Наша богатырская наука спутники пустила в небеса
Нелепо обвинять науку в том, что она дала нам не только пенициллин, но и ядерные боеголовки: ведь музыку заказывает тот, кто платит. Если во времена Дарвина джентльмен с независимым доходом еще мог себе позволить заниматься тем, чем хочет, то сегодня наука превратилась в такое дорогостоящее предприятие, что некоторые проекты даже целые страны не могут вытянуть в одиночку. В своей новой книжке уважаемый k_frumkin анализирует историю советской науки, применяя двойную оптику. С одной стороны, он отслеживает государственную научную политику по официальным документам, а с другой, использует зеркало художественной литературы и кинематографа для выявления восприятия науки обществом.
Повышенный интерес советской власти к науке приходится на два периода: сразу по окончании Гражданской войны, когда потребовалась срочная замена дореволюционных «буржуазных спецов» на новые кадры пролетарского происхождения, и сразу после окончания войны Отечественной, когда стало очевидно, что «догнать и перегнать» Запад без науки не получится. Разумеется, увеличение инвестиций в науку сопровождалось и усилением идеологического контроля: дармовой сыр бывает только в мышеловке.
(Замечание в сторону: непонятно, почему власть, верившая, что бытие определяет сознание, рассчитывала, что пролетарии, став учеными, не утратят свое пролетарское сознание и не приобретут сознание ученых?).
Некоторые выявленные автором книжки закономерности характеризуют не только советскую науку, но и науку как таковую - скажем, ее постепенное превращение из занятия чудаков-одиночек в массовое явление, хотя советская идеология с ее «незаменимых у нас нет» и тут наложила свой отпечаток. Противоречие между коллективным характером научной деятельности и индивидуальным принципом вознаграждения даже усиливается со временем: наглядной иллюстрацией служат постоянные скандалы вокруг Нобелевских премий.
Требование бескорыстного энтузиазма от советского ученого, входившее даже в кодекс молодого научного бойца, я могу засвидетельствовать и собственным опытом. Отчетливо помню, что для меня и моих одноклассников по биошколе главным критерием оценки друг друга было наличие «настоящего интереса к науке». Каким презрением я облила девочку, заявившую, что она не собирается читать рекомендованную нам книжку о разделе биологии, не входившем в программу вступительных экзаменов в университет!
Несостоятельность требования бескорыстного энтузиазма сразу выявляется при сравнении, например, со спортсменами. Спортсмену не то что не возбраняется хотеть стать чемпионом, но от него и ожидают именно этого: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом! Но вот стоит ученому заявить о желании получить премию, как его сразу заносят в категорию «рвачей»: советская литература и кино полны таких примеров. Спрашивается, с какой стати?
Другое предубеждение, характерное не только для науки: если у тебя нет таланта, то делать тебе в науке нечего. Похоже, талант выступает тут в роли протестантского предопределения, о наличии которого заранее знать нельзя, но которое, тем не менее, полностью определяет твою судьбу.
Кардинальным отличием советской науки от «западной» была, конечно, ее иерархичность, скопированная с советской «вертикали власти». Начав работать в зарубежных научных учреждениях, я долго не могла привыкнуть к тому, что там нет никаких промежуточных научных ставок - никаких младших и старших научных сотрудников. Есть только независимые профессора - того или иного ранга - нанимающие группы временных работников (от студентов до постдоков-стажеров). Когда я осознала, что вся западная наука делается, по сути, совершенно неопытными людьми, очень мало что знающими и умеющими (потому что профессора, как правило, заняты добычей средств и далеко не всегда способны даже проверить то, что наворотили их студенты), я просто обалдела.
В некотором недоумении от этого я пребываю и по сей день, хотя вынуждена признать, что такая система все же неплохо работает - в отличие от советской, быстро обнаружившей признаки вырождения. Первое знакомство с научной лабораторией - в восьмом классе на летней практике - повергло меня в шок: во-первых, потому, что там работали только женщины; во-вторых, потому, что они проводили все свое рабочее время за обсуждением того, где бы «достать» импортные сапоги :)
Это только некоторые темы, затрагиваемые в книжке, но она чрезвычайно интересна от начала и до конца. Очень рекомендую ее всем, кто успел поработать в советской науке - да и всем, кто интересуется наукой как социальным явлением. Жаль только, что пока эта книжка, кажется, недоступна в электронном виде :(
Click to viewФрагмент главного фильма о советской науке
(«Девять дней одного года» Михаила Ромма, 1962)