Симон и Салихат
Вот так живёшь-живёшь, и в один прекрасный день выходишь из книжного со стопкой книг, посвящённых Кавказу и Закавказью. Семейное путешествие пока в планах, и довольно отдалённых - коронавирус вносит свои коррективы, а вот проникнуться душой - самое время.
О Наринэ Абгарян у нас в сообществе немало постов: https://fem-books.livejournal.com/1329636.html, https://fem-books.livejournal.com/1242850.html https://fem-books.livejournal.com/504316.html, https://fem-books.livejournal.com/495108.html, https://fem-books.livejournal.com/86174.html. Один из недавних - как раз первая глава её романа «Симон»: https://fem-books.livejournal.com/1826670.html (правда, героиню ещё зовут Сильвия, а не Меланья), номинированного в этом году на премию «Большая книга». Книга действительно большая, классический роман как есть, только завязка - смерть главного героя. Да-да, первое, что мы узнаём о Симоне - то, что он умер. А второе - что у него почему-то после смерти посинели уши.
- И как же нам быть? - прослезилась Сильвия.
- Хоронить! - сухо бросил патологоанатом, которому явно было не до сантиментов.
Вот так и бывает. Прожил человек восемьдесят восемь лет, дома строил, дети у него, внуки, связи на стороне и от тех связей тоже не без потомства - а на поминках разговоры об ушах, да об ушах, да как же с ними быть. Впрочем, мне сейчас немного совестно. Я так конспективно сказала: связи на стороне. А между тем это не просто связи. Это - поэмы были. Симон был поэтом внебрачных амуров, Гомером шашней, Петраркой интрижек... Но, по мере того, как его пассии вспоминают, как пели соловьи много-много лет назад, мы понимаем, что существовал в его любовных историях некий общий паттерн.
Все возлюбленные Симона - изгойки. Талантливые, умные, искренние, красивые - все они отвержены обществом, потому что... а потому. Даже оступаться как-то особенно не нужно. Родилась у неудачных родителей. Сама не в состоянии родить. Не пришлась по вкусу мужу. Муж не пришёлся по вкусу - это уж вообще абзац, красная строка и попрание устоев. Для женщины в Берде, несмотря на советские лозунги женского равноправия и постсоветский «ветер перемен», возможны три судьбы: семья, монашество или кроткое юродство в духе Косой Вардануш, тоже ведь парии. Одинокие, оплёванные, на грани развода или уже за гранью, пережившие и травлю, и унижения со стороны семьи, и сущую уголовщину - иначе я, например, ситуацию Вдовой Сильвии не могу расценить. Мужчина оставил. Мужчина ушёл. Мужчина не пришёл. Всё, ты недоженщина, отверженная.
И тут в жизни отщепенки появляется Симон и начинает нею, с пустым местом говорить как с женщиной. Хвалить. Делать комплименты. Восторгаться - искренне. Думаю, развитие сюжета понятно. Нет, он не обидчик, он положительный персонаж, заботливый, поддерживающий, дарит зазнобам на прощание какие-то цацки, жизнерадостный сангвинический красавец, бонвиван, жизнелюб - в общем, типичный провинциальный донжуан. Да ещё со страстью всем добро причинять - в романе есть пресмешной момент, когда Симон навязывает своему приятелю, верному семьянину, случайную любовницу: не женщина, мол, а мармелад, одни груди по два пуда... Что ж ты сидишь? У тебя ж баба такая безобразная! Тот в ужасе отнекивается, и приходится нашему ловеласу самому удовлетворять курортницу... Положительный, в общем, мужчина. Тем не менее все мы понимаем: и читательницы, и зазнобы, и Симонова благоверная, и сам Симон - если бы одна попала не к коновалу, а к хорошему неврологу, другая посетила бы репродуктологический центр, у третьей жених оказался бы по минимуму порядочный человек - жили бы эти женщины не тужили и на доброго соседа обращали бы внимание как на доброго соседа. Ни более, ни менее.
А если бы сам Симон в своё время не побоялся...
«Бы» не существует. Симон побоялся. И судьба его сложилась так, как сложилась.
И вот чем ещё «Симон» безгранично ценен для меня. Никакая любовь к родному городу, никакое благоговение перед прекрасной его природой и старинными традициями, никакая нежность к бердцам, к их порывам, поискам и страстям, не застят перед глазами Абгарян затхлую захолустность бердцев, ограниченность их мещанского мирка, из которого вырваться - всё равно, что отыскать море там, где выхода к морю, собственно, никогда не существовало. А люди всё равно слышат море, ощущают его запах, грезят о нём по ночам. Где-то оно есть, море?
Следом за кромешной тишиной приходил запах моря. Он поднимался со дна ущелья и затапливал собой, казалось, всё видимое и невидимое пространство. Сильвия думала, что только сама его ощущает, но однажды мать сквозь полудрёму прошелестела: «Так пахнет, что кажется - если прислушаться, можно различить плеск волн». «Чем пахнет?» - «Морем».
Следующая же книга из астовской серии «Люди, которые всегда со мной», названной, кстати, по роману Н. Абгарян, дала мне понять, что о затхлости и захолустности я не знаю вообще ничего. Это мне Берд казался дырой? Благословенный Берд, где женщины получают образование, трудятся по специальности за зарплату (причём нередко приличную), развивают свои способности и владеют имуществом? Явилась Наталья Елецкая и рассказала мне в своем дебютном романе «Салихат», что такое настоящие патриархальные устои.
За тяжкую провинность женщину могут приговорить к смерти, и никто за неё не вступится. Вот Джамалутдин-ата убил жену, и ничего ему за это не было. Теперь он снова решил жениться, и его выбор пал на меня. Если бы он убил Зехру на полгода раньше, он бы тогда засватал не меня, а Диляру, старшую дочь Абдулжамала Азизова, и к тому же более красивую, чем я. Но когда сватали Диляру, жена Джамалутдина-ата ещё была жива. Вот так и получилось, что Диляре достался добрый и спокойный муж, который со дня свадьбы её ни разу пальцем не тронул, а я уже четыре дня трясусь от страха, прекрасно понимая, что меня ждёт.
В доме вдовца шестнадцатилетнюю девочку ждёт тяжёлая работа, нарекания свекрови, двое взрослых пасынков - один вздорный, другой добродушный, и, как ни странно, любовь. Та самая, единственная, на всю жизнь, воспетая в лирических поэмах... Не верите? И я сомневаюсь. Сама Салихат невольно вызывает симпатию: при всей житейской неопытности, наивности это очень умная девочка. И она умеет не только строить умозаключения, но и доверять своему рассудку, она не забитая. Хотя пытались забить, особенно родитель. Даже отсутствие возможности что-либо в жизни решать не лишило Салихат решительности.
Бывает ли такое?
Надо признаться, этот сакраментальный вопрос над страницами «Салихат» я задавала себе поминутно. Неужели в дагестанской сельской местности до такой степени «закон - тайга, медведь - хозяин»? В пространстве текста государственные законы, и так-то несовершенные, вовсе не работают, особенно в отношении женщин. Хочет глава семьи - прибил, хочет - убил, хочет - сдал обратно родителям, как будто в аренду брал. С той лишь разницей, что брошенную мать четверых-пятерых детей не того пола уже никто не захочет в жёны. Всё зависит от моральных качеств мужчины, а они в такой обстановке не воспитываются. Коран зато у всех на устах, а в сердце, пожалуй, у одной главной героини. Именно она бросается вынимать самоубийцу из петли, для остальных-прочих «собаке собачья смерть». Не нужна - пусть сдохнет.
- Нурулла ещё в марте родителям письмо прислал. Мне Гульзар сказала, она письмо видела, и там было написано, что брат возвращается, и что нашли ему невесту, а та жена в Москве - она ему ненастоящая жена.
- Ай, как же она будет теперь, с ребёнком-то? - Я качаю головой. В эту минуту горе Генже отступает на второй план, ведь там, в далёкой Москве, осталась женщина, которая считала Нуруллу своим мужем, а тот ушёл вот так просто, даже без развода.
- Ай, да так и будет, как все шлюхи русские живут! - передразнивает меня Генже. - Там это обычное дело, без мужа детей рожать, как в них только камни не кидают на улицах, в безбожниц...
В мире Салихат не понятно, к какой национальности действующие лица принадлежат. Ясно, что Дагестан, а где территориально? В мире Салихат очень много труда, но он никого не радует. Всё делается будто из-под палки. Сравните, как о быте, о той же самой кухне, говорят у Абгарян, и какая это нудная рутина, какая каторга у Елецкой! Так почему девочка-жена полюбила-таки навязанного мужа? Ответ прост: потому что слаще морковки ничего не ела. Джамалутдин напыщенный, трусоватый, мелкий человек, и, главное, сам о себе это знает. Супруге он не поддержка, как и абсолютное большинство «крепких мужских плеч», бросил её в критический момент. Всё, что Салихат удалось, удалось благодаря женщинам: мачехе и подруге, которую - ирония судьбы - сама же Салихат ругала на чём свет стоит за недостаток добродетели. Ну, красив собою, ну, сексом занимается умело (хотя с чем шестнадцатилетней невесте сравнивать)? Чем он зацепил? Почему после всех перипетий и после признания это ничтожество получает в ответ: Я не устаю благодарить Аллаха за то, что ты со мной, и я молю Его продлить твои годы, наполнив их мудростью и раскаянием. Ты мой муж, отец моих детей, моя любовь и моя жизнь... ?
А попробуй Салихат ответить по-другому, «любовь и жизнь» тут же двинул бы её по макушке и - по следам Зехры, про которую в финале как-то подзабыли за поцелуями. Было бы очень актуально обсудить роман с самой писательницей, но ни интервью, ни комментариев Н. Елецкой я в сети не отыскала.
О Наринэ Абгарян у нас в сообществе немало постов: https://fem-books.livejournal.com/1329636.html, https://fem-books.livejournal.com/1242850.html https://fem-books.livejournal.com/504316.html, https://fem-books.livejournal.com/495108.html, https://fem-books.livejournal.com/86174.html. Один из недавних - как раз первая глава её романа «Симон»: https://fem-books.livejournal.com/1826670.html (правда, героиню ещё зовут Сильвия, а не Меланья), номинированного в этом году на премию «Большая книга». Книга действительно большая, классический роман как есть, только завязка - смерть главного героя. Да-да, первое, что мы узнаём о Симоне - то, что он умер. А второе - что у него почему-то после смерти посинели уши.
- И как же нам быть? - прослезилась Сильвия.
- Хоронить! - сухо бросил патологоанатом, которому явно было не до сантиментов.
Вот так и бывает. Прожил человек восемьдесят восемь лет, дома строил, дети у него, внуки, связи на стороне и от тех связей тоже не без потомства - а на поминках разговоры об ушах, да об ушах, да как же с ними быть. Впрочем, мне сейчас немного совестно. Я так конспективно сказала: связи на стороне. А между тем это не просто связи. Это - поэмы были. Симон был поэтом внебрачных амуров, Гомером шашней, Петраркой интрижек... Но, по мере того, как его пассии вспоминают, как пели соловьи много-много лет назад, мы понимаем, что существовал в его любовных историях некий общий паттерн.
Все возлюбленные Симона - изгойки. Талантливые, умные, искренние, красивые - все они отвержены обществом, потому что... а потому. Даже оступаться как-то особенно не нужно. Родилась у неудачных родителей. Сама не в состоянии родить. Не пришлась по вкусу мужу. Муж не пришёлся по вкусу - это уж вообще абзац, красная строка и попрание устоев. Для женщины в Берде, несмотря на советские лозунги женского равноправия и постсоветский «ветер перемен», возможны три судьбы: семья, монашество или кроткое юродство в духе Косой Вардануш, тоже ведь парии. Одинокие, оплёванные, на грани развода или уже за гранью, пережившие и травлю, и унижения со стороны семьи, и сущую уголовщину - иначе я, например, ситуацию Вдовой Сильвии не могу расценить. Мужчина оставил. Мужчина ушёл. Мужчина не пришёл. Всё, ты недоженщина, отверженная.
И тут в жизни отщепенки появляется Симон и начинает нею, с пустым местом говорить как с женщиной. Хвалить. Делать комплименты. Восторгаться - искренне. Думаю, развитие сюжета понятно. Нет, он не обидчик, он положительный персонаж, заботливый, поддерживающий, дарит зазнобам на прощание какие-то цацки, жизнерадостный сангвинический красавец, бонвиван, жизнелюб - в общем, типичный провинциальный донжуан. Да ещё со страстью всем добро причинять - в романе есть пресмешной момент, когда Симон навязывает своему приятелю, верному семьянину, случайную любовницу: не женщина, мол, а мармелад, одни груди по два пуда... Что ж ты сидишь? У тебя ж баба такая безобразная! Тот в ужасе отнекивается, и приходится нашему ловеласу самому удовлетворять курортницу... Положительный, в общем, мужчина. Тем не менее все мы понимаем: и читательницы, и зазнобы, и Симонова благоверная, и сам Симон - если бы одна попала не к коновалу, а к хорошему неврологу, другая посетила бы репродуктологический центр, у третьей жених оказался бы по минимуму порядочный человек - жили бы эти женщины не тужили и на доброго соседа обращали бы внимание как на доброго соседа. Ни более, ни менее.
А если бы сам Симон в своё время не побоялся...
«Бы» не существует. Симон побоялся. И судьба его сложилась так, как сложилась.
И вот чем ещё «Симон» безгранично ценен для меня. Никакая любовь к родному городу, никакое благоговение перед прекрасной его природой и старинными традициями, никакая нежность к бердцам, к их порывам, поискам и страстям, не застят перед глазами Абгарян затхлую захолустность бердцев, ограниченность их мещанского мирка, из которого вырваться - всё равно, что отыскать море там, где выхода к морю, собственно, никогда не существовало. А люди всё равно слышат море, ощущают его запах, грезят о нём по ночам. Где-то оно есть, море?
Следом за кромешной тишиной приходил запах моря. Он поднимался со дна ущелья и затапливал собой, казалось, всё видимое и невидимое пространство. Сильвия думала, что только сама его ощущает, но однажды мать сквозь полудрёму прошелестела: «Так пахнет, что кажется - если прислушаться, можно различить плеск волн». «Чем пахнет?» - «Морем».
Следующая же книга из астовской серии «Люди, которые всегда со мной», названной, кстати, по роману Н. Абгарян, дала мне понять, что о затхлости и захолустности я не знаю вообще ничего. Это мне Берд казался дырой? Благословенный Берд, где женщины получают образование, трудятся по специальности за зарплату (причём нередко приличную), развивают свои способности и владеют имуществом? Явилась Наталья Елецкая и рассказала мне в своем дебютном романе «Салихат», что такое настоящие патриархальные устои.
За тяжкую провинность женщину могут приговорить к смерти, и никто за неё не вступится. Вот Джамалутдин-ата убил жену, и ничего ему за это не было. Теперь он снова решил жениться, и его выбор пал на меня. Если бы он убил Зехру на полгода раньше, он бы тогда засватал не меня, а Диляру, старшую дочь Абдулжамала Азизова, и к тому же более красивую, чем я. Но когда сватали Диляру, жена Джамалутдина-ата ещё была жива. Вот так и получилось, что Диляре достался добрый и спокойный муж, который со дня свадьбы её ни разу пальцем не тронул, а я уже четыре дня трясусь от страха, прекрасно понимая, что меня ждёт.
В доме вдовца шестнадцатилетнюю девочку ждёт тяжёлая работа, нарекания свекрови, двое взрослых пасынков - один вздорный, другой добродушный, и, как ни странно, любовь. Та самая, единственная, на всю жизнь, воспетая в лирических поэмах... Не верите? И я сомневаюсь. Сама Салихат невольно вызывает симпатию: при всей житейской неопытности, наивности это очень умная девочка. И она умеет не только строить умозаключения, но и доверять своему рассудку, она не забитая. Хотя пытались забить, особенно родитель. Даже отсутствие возможности что-либо в жизни решать не лишило Салихат решительности.
Бывает ли такое?
Надо признаться, этот сакраментальный вопрос над страницами «Салихат» я задавала себе поминутно. Неужели в дагестанской сельской местности до такой степени «закон - тайга, медведь - хозяин»? В пространстве текста государственные законы, и так-то несовершенные, вовсе не работают, особенно в отношении женщин. Хочет глава семьи - прибил, хочет - убил, хочет - сдал обратно родителям, как будто в аренду брал. С той лишь разницей, что брошенную мать четверых-пятерых детей не того пола уже никто не захочет в жёны. Всё зависит от моральных качеств мужчины, а они в такой обстановке не воспитываются. Коран зато у всех на устах, а в сердце, пожалуй, у одной главной героини. Именно она бросается вынимать самоубийцу из петли, для остальных-прочих «собаке собачья смерть». Не нужна - пусть сдохнет.
- Нурулла ещё в марте родителям письмо прислал. Мне Гульзар сказала, она письмо видела, и там было написано, что брат возвращается, и что нашли ему невесту, а та жена в Москве - она ему ненастоящая жена.
- Ай, как же она будет теперь, с ребёнком-то? - Я качаю головой. В эту минуту горе Генже отступает на второй план, ведь там, в далёкой Москве, осталась женщина, которая считала Нуруллу своим мужем, а тот ушёл вот так просто, даже без развода.
- Ай, да так и будет, как все шлюхи русские живут! - передразнивает меня Генже. - Там это обычное дело, без мужа детей рожать, как в них только камни не кидают на улицах, в безбожниц...
В мире Салихат не понятно, к какой национальности действующие лица принадлежат. Ясно, что Дагестан, а где территориально? В мире Салихат очень много труда, но он никого не радует. Всё делается будто из-под палки. Сравните, как о быте, о той же самой кухне, говорят у Абгарян, и какая это нудная рутина, какая каторга у Елецкой! Так почему девочка-жена полюбила-таки навязанного мужа? Ответ прост: потому что слаще морковки ничего не ела. Джамалутдин напыщенный, трусоватый, мелкий человек, и, главное, сам о себе это знает. Супруге он не поддержка, как и абсолютное большинство «крепких мужских плеч», бросил её в критический момент. Всё, что Салихат удалось, удалось благодаря женщинам: мачехе и подруге, которую - ирония судьбы - сама же Салихат ругала на чём свет стоит за недостаток добродетели. Ну, красив собою, ну, сексом занимается умело (хотя с чем шестнадцатилетней невесте сравнивать)? Чем он зацепил? Почему после всех перипетий и после признания это ничтожество получает в ответ: Я не устаю благодарить Аллаха за то, что ты со мной, и я молю Его продлить твои годы, наполнив их мудростью и раскаянием. Ты мой муж, отец моих детей, моя любовь и моя жизнь... ?
А попробуй Салихат ответить по-другому, «любовь и жизнь» тут же двинул бы её по макушке и - по следам Зехры, про которую в финале как-то подзабыли за поцелуями. Было бы очень актуально обсудить роман с самой писательницей, но ни интервью, ни комментариев Н. Елецкой я в сети не отыскала.