Отречение - две ссылки

Oct 29, 2007 16:20

.
В ЖЖ всплыло интересное сравнение подписей Николая Второго на известных официальных документах - и на так называемом отречении.
Фото подписей можно найти здесь:
http://rasumov-ab.livejournal.com/112651.html
Еще одно обсуждение находится здесь:
http://community.livejournal.com/history_club/20033.html

Я никогда в историю отречения последнего российского царя не вникал, потому суждений произносить не должен.
Однако не могу не привести две ссылки, которые откопали читатели

1. официальная страница "архивов России"
На ней есть и картинка с документом об отречении
http://www.rusarchives.ru/evants/exhibitions/1917-myths-kat/34.shtml

    Отречение от престола императора Николая II. 2 марта 1917
    Машинопись. 35 х 22.
    В правом нижнем углу карандашом подпись Николая II: Николай;

    в левом нижнем углу черными чернилами поверх карандаша заверительная [это на странице] надпись рукой В.Б. Фредерикса:
    министр императорского двора генерал-адъютант граф Фредерикс.

    [а это из машинописного текста придуманного заговорщиками]Не желая расстаться с любимым сыном Нашим ... Мы передаем наследие Наше брату
    Нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол
    государства российского. Заповедуем брату Нашему править делами государственными
    в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях,
    на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу...


2. воспоминания: Юрий Ломоносов и пропавшее отречение Николая II
http://ixl-ru.livejournal.com/25270.html

    Отыскал в интернет-архиве воспоминания видного ленинского сановника о февральской революции, вышедшие в США в 1919 году. До этого читал только отрывок в щеголевском сборнике "Отречение Николая II"

    Оказывается с отречением Николая II и отказом Михаила принять престол всё ещё забавнее, чем я думал.

    По воспоминаниям очевидцев, когда Николай отрекся было оформлено две бумаги об отречении. Одна осталась у генерала Рузского, а со второй Гучков с Шульгиным поехал в Петербург. Рузского в 1918 красные убили на Кавказе, была ли при нем бумага и что с ней стало, неизвестно.

    Со второй же бумагой, как это описывает Ломоносов, произошло вот что. Он в это время был помощником комиссара ВКГД в Министерстве путей сообщения А.А. Бубликова, 28 февраля захватившего министерство с небольшим отрядом и сместившего прежнее руководство.

    3 марта Ломоносову сообщают, что Гучков выехал из Пскова, а текст отречения передается по телеграфу человеком Ломоносова инспектором Некрасовым. Ломоносову поручают напечатать отречение в типографии министерства путей сообщения. Однако текст отречения почему-то передается по телеграфу не Ломоносову, а некому полковнику Шахову, начальнику тяги(?) северо-западных железных дорог, причем зашифрованным военным кодом. Ломоносов дозванивается до полковника, тот говорит, что расшифровка займет два часа, через два часа говорит, что какая-то часть не расшифровалась и необходимо внести исправления ещё одной телеграммой( какие исправления могут быть в документе такой важности?), потом говорит, что телеграмма адресована не в Думу, а начальнику генерального штаба. В это же время полковник ведёт какие-то разговоры по телефону со Псковом. Ломоносов приказывает отключить ему телефоны и посылает некого инженера Лобанова с солдатами, чтобы они забрали все копии текста отречения. В итоге они забирают текст отречения и доставляют его в Думу, но почему-то не Ломоносову, который должен его печатать.

    Гучков прибывает в Петроград с текстом отречения, но почему-то задерживается на вокзале. Ломоносов едет на Варшавский вокзал, чтобы выяснить, что произошло:

      Ясное морозное утро, но уже в воздухе чувствуется весна. Измайловский
      весь увешан флагами. Народа масса, и чем ближе к вокзалу, тем толпа все гуще
      и гуще. Медленно пробирается автомобиль среди этого живого моря к вокзалу со
      стороны прибытия поездов. Вдруг мне навстречу слева Лебедев, медленно идущий
      в своей щегольской шубе с поднятым воротником. Испускаю радостный крик, но
      он делает мне тревожно отрицательные знаки. Приказываю автомобилю
      повернуться. Сделать это в толпе не легко. Наконец повернулся и за мостом,
      там где был убит Плеве, нагоняем Лебедева. Влезает. Вид у него сильно
      озабоченный.
      - Где же акт, где Гучков?
      - Акт вот, - хрипло шепчет Лебедев, суя мне в руку какую-то бумагу. -
      Гучков арестован рабочими.
      - Что?.. - спросил я заплетающимся языком, суя в боковой карман
      тужурки акт отречения.
      - В министерстве расскажу.
      Молча входим в кабинет к Бубликову; там сидит Добровольский и довольно
      много служащих.
      - Ну что? как?..
      - Ничего, но... Александр Александрович, у меня есть к вам сообщение
      совершенно доверительного характера.
      - Выйдите, господа, на минуточку. Никого не пускать. Остались мы
      вчетвером: Бубликов, Добровольский, Лебедев и я.
      - В чем дело?..
      - Гучков арестован... Акт отречения вот...
      Как не сенсационна была весть об аресте Гучкова, глаза всех, забывая о
      нем, впились в положенный мной на стол кусочек бумаги.
      "Ставка. Начальнику штаба".
      - Достукался - произнес Бубликов после минуты молчания. - Итак, будем
      присягать Михаилу... Да, а с Гучковым то что?
      Когда поезд его пришел в Петроград, его здесь встретило порядочно
      народу, - начал Лебедев, - и он еще на вокзале говорил две речи... а затем
      пошел на митинг в мастерские.
      - Старый авантюрист, - пробормотал Бубликов.
      - Когда я приехал, он уже был в мастерских, а Шульгин, член Думы
      Лебедев, который был в Луге, и начальство сидели в кабинете начальника
      станции. Было известно, что в мастерских не спокойно. Настроение было
      тревожное. Затем из мастерских передали, что Гучков арестован, что акта у
      него не нашли и что идут обыскивать других депутатов, чтобы уничтожить акт.
      - Зачем?
      - Товарищи переплетчики желают низложить царя, да и все остальные,
      кажется... отречения им мало.
      - Ну, а потом?
      - Потом депутат Лебедев передал мне акт, я потихонько закоулками, на
      другую сторону, да и дал тягу.
      - А Гучков? А другие депутаты?
      - Не знаю.
      - Я сейчас буду разговаривать с Родзянко, а вы, господа, узнайте, что
      с депутатами.
      Комиссары заперлись, а мы пошли к себе. Акт отречения не давил даже, а
      жег мне левый бок. По телефону сообщили, что Гучкова выпустили и что он с
      Шульгиным и Лебедевым уехали в Думу.
      С этим известием я вошел к комиссарам. Они представляют полную
      противоположность. Спокойный, даже, скажу, безразличный, эпикуреец
      Добровольский, одетый как модная картинка, рассеянно рассматривал свои
      ногти. Бубликов, растерянно, неряшливо одетый, с отекшим от бессоницы лицом
      бегал по комнате, сверкал глазами и произносил проклятия, как язычник.
      С их слов, довольно бессвязных, я понял, что в городе положение
      примерно такое, как на вокзале. Большинство рабочих против отречения. С
      раннего утра, вернее с ночи, в Думе между Комитетом и Советом идут об этом
      горячие споры. Совет усилен "солдатскими" депутатами.
      - Грамоту ищут по всему городу. Возможно, и сюда придут. Где она? -
      спросил Добровольский.
      - У меня в кармане.
      - Это не годится. Надо спрятать.
      - Положить в несгораемый шкаф. Приставить караул.
      - Нет, положить в самое незаметное место... и не в этой комнате...
      конечно, сохранение этой грамоты или ее сохранение положения не изменит, но
      все таки... во первых, отречение освобождает войска от присяги... во вторых,
      ее уничтожение окрылит черные силы.
      - А не снять ли нам, Анатолий Александрович, с акта несколько копий?
      - Пожалуй, но только, чтобы никто ничего не знал. Составим Комитет
      спасения "пропавшей грамоты" из трех.
      - Нет, из четырех. Лебедев ее спас.
      - Правильно, позовите его сюда.
      Пришел Лебедев, ему объявили положение, и мы с ним отправились снимать
      копию в секретарскую. А комиссары начали принимать доклады разных учреждений
      министерства. Лебедев диктовал, я писал. Когда копия была готова, я позвал
      комиссаров в секретарскую. Мы все вчетвером заверили копию, а подлинник
      спрятали среди старых запыленных номеров официальных газет, сложенных на
      этажерке в секретарской.
      - Ну, теперь по копии можно начать печатание, - сказал я.
      - Нет, надо спросить Думу, - возразил Добровольский.
      - Зачем? Ведь чем скорее грамота будет напечатана, тем скорее весь
      этот шум прекратится. Да и при том набор, корректура, печать - все это
      потребует времени. А кроме того, наборщики ждут.
      - Нет, надо спросить.
      Через несколько минут последовал приказ: "не печатать, но наборщиков не
      распускать"...

    Дальше бумагу прячут под старые газеты, а копию, подписанную четырьмя комиссарами, отправляют на переговоры с великим князем Михаилом, которого уговаривают не принимать престол до созыва учредительного собрания.

    Тут небольшое отступление. В книге приводятся факсимиле бумаг, но я не смог вытащить нужные изображения из pdf-файла.

    1. Отречение Николай II не писал - оно напечатано на машинке. Я почему-то думал, что раз отказ Михаила рукописный, то он написан им собственноручно. Оказывается нет, он написан Набоковым. Таким образом проверить почерк ни того ни другого невозможно.

    2. Михаил, когда отказывался от принятия престола, оригинала отречения Николая не видел, только какую-то копию.

    3. Обе бумаги на какой-то непонятной бумаге, простых листках, чуть ли не тетрадных. Хотя у Николая II была своя канцелярия с гербовой бумагой.

    4. Оба документа не никак не озаглавлены. Как пишет Ломоносов, после того как бумаги доставили в Думу, это стало предметом такого обсуждения.

    Мы немного подождали Керенского и уселись. Чтобы отпустить нас (меня и Сидельникова), обсуждение началось с вопроса о публикации актов об отречении.
    -Как мы назовём эти документы?
    -На самом деле это манифесты двух императоров: сказал Милюков.
    -Но Николай, ответил Набоков, дал отречение в другой форме - в виде телеграммы начальнику Генерального Штаба. Мы не можем изменить эту форму.
    -Правильно, но главным является отречение Михаила Александровича, оно написано вашей рукой, Владимир Дмитриевич (Набоков) и мы его можем оформить любым образом, Пишите:"Мы милостью божьей, Михаил II, император и самодержец.."
    ...
    Наконец около двух часов было достигнуто соглашение.
    Набоков написал на двух листочках бумаги заголовки актов.

    В книге приводятся факсимиле обоих бумажек, стоит посмотреть.
    На первой написано "Акт об отречении Государя Императора Николая II от престола Государства Российского в пользу Его Имп", затем "Его Имп" зачеркнуто, написано "Великого Кн. Мих. А."
    Во второй "Акт об отказе В.К.М.А. от восприятия Верховной власти и о признании им всей полноты власти за Временным Правительством, возникшим по почину Гос. Думы". Все сокращения так и написаны.

    Удивляет уровень работы с документами. Как говорит Галковский "шарик есть-шарика нет".

P.S. Все-таки, не сдержусь, один свой комментарий вставлю.
Как же все-таки заслужил свою пулю Владимир Дмитриевич Набоков. Как лжив был Владимир Владимирович сделав из поганого заговорщика, мухлевщика подложными бумагами, прямо участвовавшего в уничтожении правительства в середине войны, легенду про Героя-Отца.
О показной аполитичности сына я уже писал в своей предыдущей заметке
Previous post Next post
Up