О том, как маленькая девочка победила стыд и страх.

[fina_ru]

     Лина пришла ко мне на терапию давно. У неё глубокий, низкий, грудной и чуть надтреснутый голос. Её отличает от многих последовательность и упорство. Мы делали уже дважды перерыв, и она снова возвращается к совместной работе над собой. Подозреваю, что она вообще не останавливается в стремлении к гармонии. Она никогда не жаловалась и не жалуется

Comments

[asun]

Ей и сейчас некому. Вы - не друг и не родня, вы специалист. А с близкими она по-прежнему молчит. По-моему, ей трудно - насилие продолжается, рот по-прежнему зактнут.

[fina_ru]

Вы сейчас обесцениваете произошедшее.

[nurlena]

Интересно, почему нужно было рассказать именно другому человеку? Ведь сама она уже знала, что все произошедшее неправильно, что взрослый мужчина - извращенец, что ей повезло вообще остаться в живых. И все-таки нужно, чтобы это проговорил кто-то другой, а сам себе человек не может дать необходимую поддержку и принятие (я не только о Лине).

[fina_ru]

Просто рассказ обычно вызывает повторную травматизацию. В нашем случае важно было почувствовать те чувства и ощущения, прожить их и тем самым освободить силу сопротивления, силу поиска выхода в этой ситуации. Не рассказ, а медленное вспоминание-прохождение чувств, каждое в отдельности.

[nurlena]

вспомнить и пережить чувства, теперь понятнее.

[fina_ru]

и перейти к другому состоянию - освобождению

[natasha_toys]

Мне кажется, что жертвы сексуальных преступлений, как правило - дважды жертвы. Первый раз из-за самого преступления, а второй раз из-за того, что их не могут понять близкие. И не по вине близких, а потому что то, что потом в близких вскрывается, очень непредсказуемо. Целый пласт, состоящий из стыда, страха, детских травм и переживаний, связанных с сексуальностью, каких-то общественных и религиозных догм, представлениях о морали, и т.д...

Вспоминаю историю, расказанную психиатором Ольгой Кхаритиди в книге "The master of lucid dreams". Женщина, пережившая сексуальное насилие в детстве, встретила человека её мечты, взаимная любовь, брак, и всё такое. И тут она решает ему рассказать о своей травме. Дальше следует совершенно неадекватная реакция мужа: он насилует её и тут-же от неё съезжает, навсегда.

[fina_ru]

Сильная история. У меня в практике пока такого не встречалось. Встречается другое чаще всего - люди слушают историю и не впускают в себя это новое знание, видимо, оно настолько травмирующее, что родитель отнекивается, как бы говоря: этого не было, этого с моим ребёнком не могло быть, этого не было со мной как с родителем. Именно эта реакция стандартна. Если окружающие встречаются с таким, то отрицание выглядит иначе. Люди начинают или обвинять тебя в том, что очерняешь людей (насильника), или говорят, что ты всё придумала зачем-то, или всё ещё круче: "Раскрой глаза, это происходит со всеми, но не все бегут докладывать или страдают. Встают и снова живут. Подумаешь, устроила трагедию. Не ты одна такая, так тебе и надо". И чаще всего: "Сама виновата". Я думаю корни такой реакции уходят глубоко в историю. Это коренится в иерархических отношениях мужчины и женщины. В невозможности прожить своё горе, поскольку в истории изнасилованный сразу становился изгоем, парией, ему практически не давали права на дальнейшую жизнь. Достаточно почитать

[natasha_toys]

Я тут вспомнила фильм "Тесс" Романа Поланского. Её полюбил человек, который вроде бы отошел от шаблонов общества. Выросши в семье священника, ушел учиться доить коров. Вместо того, чтобы в церковь ходить, на свирели играл. Но когда узнал, что её возлюбленная однажды была изнасилована и впоследствии родила ребенка, произнес заумную фразу: "Ты больше не та женщина, которую я любил. Ты - другая женщина в её образе". Это было в позапрошлом веке. Хотя мне все-таки кажется, что сейчас общество немного изменилось...

[fina_ru]

Да, и в свете вышесказанного мной, рассказ клиента терапевту - огромный шаг, просто гигантский: она достала свои переживания из себя, она их признала, она может их проживать грустить, гневаться, страдать по этому поводу, она дала себе право болеть от пережитого и пройти это насквозь, чтобы потом отболев, вновь собрать силу и идти дальше. Практика показывает, что к наиболее травмирующим случаям человек в терапии возвращается несколько раз, чтобы уже всё более сильным проживать и очищаться, как бы говоря в последний раз: всё, уже отболело, больше эта история меня не касается, она ушла в прошлое. Скелет, вытащенный из шкафа рассыпался в прах, у него больше нет крепости и власти пугать меня, выпрыгивая в самый неожиданный момент, я знаю, что делать и как встречать опасности реальные и тайные, рядящиеся в прекрасные одежды.

И тогда начинает работать поговорка: "За одного битого двух небитых дают."

Именно.

[asun]

И именно поэтому мой пост выше - не об обесцениваниии работы специалиста и пациентки, а о том, что она продолжает жить в атмосфере насилия. Невозможность сказать близким (получат травму, обвинят жертву, как в вашем примере) и есть повторное насилие, свойственное нашей культуре, что откликается в постах автора ниже

Re: Именно.

[natasha_toys]

Я, конечно, не тот, кому Вы задали этот вопрос, но мне кажется, что есть две проблемы - первая - мнение общества о жертве насилия, и вторая - конкретная травма, нанесенная женщине. Эти проблемы немного разные, и в посте Руфины речь шла как раз о травме. Травме нужно посмотреть в лицо, чтобы её исцелить. Для этого не обязательно со всех сторон иметь понимающих людей, достаточно одного, кто примет, поможет и направит. Интересно, какая часть женщин, ставшими жертвами насилия, находит такого человека (или возможности справиться самой)? И какая часть носит травму в себе всю жизнь, будучи той самой "дважды жертвой"?

Re: Именно.

[asun]

Конечно, их две, но они обе - часть одной общей боли. И да, автор решал с пациенткой первую часть, а мой комментарий был об общности этой первой части (травма) и второй (невозможности о травме говорить с неспециалистом).

Как раз очень интересно, как с этой второй частью справляется современная психология (в первой-то уже стало понятно еще в прошлом веке), ведь собственно во второй обозначенной вами проблеме нет единовременной травмы, есть постоянная травмирующая ситуация, вызванная не событием, а устройством общества.

Re: Именно.

[fina_ru]

Вы поднимаете вопрос уже не терапевтический, а социальный. Как остановить насилие? Как сделать так, чтобы жертву перестали считать парией, изгоем?

Тогда эти вопросы встают в ряду других социальных вопросов: тотальное, принятое в культуре насилие над детьми, над женщинами, над теми, кто ниже чином. Насилие над пациентами со стороны медицины. И другие, более тонкие вопросы.

Re: Именно.

[asun]

Нет, как раз терапевтический. Мне интересно, как терапия отвечает на ситуацию, когда остановить насилие пока нельзя, поскольку оно часть культуры.

Чем помогает терапия, когда пациент уже проработал первичную травму, но, находясь в обусловленном обществом постоянном состоянии ре-травматизации и ПСТР, дошел до экзистенциальных вопросов?

В приведенных вами примерах показано, как травматик стал борцом с тем вилом травмы, от которого пострадал. Но это частность - не каждый имеет желание круто менять жизнь и идти в активизм (с другой стороны, почти каждый и так понимает, что то, что с ним сделали - плохо). Допустим, ваша клиентка хочет дальше вести свою профессиональную и частную жизнь, быть и дальше, допуcтим, продавщией, а не становится психотерапетвом и ратотать с травмой, но она также хочет освобождения от ре-травматизации молчанием.

Предполагаю, что существуют наработки, не могут же специалисты не копать в этом направлении.

Спасибо, что ответили.

Re: Именно.

[fina_ru]

Молчание не травмирует само по себе. Если вы пережили хирургическое вмешательство, вы же не испытываете потребности говорить об этом на каждом шагу? А ведь каждая операция - сильнейшая травма. И каждая операция безусловно насилие. Даже при добровольном согласии пациента тело воспринимает операцию как насилие.

Насилие тело воспринимает как опасность для жизни. Из опасной ситуации два выхода: бежать и бороться и один промежуточный - сжаться, чтобы через некоторое время, когда хищник тебя бросил, встрепенуться и уйти. В человеческом обществе встрепенуться и уйти человек почти не в состоянии, особенно, если он ситуацию воспринял не просто как казус, а как насилие над собой. Поэтому в ситуации насилия остаются только два выхода: бороться или бежать.
В ходе терапии человек приобретает способность бороться или бежать. Вот это он и начинает делать в своей жизни каждый раз в ситуации опасности.