Когда же... в смерти дух обретает свободу, становясь являющимся духом, то и тело при этом достигает наконец своего высшего права. Ведь само собой разумеется, что аллегоризация телесной части энергетически осуществима только на трупе. И действующие лица барочной драмы умирают, потому что могут попасть на аллегорическую родину только так, как трупы. ( Read more... )

Напряжение между словом и письмом в барокко необычайно. Слово - это, так сказать, экстаз тварного создания, обнажение, дерзость, бессилие перед Богом; письмо - его сосредоточение, достоинство, превосходство, всемогущество над вещами мира.

Там же, с. 213.

Призраки как глубоко значимые аллегории - явления из царства печали; их притягивает тоскующий мыслитель, ушедший в раздумия о знаках и грядущем.

Там же, с. 204.

/наиболее плодотворный пласт метафизического толкования залегает на уровне непосредственно прагматического. На этом уровне единство места - судилище, единство времени - с незапамятных времен заданный солнцем или иначе день судебного разбирательства; единство действия - единство судебного процесса.

Там же, с. 114.

/трагический герой, если угодно, лишен души. Из чудовищной пустоты у него внутри слышатся далекие отзвуки новых божественных заповедей, и по этому эхо новые поколения учат свой язык.Подобно тому как в обыденных существах жизнь, так в герое бьется, нарастая, смерть, и трагическая ирония каждый раз возникает в тот момент, когда он - с полным правом,  ( Read more... )

Религиозный человек барокко настолько привязан к миру потому, что чувствует, как его вместе с миром несет к водопаду.

Там же, с. 52.

Идеи относятся к вещам, так же как созвездия - к звездам. Это значит прежде всего: они не являются ни их понятиями, ни их законами. /.../ Идея может быть перифрастически описана как формирования связей, в которых уникально-экстремальные проявления находятся с себе подобными.

Там же, с. 14.

В диалоге ("Пир" Платона - ДД) истина - царство идей - рассматривается как сущностное содержание прекрасного. /.../ Проникновение в платоново понимание отношения истины и прекрасного - не только высший долг всякой попытки в области философии искусства, оно незаменимо и для определения самого понятия истины.

Там же, с. 9.

/ничто не могло бы с большей силой свидетельствовать о мощи трасцендентного порыва, будь то мозаичное изображение святого или истина.

Беньямин В. Происхождение немецкой барочной драмы. - М.: Аграф, 2002. - с. 7.

Будучи комбинаторной, садовская эротика не является ни чувственной, ни мистической.

Там же, с. 219.