С. Л. Невелева. Махабхарата. Изучение древнеиндийского эпоса
В середине 20-х годов нашего столетия французский этнолог М. Мосс предположил, что в центральном сюжете "Махабхараты" получила преломление одна из обследованных им форм существовавшего в древнем индоарийском обществе социального обмена, который связывал отношениями ритуального соперничества группы организованной по дуальному принципу племенной структуры (см. об этом [1]). Такого рода социальные связи, определяемые в этнографической литературе термином "потлач", по мнению Мосса, были нацелены не столько на регулирование экономического статуса племенного коллектива, сколько на внутриплеменную борьбу за "духовный престиж", который не был постоянно закреплённым за определённой общественной группой, "фратрией".
Источником вдохновения для Г. Я. Хелда, в исследовании которого эти идеи получили развёрнутое обоснование, явилось, по его собственному признанию, высказывание М. Мосса: "Махабхарата--это история гигантского потлача" [2, c. 348]. Хелд, ставивший своей целью подчеркнуть дуальность социальной организации родо-племенного общества, к которому он возводил истоки древнеиндийской эпопеи, развил положение Мосса о дальнейшей драматизации эпосом в некоторой степени конвенциональной конфликтности "потлача". Исследуя ряд важнейших эпизодов памятника, Хелд отметил стержневой для этнографической интерпретации его сюжета смысл фрагмента, рассказывающего об игре в кости между кауравами, инициаторами игры, и приглашёнными в их столицу Хастинапуру Пандавами. Этот фрагмент рассматривается Хелдом как центральный среди эпизодов, представляющих собой, по его мнению, эпическое преломление ритуала типа потлача.
Выявив затем ряд соответствий эпических мотивов и сюжетов другой важнейшей "субстратной" теме--инициационной, Хелд пришёл к заключению о том, что в "Махабхарате" основной круг архаических ритуалов распределяется между двумя эпическими "фратриями", соответствующими дуальной схеме мифологического макрокосма. Материал, связанный с Пандавами (которые как сыновья богов представляют "небесную фратрию"), наследуют в преображённом виде "линию инициации", тогда как сюжеты, где действуют главным образом кауравы (открыто ассоциируемые с "демонской фратрией"), воспроизводят на эпический лад "линию потлача". Для того, чтобы теоретическая конструкция Хелда, которая в целом не вызывает возражений, выглядела вполне отчётливой, необходимо помнить, что в мифологии эпоса боги связаны с демонами, как и Пандавы с кауравами, узами родства; это косвенно подтверждается сходством описаний обоих мифологических миров и принадлежащих к ним персонажей (см., напр., [3]).
Предложенное Г. Я. Хелдом этнологическое обобщение эпического материала впечатляет своей убедительностью. Преследуя на первый взгляд "внеэпосоведческую" цель--охарактеризовать, исходя из эпического материала, специфику социального устройства раннего индоарийского общества [2, c. 34], Хелд впервые поставил проблему связи древнеиндийского эпоса с действительностью. С позиций современного эпосоведения нетрудно предъявить учёному небезосновательные претензии в том, что материал "Махабхараты" используется им фрагментарно, что в его исследовании не подчёркнут отчётливо (что сняло бы, к слову сказать, адресовавшиеся автору обвинения в "мифологизировании" или "ритуализации" содержания эпоса) типически-обобщённый характер отражения в эпосе социальной жизни родо-племенного общества и т. п. Однако непредвзятое чтение работы Г. Я. Хелда спустя уже более чем полвека после её опубликования приводят к убеждению, что ценность многих его заключений, как и основного теоретического постулата об опосредованном воспроизведении в эпическом содержании двух разнородных типов важнейших архаических ритуалов--типа потлача и посвящения, до сих пор ещё не сосознана наукой о "Махабхарате" во всей полноте.
Более трёх десятилетий выводы М. Мосса и Г. Я. Хелда касательно "субстратных", по современной терминологии, воздействий на эпос, оставались вообще неиспользованными при изучении древнеиндийского эпоса. В ином теоретическом ключе (и без употребления ритуальной терминологии, предложенной Моссом и Хелдом, к интерпретации одного из ключевых сюжетов "Махабхараты"--об игре в кости между Пандавами и кауравами**--обратился в начале 70-х годов американский исследователь "Махабхараты" Й. А. Б. ван Бёйтенен. Во введении к своему переводу "Сабхапарвы" [4, т. II] (подробно см. его статью "О структуре Сабхапарвы" [5]) ван Бёйтенен, опираясь на исследования Й. С. Хистермана, рассматривает содержание этой книги эпоса с точки зрения соответствия её основных сюжетных ходов главным этапам ритуала раджасуи и показывает его переосмысление в направлении от церемонии посвящения в царский сан к комплексу обрядовых действий, фиксирующих утверждение верховной власти царя. Вывод этой статьи о ведийском характере ритуала царского посвящения, определяющего композицию "Сабхапарвы", должен быть, однако, уточнён. Древнеиндийская эпическая традиция, претерпевшая определённые преобразования под воздействием брахманства, содержит многочисленные свидетельства того, что её начала в этнографическом плане являются типологически иныыми, нежели ведийские. Достаточно тщательное (хотя и не во всём последовательное) брахманское "редактирование" эпопеи оказалось неспособным совершенно стереть отчётливые контуры доклассической обрядности. Для выяснения истоков "царских" ритуалов важно подкреплённое указаниями на соответствующие работы Ф. У. Томаса, М. Мосса и Л. Рену мнение Я. В. Василькова о том, что эти ритуалы "являются, очевидно, поздними переработками архаичных календарных обрядов", закрепившими черты "потлача"[6, c. 75].
По данным Ф. Б. Я. Кёйпера [7, 8], в содержании древнейших книг "Ригведы" (II-VII "фамильных" мандал) получил отображение ритуальный комплекс, восходящий к архаическим календарным празднествам, которыми во многих других раннекультурных традициях отмечался важнейший пограничный момент социальной жизни--смена года. Непременно сопутствующим этому новогоднему ритуалу обстоятельством являлось, согласно Кёйперу, ритуальное противостояние двух соперничающих партий по типу потлача, включавшее, наряду с другими формами состязаний, словесные поединки между представителями участвующих в ритуале сторон. В "Махабхарате", и в частности в "Араньякапарве", можно найти ряд соответствий исследованной Кёйпером древней традиции "словесного агона", т.е. диалогов, которые воспроизводят в своей форме--обмена загадками--и космогоническом содержании стиль этих диалогических состязаний [6, c. 78]. В реконструкции Й. С. Хистерманом "доклассической" системы общественных ритуалов, основанной на "обмене престижем" между различными группами родо-племенного общества, главенствующая роль также отводится празднеству с выраженными чертами состязания, "агона" [9, 10, 11] (см. также [12, c. 93-94)]].
[1] Mauss M. The Gift. Forms and Functions of Exchange in Archaic Societies. Glencoe, 1954.
[2] Held G. J. The Mahabharata. An Ethnological Study. London--Amsterdam, 1935.
[3] Невелева С. Л. Мифология древнеиндийского эпоса. Пантеон. М., 1975.
[4] The Mahabharata. Ed. and transl. by J. A. B. van Buitenen. Vol. 1-3. Books 1-5, 1973, 1976, 1978.
[5] van Buitenen J. A. B. On the structure of Sabhaparvan of the Mahabharata. -- India Maior. Festschrift Gonda. Leiden, 1972.
[6] Васильков В. Я. "Махабхарата" и потлач (этнографический субстрат эпического сюжета). --Санскрит и древнеиндийская культура. Часть I. М., 1979, с. 73-82.
[7] Кёйпер Ф. Б. Труды по ведийской мифологии. М., 1986.
[8] Kuiper F. B. J. The Ancient Aryan Verbal Contest. --Indo-Iranian Journal. 1960, vol. IV, c. 217-281.
[9] Heesterman J. C. Brahmin, Ritual and Renouncer. -- Wiener Zeitschrift für die Kunde Süd-und Ostasiens. Bd. 8, 1964, c. 1-31.
[10] Heesterman J. C. The Case of Severed Head. --Wiener Zeitschrift für die Kunde Süd-und Ostasiens. Bd. 11, 1967, c. 22-43.
[11] Heesterman J. C. The Return of the Veda Scholar (samavartana).--Pratidanam. Indian, Iranian and Indo-European Studies presented to F. B. J. Kuiper. The Hague--Paris, 1968, c. 436-447.
[12] Васильков В. Я. О возможности греческого влияния на "Вопросы Милинды". --Буддизм. История и культура. М., 1989, с. 92-103.
(с) С. Л. Невелева. Махабхарата. Изучение древнеиндийского эпоса. М., 1991.
Источником вдохновения для Г. Я. Хелда, в исследовании которого эти идеи получили развёрнутое обоснование, явилось, по его собственному признанию, высказывание М. Мосса: "Махабхарата--это история гигантского потлача" [2, c. 348]. Хелд, ставивший своей целью подчеркнуть дуальность социальной организации родо-племенного общества, к которому он возводил истоки древнеиндийской эпопеи, развил положение Мосса о дальнейшей драматизации эпосом в некоторой степени конвенциональной конфликтности "потлача". Исследуя ряд важнейших эпизодов памятника, Хелд отметил стержневой для этнографической интерпретации его сюжета смысл фрагмента, рассказывающего об игре в кости между кауравами, инициаторами игры, и приглашёнными в их столицу Хастинапуру Пандавами. Этот фрагмент рассматривается Хелдом как центральный среди эпизодов, представляющих собой, по его мнению, эпическое преломление ритуала типа потлача.
Выявив затем ряд соответствий эпических мотивов и сюжетов другой важнейшей "субстратной" теме--инициационной, Хелд пришёл к заключению о том, что в "Махабхарате" основной круг архаических ритуалов распределяется между двумя эпическими "фратриями", соответствующими дуальной схеме мифологического макрокосма. Материал, связанный с Пандавами (которые как сыновья богов представляют "небесную фратрию"), наследуют в преображённом виде "линию инициации", тогда как сюжеты, где действуют главным образом кауравы (открыто ассоциируемые с "демонской фратрией"), воспроизводят на эпический лад "линию потлача". Для того, чтобы теоретическая конструкция Хелда, которая в целом не вызывает возражений, выглядела вполне отчётливой, необходимо помнить, что в мифологии эпоса боги связаны с демонами, как и Пандавы с кауравами, узами родства; это косвенно подтверждается сходством описаний обоих мифологических миров и принадлежащих к ним персонажей (см., напр., [3]).
Предложенное Г. Я. Хелдом этнологическое обобщение эпического материала впечатляет своей убедительностью. Преследуя на первый взгляд "внеэпосоведческую" цель--охарактеризовать, исходя из эпического материала, специфику социального устройства раннего индоарийского общества [2, c. 34], Хелд впервые поставил проблему связи древнеиндийского эпоса с действительностью. С позиций современного эпосоведения нетрудно предъявить учёному небезосновательные претензии в том, что материал "Махабхараты" используется им фрагментарно, что в его исследовании не подчёркнут отчётливо (что сняло бы, к слову сказать, адресовавшиеся автору обвинения в "мифологизировании" или "ритуализации" содержания эпоса) типически-обобщённый характер отражения в эпосе социальной жизни родо-племенного общества и т. п. Однако непредвзятое чтение работы Г. Я. Хелда спустя уже более чем полвека после её опубликования приводят к убеждению, что ценность многих его заключений, как и основного теоретического постулата об опосредованном воспроизведении в эпическом содержании двух разнородных типов важнейших архаических ритуалов--типа потлача и посвящения, до сих пор ещё не сосознана наукой о "Махабхарате" во всей полноте.
Более трёх десятилетий выводы М. Мосса и Г. Я. Хелда касательно "субстратных", по современной терминологии, воздействий на эпос, оставались вообще неиспользованными при изучении древнеиндийского эпоса. В ином теоретическом ключе (и без употребления ритуальной терминологии, предложенной Моссом и Хелдом, к интерпретации одного из ключевых сюжетов "Махабхараты"--об игре в кости между Пандавами и кауравами**--обратился в начале 70-х годов американский исследователь "Махабхараты" Й. А. Б. ван Бёйтенен. Во введении к своему переводу "Сабхапарвы" [4, т. II] (подробно см. его статью "О структуре Сабхапарвы" [5]) ван Бёйтенен, опираясь на исследования Й. С. Хистермана, рассматривает содержание этой книги эпоса с точки зрения соответствия её основных сюжетных ходов главным этапам ритуала раджасуи и показывает его переосмысление в направлении от церемонии посвящения в царский сан к комплексу обрядовых действий, фиксирующих утверждение верховной власти царя. Вывод этой статьи о ведийском характере ритуала царского посвящения, определяющего композицию "Сабхапарвы", должен быть, однако, уточнён. Древнеиндийская эпическая традиция, претерпевшая определённые преобразования под воздействием брахманства, содержит многочисленные свидетельства того, что её начала в этнографическом плане являются типологически иныыми, нежели ведийские. Достаточно тщательное (хотя и не во всём последовательное) брахманское "редактирование" эпопеи оказалось неспособным совершенно стереть отчётливые контуры доклассической обрядности. Для выяснения истоков "царских" ритуалов важно подкреплённое указаниями на соответствующие работы Ф. У. Томаса, М. Мосса и Л. Рену мнение Я. В. Василькова о том, что эти ритуалы "являются, очевидно, поздними переработками архаичных календарных обрядов", закрепившими черты "потлача"[6, c. 75].
По данным Ф. Б. Я. Кёйпера [7, 8], в содержании древнейших книг "Ригведы" (II-VII "фамильных" мандал) получил отображение ритуальный комплекс, восходящий к архаическим календарным празднествам, которыми во многих других раннекультурных традициях отмечался важнейший пограничный момент социальной жизни--смена года. Непременно сопутствующим этому новогоднему ритуалу обстоятельством являлось, согласно Кёйперу, ритуальное противостояние двух соперничающих партий по типу потлача, включавшее, наряду с другими формами состязаний, словесные поединки между представителями участвующих в ритуале сторон. В "Махабхарате", и в частности в "Араньякапарве", можно найти ряд соответствий исследованной Кёйпером древней традиции "словесного агона", т.е. диалогов, которые воспроизводят в своей форме--обмена загадками--и космогоническом содержании стиль этих диалогических состязаний [6, c. 78]. В реконструкции Й. С. Хистерманом "доклассической" системы общественных ритуалов, основанной на "обмене престижем" между различными группами родо-племенного общества, главенствующая роль также отводится празднеству с выраженными чертами состязания, "агона" [9, 10, 11] (см. также [12, c. 93-94)]].
[1] Mauss M. The Gift. Forms and Functions of Exchange in Archaic Societies. Glencoe, 1954.
[2] Held G. J. The Mahabharata. An Ethnological Study. London--Amsterdam, 1935.
[3] Невелева С. Л. Мифология древнеиндийского эпоса. Пантеон. М., 1975.
[4] The Mahabharata. Ed. and transl. by J. A. B. van Buitenen. Vol. 1-3. Books 1-5, 1973, 1976, 1978.
[5] van Buitenen J. A. B. On the structure of Sabhaparvan of the Mahabharata. -- India Maior. Festschrift Gonda. Leiden, 1972.
[6] Васильков В. Я. "Махабхарата" и потлач (этнографический субстрат эпического сюжета). --Санскрит и древнеиндийская культура. Часть I. М., 1979, с. 73-82.
[7] Кёйпер Ф. Б. Труды по ведийской мифологии. М., 1986.
[8] Kuiper F. B. J. The Ancient Aryan Verbal Contest. --Indo-Iranian Journal. 1960, vol. IV, c. 217-281.
[9] Heesterman J. C. Brahmin, Ritual and Renouncer. -- Wiener Zeitschrift für die Kunde Süd-und Ostasiens. Bd. 8, 1964, c. 1-31.
[10] Heesterman J. C. The Case of Severed Head. --Wiener Zeitschrift für die Kunde Süd-und Ostasiens. Bd. 11, 1967, c. 22-43.
[11] Heesterman J. C. The Return of the Veda Scholar (samavartana).--Pratidanam. Indian, Iranian and Indo-European Studies presented to F. B. J. Kuiper. The Hague--Paris, 1968, c. 436-447.
[12] Васильков В. Я. О возможности греческого влияния на "Вопросы Милинды". --Буддизм. История и культура. М., 1989, с. 92-103.
(с) С. Л. Невелева. Махабхарата. Изучение древнеиндийского эпоса. М., 1991.