странник и его тень
Разовью немного анализ статьи Б.Межуева про «Обитаемый остров». Я отреагировал достаточно резко на его тезис об Андропове как символе «большей части советской интеллигенции 70х годов» - потому что ведь очевидно, куда этот тезис, совершенно ложный в ТАКОМ виде, растет - к путинской гебухе и ее обслуге Пушистым со товарищи. Но, конечно,куда интересней посмотреть, откуда рaстет такая деформация -и, главное - какое пространство предвместимости задает для мысли.
Поражает крайняя двусмысленность статьи. Ок, Андропов-странник частично служил символом, частично воспитал некоторый круг «интеллигентов-прогрессоров». Сиречь тех, кто считает, что изменение Системы возможно лишь извне, что массы аборигенов - лишь расходный материал, ни на что не способный и что есть лучшие, чем автохтонные, идеи, по которым надо все переменить. Но: им противостоящие люди Умника - названные «партией войны» и проецированные на «партию Шелепина-Семичасного» - странным образом оказываются авторами перестройки, ибо Яковлев - перекрасившийся член этой самой партии. Откуда такой вывод, в статье не сообщается, да и не важно. Важна сама установка «чума на оба ваших дома». Оба дома (про дом умника,правда, почти ничего не сообщается) объеденяет, видимо, интеллигентский страх «народных масс». Именно поэтому Б.Межуеву так важно сказать про «большую часть интеллигенции», поставившую на Странника: интеллигенция в его глазах и есть, видимо, тот слой людей, которые, из страха перед настоящими органическими переменами, идущими «из почвы», делают ставку на элитарный центр реформ. Какой он будет - типа ГБ или типа гайдаровского правительства - неважно. Не в том суть. Суть - в недоверии собственному народу и в заемном характере ценностей, ради которых надо реформировать туземный мир.
Более того - ничего не меняет и позиция героя-одиночки. Это, если продолжить логику Межуева, такая Новодворская, одинокий разрушитель из той же бочки, что и прогрессоры со Странником, коему «совесть важнее действительности». Просто он хочет тех же самых иноземных ценностей всех и сразу, а Странник - осторожно и постепенно. Партия же войны (умника), видимо, хочет чисто власти, ценности ее не интересуют вовсе. Еще есть Отцы, чего хотят они, Б.Межуев не объясняет, но что они презирают народ точно так же, как и все прочие - очевидно.
Итак, перед нами - описание мира Стругацких, как позиции демонического «абсолютно внешнего». Весь, целиком мир Стругацких - квинтессенция «интеллигентского» мира, мира беспочвенного и нигилистического. Различия в нем - различия разного рода бесов.
Позицию свою собственную автор не обсуждает, не тот жанр. Однако уместно вспомнить - не в порядке перехода на личности, а для ввведения контекста - пишет это редактор издания, пусть уже и не такого одиозного, как АПН, но зато характерного фигурой шефа, Павловского, крайне занятного гибрида Умника и Странника. Действующего лица по обслуживанию излучателей и видного теоретика спасения Родины от прогрессов силами нынешней властной, теперь уже очевидно всем, что банкротной, гбухи. Кстати, очень почитающей не только Феликса Эдмундовича, но и Юрия Владимировича. Второго, наверно, даже больше. Ненавидящий гайдаровских прогрессоров и горбачевских умников, по идее Б.Межуев должен, как и его шеф, видеть автохтонное спасение Родины в путинских Отцах? Так, что ли? Как он их, собственно, позиционирует? Статьи в надежде славы и добра и заодно с правопорядком в адрес этих людей Борис пописывал, я такое почитывал. Он писал с позиций «мудрого принятия действительности». То, что эти люди презирают свой народ едва ли не больше, чем прогрессоры с умниками, вместе взятыми, он, похоже, считал временным недоразумением. Исправимым вот-вот (гипотезу про демократизацию при выборе Наследничков я запомнил). Но я хочу сейчас всю деятельность автора помимо обсуждаемой статьи вынести за скобки. Останемся в рамках статьи и ее внутренней логики.
Итак, автор осуществляет очень важную для него и способа описания туземного мира редукцию. «Большая часть советской интеллигенции», для которой Андропов был якобы кумиром аж в 70е, на поверку оказывается кругом людей, обслуживавших перестройку и затем ельциновские реформы (он уточнил у меня в журнале, перечислив имена). Только в этом случае работает схема «идеологии внешнего». Те, кто ходил в Москве на демонстрации в 88-91 годах и стоял на защите ельциневского белого дома в 91, те, кто с одинаковым презрением относился и к партийным функционерам и гебухе в 70е, а Андропова воспринимал (по крайней мере до 83 года) как портрет среди портретов на демонстрациях - все эти люди - огромное большинство «интеллигенции» или «образованцев» - находятся вне схем Межуева. Их как бы нет. Или они «меньшинство», ибо не в числе счастье. Иначе говоря, у Бориса - сугубый не просто москвоцентричный, а садово-кольцово-центричный взгляд. Нет, конечно, можно задвинуть амлификацию тезиса внешнего и доказывать, что вся интеллектуальная прослойка в этой стране - сила иноземная и колониальная. Но тогда откуда ты, сердешный, говоришь? Т.е. конструкцию придется по любому усложнить. А пока выходит, что взгляд Межуева - колонизаторско-гуманистический. Совершенно внешний туземцам, но радеющий за них. Типа Хомяков, принимаемый в русском национальном костюме за персиянина. Именно в этой перспективе - она же перспектива его соратников по АПН или конторке Павловского - существует манихейская борьба «Народа» и «Чуждых сил». И радетели за народ, типа маугли, борцы за закон джунглей (хотя обосновать свое место маугли в туземном мире никто из борцов с нерусью или вашингтонским обкомом пока не сумел. Дрочат они все одинаково - на Америку).
Но есть еще совсем другой, не менее интересный аспект этой манихейской космогонии. Интересно заметить, что есть произведение, написанное примерно в тот же период, что и «Обитаемый остров», но неизмеримо более важное для Стругацких и их репутации: «Улитка на склоне». Оно не упомянуто Б. Межуевым вовсе. Между тем это интересная двухтактовая машина, сопоставляющая два подхода к советской жизни в чистом виде: внутренне-органическо-благоутопический и «сопротивительно-совестливо-утопический». Перец, герой части «Институт», за которую Стругацкие имели большие неприятности, и, кажется, Антон, герой части «Лес», вполне себе цензуропроходимой. «Институт» - фантасмагория, показывающая все мороки советской жизни и то, что даже став Директором, этот морок поменять невозможно. «Лес» - парадигмальная для всех Румат и Максимов повесть - показывает, что в бесконечно запутанном мороке можно выжить лишь одним образом: делай что должен и будь что будет. Просто режь мертвяков и ни о чем не задумывайся. Идеальный герой - шестидесятник, рыцарь и любитель девственной природы, отмороженный Турист. Максим - бледный окомммунистиченный клон этого Антона. А Странник и ко - бледные клоны героев Института с Перцем во главе. Куда интересней будет в последующем тема Предопределения, поднятая Стругацкими в 70е годы - в развитие лемовского «Следствия». Лес - прощание с героем шестидесятых. Институт - задел на 70е и дальше, ибо предопределение - оттуда. Пелевин в этом смысле, к примеру, - один из поздних немощных побегов «Института».
Так вот: герой «Леса» наиболее ясно вскрывает христологическую суть героев-вопреки-всему у Стругацких. Вообще Христос в мир данной статьи Межуева (по слухам, ревностного христианина)не вписывается никак. Христос в этом мире будет сразу и прогрессор, и интеллигенция, презирающая народ, и партия Умника. Мир, откуда говорит критик Стругацких Межуев в данной статье - безблагодетен, иначе говоря. Событие вообще, а тем более Событие Христа в его мире - как он проступает сквозь критику Стругацких - невозможно. Человек, говорящий от имени маловразумительного в данном мире Отца,явной «инородной силы», презирающий по сути «народные чаяния» и всяких там странников-пилатов, хитросплетения туземного Института, но уважающего Древний Закон, требующий жить исключительно Совестью(Истиной!), гоняюший мертвяков и требующий раздать богатства - вот он вам, архимаксим, человек из Будущего, идиот в настоящем. Борис Межуев - внутри нюансов позиции Инквизитора, его внутренних антиномий. Именно под эту позицию препарируется мир 70х и те силы, которые опрокинули советский морок - а скоро опрокинут, надеюсь, и морок путинский. Христос в инквизиторскком политтехнологическом мире, частью которого является Б.Межуев - нонсенс, дурачок и преступление. Первый кандидат на шельмование и нейтрализацию. Это - самое провальное во всем политтехнологическом бомонде, раковой опухоли, по которой вползли наверх гебушные мертвяки. Сила чистого нигилизма, реактивная по отношению ко всякой благодати, ко всяким максимам. Есть Народ, Странники и их тени - хорошие советники и деструктивные силы. Вот он, топос «последнего убежища для негодяев и папуасов».
Иначе говоря: точка, из которой описывается и критикуется некоторый мир бесов-разрушителей - в лучшем случае - позиция одного из бесов среди прочих, в худшем - генерализированная точка схождения всего того, с чем хочет бороться Б.Межуев и что инкриминирует некторой сконструированной «интеллигенции». Смам позиция этого «абсолютного внешнего», на которое пытается наехать Б.Межуев - скорее внутренняя лигитимирующе-терапевтическая протезная позиция из его собственного политтехнилогического мира, в котором властвует утопия «правильного идеального Института». Не знаю, отводит ли он себе роль Перца, примеряет ли ее на себя - но тенденция именно такова. Иначе говоря - мир Стругацких, как он его описывает - трасгрессивное обустроение сувереннсоти собственного я, симулирующего критичность в мире, в котором занятие критической позиции просто невозможно хотя бы потому, что вита актива, с идеалом подручности, радикально превалирует над вита контемплятива. Строго говоря, спор «ученых» с «политтехнологами», подспудно определяющий контекст размышлений Б.Межуева, - и есть спор вита контемплятива с вита актива. Спор двух разных стратегий «беруф», зова, "призвания и профессии". Но это уже другой, достаточно сложный, хотя и очень интересный разговор. В котором Стругацким, конечно, тоже есть место, и где их тема "предопределения", так важная для них во торой половине 70х-начале 80х, может получить весьма интересный контекст.
И, конечно, интересно заметить лично мне для себя, что весь тот контекст, в который пытается встроить Стругацких Б.Межуев - контекст постколониализма. Мало отличный, между прочим, от африканского. Но инетресно-то ведь то, что постколониализм как слепое пятно своих занятий политтехнологи, сoбирающие свое я трансгрессией абсолютно внешнего - отказываются опозновать. Их я - симуляция хрен знает какого порядка. И здесь - интересная туземная специфика, отделяющая от Африки.
Поражает крайняя двусмысленность статьи. Ок, Андропов-странник частично служил символом, частично воспитал некоторый круг «интеллигентов-прогрессоров». Сиречь тех, кто считает, что изменение Системы возможно лишь извне, что массы аборигенов - лишь расходный материал, ни на что не способный и что есть лучшие, чем автохтонные, идеи, по которым надо все переменить. Но: им противостоящие люди Умника - названные «партией войны» и проецированные на «партию Шелепина-Семичасного» - странным образом оказываются авторами перестройки, ибо Яковлев - перекрасившийся член этой самой партии. Откуда такой вывод, в статье не сообщается, да и не важно. Важна сама установка «чума на оба ваших дома». Оба дома (про дом умника,правда, почти ничего не сообщается) объеденяет, видимо, интеллигентский страх «народных масс». Именно поэтому Б.Межуеву так важно сказать про «большую часть интеллигенции», поставившую на Странника: интеллигенция в его глазах и есть, видимо, тот слой людей, которые, из страха перед настоящими органическими переменами, идущими «из почвы», делают ставку на элитарный центр реформ. Какой он будет - типа ГБ или типа гайдаровского правительства - неважно. Не в том суть. Суть - в недоверии собственному народу и в заемном характере ценностей, ради которых надо реформировать туземный мир.
Более того - ничего не меняет и позиция героя-одиночки. Это, если продолжить логику Межуева, такая Новодворская, одинокий разрушитель из той же бочки, что и прогрессоры со Странником, коему «совесть важнее действительности». Просто он хочет тех же самых иноземных ценностей всех и сразу, а Странник - осторожно и постепенно. Партия же войны (умника), видимо, хочет чисто власти, ценности ее не интересуют вовсе. Еще есть Отцы, чего хотят они, Б.Межуев не объясняет, но что они презирают народ точно так же, как и все прочие - очевидно.
Итак, перед нами - описание мира Стругацких, как позиции демонического «абсолютно внешнего». Весь, целиком мир Стругацких - квинтессенция «интеллигентского» мира, мира беспочвенного и нигилистического. Различия в нем - различия разного рода бесов.
Позицию свою собственную автор не обсуждает, не тот жанр. Однако уместно вспомнить - не в порядке перехода на личности, а для ввведения контекста - пишет это редактор издания, пусть уже и не такого одиозного, как АПН, но зато характерного фигурой шефа, Павловского, крайне занятного гибрида Умника и Странника. Действующего лица по обслуживанию излучателей и видного теоретика спасения Родины от прогрессов силами нынешней властной, теперь уже очевидно всем, что банкротной, гбухи. Кстати, очень почитающей не только Феликса Эдмундовича, но и Юрия Владимировича. Второго, наверно, даже больше. Ненавидящий гайдаровских прогрессоров и горбачевских умников, по идее Б.Межуев должен, как и его шеф, видеть автохтонное спасение Родины в путинских Отцах? Так, что ли? Как он их, собственно, позиционирует? Статьи в надежде славы и добра и заодно с правопорядком в адрес этих людей Борис пописывал, я такое почитывал. Он писал с позиций «мудрого принятия действительности». То, что эти люди презирают свой народ едва ли не больше, чем прогрессоры с умниками, вместе взятыми, он, похоже, считал временным недоразумением. Исправимым вот-вот (гипотезу про демократизацию при выборе Наследничков я запомнил). Но я хочу сейчас всю деятельность автора помимо обсуждаемой статьи вынести за скобки. Останемся в рамках статьи и ее внутренней логики.
Итак, автор осуществляет очень важную для него и способа описания туземного мира редукцию. «Большая часть советской интеллигенции», для которой Андропов был якобы кумиром аж в 70е, на поверку оказывается кругом людей, обслуживавших перестройку и затем ельциновские реформы (он уточнил у меня в журнале, перечислив имена). Только в этом случае работает схема «идеологии внешнего». Те, кто ходил в Москве на демонстрации в 88-91 годах и стоял на защите ельциневского белого дома в 91, те, кто с одинаковым презрением относился и к партийным функционерам и гебухе в 70е, а Андропова воспринимал (по крайней мере до 83 года) как портрет среди портретов на демонстрациях - все эти люди - огромное большинство «интеллигенции» или «образованцев» - находятся вне схем Межуева. Их как бы нет. Или они «меньшинство», ибо не в числе счастье. Иначе говоря, у Бориса - сугубый не просто москвоцентричный, а садово-кольцово-центричный взгляд. Нет, конечно, можно задвинуть амлификацию тезиса внешнего и доказывать, что вся интеллектуальная прослойка в этой стране - сила иноземная и колониальная. Но тогда откуда ты, сердешный, говоришь? Т.е. конструкцию придется по любому усложнить. А пока выходит, что взгляд Межуева - колонизаторско-гуманистический. Совершенно внешний туземцам, но радеющий за них. Типа Хомяков, принимаемый в русском национальном костюме за персиянина. Именно в этой перспективе - она же перспектива его соратников по АПН или конторке Павловского - существует манихейская борьба «Народа» и «Чуждых сил». И радетели за народ, типа маугли, борцы за закон джунглей (хотя обосновать свое место маугли в туземном мире никто из борцов с нерусью или вашингтонским обкомом пока не сумел. Дрочат они все одинаково - на Америку).
Но есть еще совсем другой, не менее интересный аспект этой манихейской космогонии. Интересно заметить, что есть произведение, написанное примерно в тот же период, что и «Обитаемый остров», но неизмеримо более важное для Стругацких и их репутации: «Улитка на склоне». Оно не упомянуто Б. Межуевым вовсе. Между тем это интересная двухтактовая машина, сопоставляющая два подхода к советской жизни в чистом виде: внутренне-органическо-благоутопический и «сопротивительно-совестливо-утопический». Перец, герой части «Институт», за которую Стругацкие имели большие неприятности, и, кажется, Антон, герой части «Лес», вполне себе цензуропроходимой. «Институт» - фантасмагория, показывающая все мороки советской жизни и то, что даже став Директором, этот морок поменять невозможно. «Лес» - парадигмальная для всех Румат и Максимов повесть - показывает, что в бесконечно запутанном мороке можно выжить лишь одним образом: делай что должен и будь что будет. Просто режь мертвяков и ни о чем не задумывайся. Идеальный герой - шестидесятник, рыцарь и любитель девственной природы, отмороженный Турист. Максим - бледный окомммунистиченный клон этого Антона. А Странник и ко - бледные клоны героев Института с Перцем во главе. Куда интересней будет в последующем тема Предопределения, поднятая Стругацкими в 70е годы - в развитие лемовского «Следствия». Лес - прощание с героем шестидесятых. Институт - задел на 70е и дальше, ибо предопределение - оттуда. Пелевин в этом смысле, к примеру, - один из поздних немощных побегов «Института».
Так вот: герой «Леса» наиболее ясно вскрывает христологическую суть героев-вопреки-всему у Стругацких. Вообще Христос в мир данной статьи Межуева (по слухам, ревностного христианина)не вписывается никак. Христос в этом мире будет сразу и прогрессор, и интеллигенция, презирающая народ, и партия Умника. Мир, откуда говорит критик Стругацких Межуев в данной статье - безблагодетен, иначе говоря. Событие вообще, а тем более Событие Христа в его мире - как он проступает сквозь критику Стругацких - невозможно. Человек, говорящий от имени маловразумительного в данном мире Отца,явной «инородной силы», презирающий по сути «народные чаяния» и всяких там странников-пилатов, хитросплетения туземного Института, но уважающего Древний Закон, требующий жить исключительно Совестью(Истиной!), гоняюший мертвяков и требующий раздать богатства - вот он вам, архимаксим, человек из Будущего, идиот в настоящем. Борис Межуев - внутри нюансов позиции Инквизитора, его внутренних антиномий. Именно под эту позицию препарируется мир 70х и те силы, которые опрокинули советский морок - а скоро опрокинут, надеюсь, и морок путинский. Христос в инквизиторскком политтехнологическом мире, частью которого является Б.Межуев - нонсенс, дурачок и преступление. Первый кандидат на шельмование и нейтрализацию. Это - самое провальное во всем политтехнологическом бомонде, раковой опухоли, по которой вползли наверх гебушные мертвяки. Сила чистого нигилизма, реактивная по отношению ко всякой благодати, ко всяким максимам. Есть Народ, Странники и их тени - хорошие советники и деструктивные силы. Вот он, топос «последнего убежища для негодяев и папуасов».
Иначе говоря: точка, из которой описывается и критикуется некоторый мир бесов-разрушителей - в лучшем случае - позиция одного из бесов среди прочих, в худшем - генерализированная точка схождения всего того, с чем хочет бороться Б.Межуев и что инкриминирует некторой сконструированной «интеллигенции». Смам позиция этого «абсолютного внешнего», на которое пытается наехать Б.Межуев - скорее внутренняя лигитимирующе-терапевтическая протезная позиция из его собственного политтехнилогического мира, в котором властвует утопия «правильного идеального Института». Не знаю, отводит ли он себе роль Перца, примеряет ли ее на себя - но тенденция именно такова. Иначе говоря - мир Стругацких, как он его описывает - трасгрессивное обустроение сувереннсоти собственного я, симулирующего критичность в мире, в котором занятие критической позиции просто невозможно хотя бы потому, что вита актива, с идеалом подручности, радикально превалирует над вита контемплятива. Строго говоря, спор «ученых» с «политтехнологами», подспудно определяющий контекст размышлений Б.Межуева, - и есть спор вита контемплятива с вита актива. Спор двух разных стратегий «беруф», зова, "призвания и профессии". Но это уже другой, достаточно сложный, хотя и очень интересный разговор. В котором Стругацким, конечно, тоже есть место, и где их тема "предопределения", так важная для них во торой половине 70х-начале 80х, может получить весьма интересный контекст.
И, конечно, интересно заметить лично мне для себя, что весь тот контекст, в который пытается встроить Стругацких Б.Межуев - контекст постколониализма. Мало отличный, между прочим, от африканского. Но инетресно-то ведь то, что постколониализм как слепое пятно своих занятий политтехнологи, сoбирающие свое я трансгрессией абсолютно внешнего - отказываются опозновать. Их я - симуляция хрен знает какого порядка. И здесь - интересная туземная специфика, отделяющая от Африки.