объект в том смысле, как он здесь трактуется. И что из этого следует для понимания того обсуждения? - надо бы посмотреть…]].
Это различение важно потому, что одним из способов порождения идеальных объектов, о котором я далее буду говорить, будет как раз конструирование их для данного знания из материала некоторой заранее зафиксированной и наглядной, а не категориальной онтологии. Поэтому на вопрос Мумрикова, в каком смысле идеальный объект выполняет функцию онтологии, нужно ответить, что идеальный объект действительно выполняет такую функцию в том смысле, что он предназначен для поверки и задания объективного содержания некоторого знания. Но отличие идеального объекта от онтологии состоит прежде всего в том, что онтология - это конструктор для создания принципиально многих идеальных объектов. Онтология системного подхода позволяет конструировать идеальный объект в совершенно разных предметах и в разных ситуациях, в то время как некоторые идеальные объекты могут создаваться через схематизацию смысла в данной именно ситуации для целей поверки именно данного знания. Они не несут в себе всеобщности, они выполняют эпизодическую функцию в некоторой познавательной ситуации - получаются знания, а дальше они могут отмирать или жить своей жизнью. Значит, отличие идеального объекта от онтологии состоит в том, что онтология предназначена для специального создания по возможности всех или некоторых, но многих идеальных объектов, в то время как идеальный объект единичен.
Постовалова. Всякий ли объект непременно идеален?
Генисаретский. Познавательная установка такова, что мы благодаря ей заранее знаем о существовании объектов, но каковы сами эти объекты, из познавательной установки мы не знаем. Мы можем это знать каждый раз в определенной познавательной ситуации, узнавая это путем специального исследования. Поэтому существует многообразие способов, с помощью которых исследуются и полагаются объекты. Формальная функция познавательной установки состоит в том, что в некоторой ситуации предполагается существование объекта. Скажем, были ранее приняты какие-то онтологические предположения, но исходя из них, поведение наблюдаемых объектов необъяснимо, и тут мы предполагаем, что, по-видимому, существует какой-то другой объект или в этом объекте другая структура, которая и является причиной неожиданного поведения. Формальное предположение этого далее разворачивается в последовательность познавательных актов, позволяющих нам реализовать эти априорные предположения в исследовании и что-то узнать - каковы свойства этого объекта, какова структура. (Хотя заранее не знаем, есть ли у него структура, может быть, он как объект - без свойств). Но онтологические обязательства заставляют нас это делать. Поэтому интенция на объект присутствует внутри познавательной установки постоянно, но реализуется она разными логическими средствами. И идеальный объект один из таких способов, каким присутствие объекта не только предполагается, но и как-то выражается в явной и контролируемой конструкции.
[[Мне кажется, что ОГ не ответил на вопрос Постоваловой - или ответил в противоречии с тем, что он говорил выше. Ведь он отождествил идеальный объект с «предметным объектом», т.е. объектом, выделенным внутри предмета. А разве не всякий объект таков?]].
Под логикой я имею в виду всю деятельность мыслящего сознания по рефлективной организации мыслительного процесса, а не только нормированную систему средств, которая применяется рефлективно. Сюда же я отношу и все те эпизодические средства и организацию познавательной ситуации, в частности, не только логическую в обычном смысле, а, например, семиотическую организацию мыслительного процесса.
Идеальный объект применяется и существует для того, чтобы, глядя на него, строить знание. Но знание можно разворачивать и другим способом. Например, логическое оперирование с понятиями и упорядоченное на этой основе суждение и умозаключение и будут как раз тоже разворачиванием знания, но оно не обязательно опирается на какой-то идеальный объект. Если, скажем, перед нами задача установить связь между синтагматикой и парадигматикой, мы будем ссылаться на языковедческие различия, не объективируя эти понятия, а согласовывая их объем и содержание по имеющимся правилам логики.
Теперь я хочу перейти к вопросу о различии самого идеального объекта как методологемы и его предметного существования. Все, что я до этого говорил, относилось к различительной особенности идеального объекта как методологемы, как одной из единиц методологического мышления. Но очень редко, действительно, мы можем графически изобразить, нарисовать на бумаге идеальный объект или же получить его путем предельной процедуры от наблюдаемого объекта. В случае с математическим маятником или точкой мы путем предельной процедуры представляем себе, как все сокращается и сокращается по толщине стержень, на котором висит груз, и как он теряет вес. Здесь у нас еще есть опора в виде графического изображения - мы можем маятник нарисовать и использовать рисунок для наблюдения идеального объекта. Но это не исключительный способ, каким идеальный объект существует в предмете. Помимо изображения важно назвать еще два способа.
Самый распространенный способ, каким задается идеальный объект - это его описание. И поэтому очень часто, когда мы смотрим на текст и видим перед собой не что-то нарисованное, а просто описанное, то мы можем идеальный объект и не опознать, не обратить на него внимания. Так может произойти, например, с той же единицей действия. Задано описание единицы, но мы можем посмотреть на него как на знание - насколько оно соответствует природе вещей. И тут появляется обвинения в психологизме теории социального действия, ибо на этот текст смотрят как на знание, как на нечто, где действительно описана природа общества. И дальше можно и не продираться, сразу, с первой главы начинается критика такого рода. Если же мы докажем в методологическом анализе, что этот кусок текста суть описание идеального объекта, а идеальный объект - это вовсе не знание об объекте изучения (о социальной системе), а некоторая мыслительная конструкция, выполняющая специальные функции в предметном разворачивании (в данном случае это есть начало конструирования), то такое обвинение естественным образом отпадает. Тем не менее, под этим обвинением была реальная почва в том, что идеальный объект в данном случае дан через описание. И нужно отвлечься от формы описания, снять ее для того, чтобы рассмотреть за ним идеальный объект. При методологическом анализе полезно держать перед собой два плана - состав методологий, существующих в предметном мышлении, и структуру предмета. Их-то мы и должны узреть через текст описания, и те способы, которыми предмет может быть репрезентирован в самом тексте - в тексте с семиотической точки зрения и в тексте как способе, каким содержание мышления разворачивается в этом тексте.
Описание - самый распространенный способ задания идеального объекта. Так мы говорим - это идеальный газ. Он состоит из молекул, каждая из которых представляет собой абсолютно твердое тело, движущееся с разными скоростями, причем скорости эти образуют нормальное распределение. До слов «нормальное распределение», которые говорят о каком-то типе математической функции, картинка сосуда с ограниченным объемом, описание того, что в нем движутся абсолютно твердые тела с какими-то скоростями - этот кусок текста задает идеальный объект через наглядное описание. Слова о том, что скорости образуют нормальное распределение, тоже есть задание свойств идеального объекта, но уже другим способом, не через естественное языковое описание и потому наглядно, а через знаковые функции математических обозначений. Задание может происходить разными способами. Вопрос в том, есть идеальный объект или его нет.
Таким образом, среди способов задания идеального объекта мы назвали изображение и описание. Третьим способом является конструирование, когда объект конструируется из онтологии или из других идеальных объектов. В случае с онтологией мы имеем некоторый стандартный конструктивный материал, а если мы конструируем из других идеальных объектов, то нестандартный.
Можно назвать и четвертый способ, хотя он малоспецифичен и применяется больше в философских текстах, когда идеальный объект задается в понятийном рассуждении через значение. Здесь получается уже некоторая вторичная конструкция через знание, как объективное содержание этого знания задается идеальный объект. В случае с описанием мы работаем с языковыми функциями, т.е. мы используем естественный язык в описании как совершенно сложившееся средство со своей семиотикой, не изменяя ее искусственно. Когда мы говорим об идеальном газе, мы используем естественную языковую область, не обращаясь к специально уточненным значением.
Теперь об использовании идеального объекта. Допустим, что он уже задан. Первая и основная функция, которая вытекает из всего сказанного и из познавательной установки, в первую очередь, - это функция контроля объективного содержания некоторого знания. Другими словами, если нам дан или нами построен идеальный объект, мы берем его как совершенно очевидный, и содержание знания рассматриваем с точки зрения того, насколько оно адекватно этому идеальному объекту. Но на самом деле такая функция реализуется крайне редко, в основном лишь в критике мышления других сознаний, а внутри данного сознания она переворачивается и используется телеологически, т.е. сам идеальный объект строится и воображается для того, чтобы путем его последующего рассмотрения и описания сформулировать такие понятия, из которых можно получить новые знания. По сути дела, это одно и то же отношение, но оно по-разному здесь используется. Продуцирование знания есть, по-видимому, основная функция идеального объекта в рамках познавательной установки. А в качестве косвенной функции можно назвать использование его как материала для построения других идеальных объектов. Особое превращение идеального объекта происходит тогда, когда у него теряется признак объектности. Его наглядность и сама по себе объектная установка становятся несущественными. И тогда он превращается в некоторую схему, которую можно использовать как все другое в любых целях. Но это уже не употребление идеального объекта.
[[Это интересно было бы проследить на истории использования схем в ММК: начинали со схем-изображений («методологическая живопись»), потом те же схемы стали использовать и объектно, и оргдеятельностно; какие-то, возможно, допускали только один вид использования. В архиве много обсуждений, специально посвященных схематизации]].
В заключение я хочу заметить, чем отличается идеальный объект от модели, онтологической схемы. У модели также принято различать ее схему (или конструкцию) и ее идеальный объект. По сути дела, здесь содержательно отождествляют эти понятия, т.е. считают, что модель задает идеальный объект. При этом в качестве модели называют и изображение, и конструкции, и различные символические выражения, и даже описания. В этом случае не стоит удвоять понятия. А если все-таки целесообразно говорить о модели в каком-то особом значении, тогда нужно выделять идеальный объект.
Модель - это такая методологема, которая используется в отнесении к объекту изучения. Знания, полученные на модели, относятся затем к объекту изучения, т.е. становятся знаниями об объекте изучения. Вот основной способ, которым задается представление о модели. И в этом смысле возможно модельное использование идеального объекта.