.
В ЖЖ всплыло интересное сравнение подписей Николая Второго на известных официальных документах - и на так называемом отречении.
Фото подписей можно найти здесь:
http://rasumov-ab.livejournal.com/112651.htmlЕще одно обсуждение находится здесь:
http://community.livejournal.com/history_club/20033.html Я никогда в историю отречения последнего российского царя не вникал, потому суждений произносить не должен.
Однако не могу не привести две ссылки, которые откопали читатели
1. официальная страница "архивов России"
На ней есть и картинка с документом об отречении
http://www.rusarchives.ru/evants/exhibitions/1917-myths-kat/34.shtml Отречение от престола императора Николая II. 2 марта 1917
Машинопись. 35 х 22.
В правом нижнем углу карандашом подпись Николая II: Николай;
в левом нижнем углу черными чернилами поверх карандаша заверительная [это на странице] надпись рукой В.Б. Фредерикса:
министр императорского двора генерал-адъютант граф Фредерикс.
[а это из машинописного текста придуманного заговорщиками]Не желая расстаться с любимым сыном Нашим ... Мы передаем наследие Наше брату
Нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол
государства российского. Заповедуем брату Нашему править делами государственными
в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях,
на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу...
2. воспоминания: Юрий Ломоносов и пропавшее отречение Николая II
http://ixl-ru.livejournal.com/25270.html
Отыскал в интернет-архиве воспоминания видного ленинского сановника о февральской революции, вышедшие в США в 1919 году. До этого читал только отрывок в щеголевском сборнике "Отречение Николая II"
Оказывается с отречением Николая II и отказом Михаила принять престол всё ещё забавнее, чем я думал.
По воспоминаниям очевидцев, когда Николай отрекся было оформлено две бумаги об отречении. Одна осталась у генерала Рузского, а со второй Гучков с Шульгиным поехал в Петербург. Рузского в 1918 красные убили на Кавказе, была ли при нем бумага и что с ней стало, неизвестно.
Со второй же бумагой, как это описывает Ломоносов, произошло вот что. Он в это время был помощником комиссара ВКГД в Министерстве путей сообщения А.А. Бубликова, 28 февраля захватившего министерство с небольшим отрядом и сместившего прежнее руководство.
3 марта Ломоносову сообщают, что Гучков выехал из Пскова, а текст отречения передается по телеграфу человеком Ломоносова инспектором Некрасовым. Ломоносову поручают напечатать отречение в типографии министерства путей сообщения. Однако текст отречения почему-то передается по телеграфу не Ломоносову, а некому полковнику Шахову, начальнику тяги(?) северо-западных железных дорог, причем зашифрованным военным кодом. Ломоносов дозванивается до полковника, тот говорит, что расшифровка займет два часа, через два часа говорит, что какая-то часть не расшифровалась и необходимо внести исправления ещё одной телеграммой( какие исправления могут быть в документе такой важности?), потом говорит, что телеграмма адресована не в Думу, а начальнику генерального штаба. В это же время полковник ведёт какие-то разговоры по телефону со Псковом. Ломоносов приказывает отключить ему телефоны и посылает некого инженера Лобанова с солдатами, чтобы они забрали все копии текста отречения. В итоге они забирают текст отречения и доставляют его в Думу, но почему-то не Ломоносову, который должен его печатать.
Гучков прибывает в Петроград с текстом отречения, но почему-то задерживается на вокзале. Ломоносов едет на Варшавский вокзал, чтобы выяснить, что произошло:
Ясное морозное утро, но уже в воздухе чувствуется весна. Измайловский
весь увешан флагами. Народа масса, и чем ближе к вокзалу, тем толпа все гуще
и гуще. Медленно пробирается автомобиль среди этого живого моря к вокзалу со
стороны прибытия поездов. Вдруг мне навстречу слева Лебедев, медленно идущий
в своей щегольской шубе с поднятым воротником. Испускаю радостный крик, но
он делает мне тревожно отрицательные знаки. Приказываю автомобилю
повернуться. Сделать это в толпе не легко. Наконец повернулся и за мостом,
там где был убит Плеве, нагоняем Лебедева. Влезает. Вид у него сильно
озабоченный.
- Где же акт, где Гучков?
- Акт вот, - хрипло шепчет Лебедев, суя мне в руку какую-то бумагу. -
Гучков арестован рабочими.
- Что?.. - спросил я заплетающимся языком, суя в боковой карман
тужурки акт отречения.
- В министерстве расскажу.
Молча входим в кабинет к Бубликову; там сидит Добровольский и довольно
много служащих.
- Ну что? как?..
- Ничего, но... Александр Александрович, у меня есть к вам сообщение
совершенно доверительного характера.
- Выйдите, господа, на минуточку. Никого не пускать. Остались мы
вчетвером: Бубликов, Добровольский, Лебедев и я.
- В чем дело?..
- Гучков арестован... Акт отречения вот...
Как не сенсационна была весть об аресте Гучкова, глаза всех, забывая о
нем, впились в положенный мной на стол кусочек бумаги.
"Ставка. Начальнику штаба".
- Достукался - произнес Бубликов после минуты молчания. - Итак, будем
присягать Михаилу... Да, а с Гучковым то что?
Когда поезд его пришел в Петроград, его здесь встретило порядочно
народу, - начал Лебедев, - и он еще на вокзале говорил две речи... а затем
пошел на митинг в мастерские.
- Старый авантюрист, - пробормотал Бубликов.
- Когда я приехал, он уже был в мастерских, а Шульгин, член Думы
Лебедев, который был в Луге, и начальство сидели в кабинете начальника
станции. Было известно, что в мастерских не спокойно. Настроение было
тревожное. Затем из мастерских передали, что Гучков арестован, что акта у
него не нашли и что идут обыскивать других депутатов, чтобы уничтожить акт.
- Зачем?
- Товарищи переплетчики желают низложить царя, да и все остальные,
кажется... отречения им мало.
- Ну, а потом?
- Потом депутат Лебедев передал мне акт, я потихонько закоулками, на
другую сторону, да и дал тягу.
- А Гучков? А другие депутаты?
- Не знаю.
- Я сейчас буду разговаривать с Родзянко, а вы, господа, узнайте, что
с депутатами.
Комиссары заперлись, а мы пошли к себе. Акт отречения не давил даже, а
жег мне левый бок. По телефону сообщили, что Гучкова выпустили и что он с
Шульгиным и Лебедевым уехали в Думу.
С этим известием я вошел к комиссарам. Они представляют полную
противоположность. Спокойный, даже, скажу, безразличный, эпикуреец
Добровольский, одетый как модная картинка, рассеянно рассматривал свои
ногти. Бубликов, растерянно, неряшливо одетый, с отекшим от бессоницы лицом
бегал по комнате, сверкал глазами и произносил проклятия, как язычник.
С их слов, довольно бессвязных, я понял, что в городе положение
примерно такое, как на вокзале. Большинство рабочих против отречения. С
раннего утра, вернее с ночи, в Думе между Комитетом и Советом идут об этом
горячие споры. Совет усилен "солдатскими" депутатами.
- Грамоту ищут по всему городу. Возможно, и сюда придут. Где она? -
спросил Добровольский.
- У меня в кармане.
- Это не годится. Надо спрятать.
- Положить в несгораемый шкаф. Приставить караул.
- Нет, положить в самое незаметное место... и не в этой комнате...
конечно, сохранение этой грамоты или ее сохранение положения не изменит, но
все таки... во первых, отречение освобождает войска от присяги... во вторых,
ее уничтожение окрылит черные силы.
- А не снять ли нам, Анатолий Александрович, с акта несколько копий?
- Пожалуй, но только, чтобы никто ничего не знал. Составим Комитет
спасения "пропавшей грамоты" из трех.
- Нет, из четырех. Лебедев ее спас.
- Правильно, позовите его сюда.
Пришел Лебедев, ему объявили положение, и мы с ним отправились снимать
копию в секретарскую. А комиссары начали принимать доклады разных учреждений
министерства. Лебедев диктовал, я писал. Когда копия была готова, я позвал
комиссаров в секретарскую. Мы все вчетвером заверили копию, а подлинник
спрятали среди старых запыленных номеров официальных газет, сложенных на
этажерке в секретарской.
- Ну, теперь по копии можно начать печатание, - сказал я.
- Нет, надо спросить Думу, - возразил Добровольский.
- Зачем? Ведь чем скорее грамота будет напечатана, тем скорее весь
этот шум прекратится. Да и при том набор, корректура, печать - все это
потребует времени. А кроме того, наборщики ждут.
- Нет, надо спросить.
Через несколько минут последовал приказ: "не печатать, но наборщиков не
распускать"...
Дальше бумагу прячут под старые газеты, а копию, подписанную четырьмя комиссарами, отправляют на переговоры с великим князем Михаилом, которого уговаривают не принимать престол до созыва учредительного собрания.
Тут небольшое отступление. В книге приводятся факсимиле бумаг, но я не смог вытащить нужные изображения из pdf-файла.
- Отречение Николай II не писал - оно напечатано на машинке. Я почему-то думал, что раз отказ Михаила рукописный, то он написан им собственноручно. Оказывается нет, он написан Набоковым. Таким образом проверить почерк ни того ни другого невозможно.
- Михаил, когда отказывался от принятия престола, оригинала отречения Николая не видел, только какую-то копию.
- Обе бумаги на какой-то непонятной бумаге, простых листках, чуть ли не тетрадных. Хотя у Николая II была своя канцелярия с гербовой бумагой.
- Оба документа не никак не озаглавлены. Как пишет Ломоносов, после того как бумаги доставили в Думу, это стало предметом такого обсуждения.
Мы немного подождали Керенского и уселись. Чтобы отпустить нас (меня и Сидельникова), обсуждение началось с вопроса о публикации актов об отречении.
-Как мы назовём эти документы?
-На самом деле это манифесты двух императоров: сказал Милюков.
-Но Николай, ответил Набоков, дал отречение в другой форме - в виде телеграммы начальнику Генерального Штаба. Мы не можем изменить эту форму.
-Правильно, но главным является отречение Михаила Александровича, оно написано вашей рукой, Владимир Дмитриевич (Набоков) и мы его можем оформить любым образом, Пишите:"Мы милостью божьей, Михаил II, император и самодержец.."
...
Наконец около двух часов было достигнуто соглашение.
Набоков написал на двух листочках бумаги заголовки актов.
В книге приводятся факсимиле обоих бумажек, стоит посмотреть.
На первой написано "Акт об отречении Государя Императора Николая II от престола Государства Российского в пользу Его Имп", затем "Его Имп" зачеркнуто, написано "Великого Кн. Мих. А."
Во второй "Акт об отказе В.К.М.А. от восприятия Верховной власти и о признании им всей полноты власти за Временным Правительством, возникшим по почину Гос. Думы". Все сокращения так и написаны.
Удивляет уровень работы с документами. Как говорит Галковский "шарик есть-шарика нет".
P.S. Все-таки, не сдержусь, один свой комментарий вставлю.
Как же все-таки заслужил свою пулю Владимир Дмитриевич Набоков. Как лжив был Владимир Владимирович сделав из поганого заговорщика, мухлевщика подложными бумагами, прямо участвовавшего в уничтожении правительства в середине войны, легенду про Героя-Отца.
О показной аполитичности сына
я уже писал в своей предыдущей заметке