Протодиакон А. Кураев_Как Инквизиция помогла науке (Ч.7)
Начало
Предыдущий текст, Часть 6
И даже осуждение коперниканской гипотезы инквизицией в 1616 году не стоит рассматривать как акт антинаучного невежества и террора.
Предположим, что мне предлагают согласиться с некоей экстравагантной гипотезой, которая не имеет под собой никаких доказательств и вдобавок противоречит ряду прямых и косвенных наблюдений. Более того, мне известно, что все попытки доказать ее оканчивались неудачей. Так если я воздержусь от согласия с такой гипотезой - будет ли это свидетельством об антинаучном складе моего мышления?
Но именно так обстояло дело во взаимоотношениях коперниканства и католической Церкви. Прежде обвинения богословов в ненаучности стоит задать просто вопрос: «начиная с какой даты гелиоцентризм стал научно обоснованной теорией? Когда из гипотезы от стал доказанной теорией, опирающейся на факты?».
Только в 1851 г. маятник Фуко доказал вращение Земли. И только в 1838 г. Бессель обнаружил звездный параллакс (угловое смещение звезд относительно друг друга при их наблюдении с разных концов земной орбиты) [1][130].
О том, что при годовом движении Земли должна меняться карта видимого звездного неба, знали и во времена Коперника. Тихо Браге в конце 16 века пытался обнаружить параллакс и, не найдя его (что было просто невозможно без весьма развитой оптики), как честный ученый отказался от поддержки коперниканской гипотезы [2][131].
Вот вполне типичное и научно честное высказывание академического ученого 18 столетия: «Гюйгенс предложил способ определять по наблюдению движения Земли относительно неподвижных звезд достаточно ли близки друг к другу две звезды, не окажется ли небольшого изменения видимого расстояния в разное время года, откуда можно было бы догадаться, что это происходит из-за движения Земли, благодаря которому она находилась бы то ближе, то дальше от этих звезд. Я говорю «догадаться», потому что всегда надо было бы предполагать, что это происходит не из-за какого-то движения, которое неподвижные звезды имели бы по отношению друг к другу. Но кроме того, что подобное наблюдение абсолютно не доказывает движения Земли, не видно даже, чтобы это наблюдение было выполнено или по крайней мере чтобы оно в совершенстве удалось. Г-н Гюйгенс предложил его, но он не говорит, чтобы проводил его. Патер Риччьоли в своей «Реформированной астрономии» сообщает о наблюдении некоего Пирона, который говорит, что нашел вариацию в несколько секунд в расстоянии двух звезд, очень близких одна к другой, которые находятся во лбу Скорпиона. Но, сравнив измерения, которые он соотносит с теми, что г. Маральди дал нам относительно расстояния тех же самых двух звезд в «Мемуарах Парижской Академии наук», становится очевидно, что нет никаких оснований для проведения этого наблюдения Пироном. Кроме того, патер Риччьоли показал, что вариация, которую нашел Пирон в расстоянии этих двух звезд, не соответствует тому, чего требует движение Земли. Я не знаю о других наблюдениях, которые можно было бы поставить в параллель с теми, о которых я только что доложил. Вот почему ничто не мешает мне защищать мое первоначальное положение, что не только еще не доказано движение Земли с помощью наблюдений, но что даже невозможно доказать это с помощью одних лишь астрономических наблюдений, без помощи гипотез и другого» [3][132].
Доказательств у гелиоцентристов не было. Галилей неверно видел требуемое доказательство в океанических приливах и отливах - хотя уже Кеплер доказал, что приливы связаны с гравитационным воздействием Луны, а не с суточным движением самой Земли (Галилей сообщение Кеплера проигнорировал).
В общем - «изобретение, защита и частичное оправдание коперниканской гипотезы противоречат почти каждому методологическому правилу, о соблюдении которого мы заботимся сегодня» [4][133].
Инквизиция же требовала доказательств и четкого различения математической гипотезы и физической модели от утверждений о структуре самой реальности [5][134]. Галилей доказал лишь свою веру в то, что он считал истиной - но истинность его веры еще не была доказана. И то, что мир не был увлечен его энтузиазмом - не удивительно. Трезвее был кардинал Беллармин. Его совет вполне соответствует современным стандартам научной доказательности [6][135].
Так что даже конфликт с астрономами не столько затормозил развитие науки, сколько помог ей через требование большей строгости и доказательности. Как и в случае «охоты на ведьм», инквизиция преследовала не столько неверие, сколько легковерие.
Вновь скажу: католическая Церковь спокойно отнеслась к теории Коперника. Специалисты-астрономы и ближайшие друзья Коперника были знакомы с его исследованием еще до выхода в свет его основного труда по составленному им в 1511 году небольшому комментарию - “Комментариолусу”. Так как оно получило некоторое распространение в рукописном виде, то уже в 1533 г. папа Климент 7 (племянник Лоренцо Медичи) собрал кардиналов и приближенных к нему лиц в ватиканском саду, чтобы выслушать сообщение своего ученого секретаря кардинала Видманштадта об учении Коперника о движении Земли. Сообщение это было выслушано довольно благожелательно [7][136], причем отношении к Копернику оставалось неплохим и при следующем папе Павле 3. Это видно из письма (от 1536 г.) к Копернику главы доминиканского ордена кардинала Шенберга. В этом письме (которое Коперник очень ценил и поместил потом в своей книге) Шенберг очень просил “ученого мужа” ни в коем случае “не скрывать от друзей науки своей новой системы”, уверяя Коперника, что он “определенно желает доставить признание его большим заслугам” [8][137]. И именно коперниканские вычисления были положены в основу «григорианской реформы» календаря: «После объявления папой Львом Х реформы календаря на Пятом Латеранском Соборе (1512-1517) Коперник был включен в число «признанных» астрономов, которые получили официальное приглашение принять участие в разработке проекта реформы» [9][138].
При жизни Коперника поддержали - по его же словам - Миддельбургский еп. Павел, кардинал Шомберг и его правящий епископ Тидеман Гизе [10][139]. Первый теолог [11][140], обративший внимание на теорию Коперника - это испанский теолог заведующий кафедрой богословия Осунского ун-та, монах-августинец Зуньига. Он поддержал Коперника в 1584 году. Изъясняя место из библейской книги Иова «Сдвигает землю с места ее и столбы ее дрожат» (Иов 9,6), Зуньига пишет, что это место легче объяснить с позиций пифагорейцев [12][141], «что и доказал в наше время Коперник» [13][142].
Первым публичным критиком Коперника среди католиков выступил как раз не теолог, а профессор математики Иезуитского колледжа в Риме и автор григорианской календарной реформы Клавий. В 1581 г. он совершенно справедливо говорил: «Кто будет столь неразумен и самоуверен, что свяжет церковь со столь необоснованными утверждениями астронома!" [14][143]. Тем не менее Клавий положил таблицы Коперника в основу нового, «григорианского» календаря, который был введен в 1582 году.
Кстати, это обстоятельство крепко привязало Ватикан к наследию Коперника. Европа в это время не была едина. Протестанты обвиняли Рим в гордыне и язычестве. И тут вдруг они получили такой козырь: папы безумно украл у людей и Бога целых десять дней! [15][144] Протестанты предпочли разойтись с Солнцем, чем сойтись с папой. Так что с 1582 года осудить Коперника Рим просто не мог, не подставляя под удар критики и себя самого.
Так отчего же после почти ста лет терпимости последовало осуждение коперниканства? Что изменилось?
Да просто Джордано Бруно показал, какие магические выводы можно сделать из математической гипотезы и тем самым настроил богословов против самой этой гипотезы. Без магизма Бруно непонятна перемена в отношении папства к гелиоцентризму от вполне терпимого к конфликтному.
Дело в том, что гелиоцентризм Коперника не слишком впечатлил астрономов. Доказательной базы не было. Противопоказание (отсутствие звездного параллакса) - было очевидно. А поскольку Коперник исходил из платоновской догамы равномерного движения планет (это отверг еще Птоломей) и предполагал, что планеты движутся по кругу (лишь спустя сто лет Кеплер предположил эллиптоидность орбит), то и вышло, что модель Коперника не была проще, чем модель Птоломея. Так, Птоломею для объяснения движения планет нужно было допустить 15 различных окружностей (включая эпициклы); Копернику - 18. И хотя коперниканская модель вышла более громоздкой, чем птоломеева, она все равно не стала более точной. Так, движения Марса рассчитывались точнее по Птоломею [16][145].
Малое внимание к книге Коперника видно по спросу на нее: первый тираж не превышал 500 экемпляров, причем второе издание понадобилось лишь через 23 года (в 1566 г.); а третье - еще через 51 год.
Но тут как раз сменилась эпоха. И то, что вызывало спокойный, но не ажиотажный интерес астрономов, вдруг стало будировать умы гуманитарной интеллигенции. Интерес вызывала не математика Коперника, а мировоззренческие ее приложения в бруновском вкусе. Успех гелиоцентрической мифологемы бруновского варианта означал, что такое, не-антропоцентрическое мировоззрение соответствовало некоторой идеологической тоске этого времени, отвечало не на физические, а на метафизические вопросы. Религиозные столкновения и войны, охватившие Европу, вызвали разочарование думающих европейцев в гуманистических аксиомах. Война из дела галантных профессионалов (рыцарей) стала тотальным бедствием. В Тридцатилетней войне Германия потеряла две трети своего населения [17][146]. Мизантропия обрела очевидные аргументы и стала модной. Смерть как навязчивая идея стала постоянно присутствовать в образах и текстах, создаваемых европейскими авторами начала нового времени: как в «Плясках смерти», так и в «Триумфе смерти» Брейгеля, в поэмах Ронсара, в «Опытах» Монтеня и в елизаветинском театре.
Разрушение человеческого мира всерьез поставило под сомнение средневековую убежденность в центрированности всего космоса вокруг человека. Книга Притчей, книга удобных советов, книга налаженного быта и бытия на некоторое время сменяется книгой Иова, где Бог дает единственный ответ на вопли Иова: космос несоразмерен человеку, он соразмерен лишь Богу и у человека нет меры, чтобы обуздать Левиафана и измерить вселенную. Это не человеческая мерка.
В результате произошло странное совмещение двух противоположных мотиваций, в равной степени восходящих к Библии: ученые обнаружили принципиальную измеримость мира и апеллировали как раз к книге Притчей - Бог все расположил числом, мерою и весом, но гуманитарный мир в трудах тех же ученых видел проповедь абсурда и в качестве таковой принимал новую астрономию близко к сердцу. Астрономы говорили: космос ничем не отличается от земли и состоит из тех же камней и того же огня; гуманитарии говорили - значит, земля ничем не отличается от пустынь космоса.
Отрицательная реакция Церкви на появление гелиоцентрической модели мира была по своему справедлива. Христианство геоцентрично - потому что оно антропоцентрично. Символ веры говорит о том, что главные события в истории вселенной происходят «нас ради человек и нашего ради спасения». Ибо «Нет у Бога никакого другого дела, кроме одного - спасти человека» (Климент Александрийский. Увещание к язычникам. 87,3). Земля - единственная «посещенная планета». Она несомненно уникальна во вселенной, ибо даже если бы "была жизнь на Марсе", но только здесь "Слово стало плотью".
Небесные хроники настолько несущественны для Священной истории, что в еврейском языке само слово небо "шамайим" происходит от указательного местоимения "шам" - "там", то есть "тамошние", "удаленные" миры" [18][147]. И если человек не сможет найти Бога на Земле - он не найдет его и в пустынях небес. Здесь и сейчас, живя на своей земле и замечая нужды "ближнего", человек сможет ввести в свой дом Бога.
Метафизическое пространство не совпадает с пространством физическим. Иерусалим находился на задворках Римской империи (что уж говорить о Вифлееме или Назарете) - но там произошли центральные события человеческой истории. "Мал Вифлеем, но Христоносен" - пишет св. Григорий Богослов [19][148]. Москву без оговорок можно называть центром Российской Федерации, хотя географический центр ее находится где-то на Урале. "Осевое время", о котором говорит Ясперс, совсем не есть хрологическая точка, равно удаленная от начала истории человечества и от нашего дня…
В общем, смысл и геометрия - не одно и то же, а замысел - еще не точка. Таким образом, "не библейская космогония и космология ставят землю в центре, но библейская телеология" [20][149].
[1][130] Впрочем, порой говорят, что еще в 1837 г. русский астроном В.Я.Струве определил годовой параллакс для одной звезды (см. Гурев Г. А. Учение Коперника и религия. Из истории борьбы за научную истину в астрономии. М., 1961. с. 157).
[2][131] См. Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римо-Католическая Церковь. // Вестник истории естествознания и техники. 1993, №.1, с. 58.
[3][132] Речь, прочитанная г. Делилем в публичном собрании Академии наук 2 марта 1728 г на первом диспуте в защиту учения Коперника // Источники по истории астрономии России XVIII века т.1. Спб., 2000, С. 57.
[4][133] Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986, с. 199.
[5][134] Вот знаменитое письмо кардинала Беллармина Галилею: «Мне кажется, что Ваше священство и г-н Галилей мудро поступают, довольствуясь тем, что говорят предположительно, а не абсолютно; я всегда полагал, что так говорил и Коперник. Потому что если сказать, что предположение о движении Земли и неподвижности Солнца позволяет представить все явления лучше, чем принятие эпицентров и эпициклов, то это будет сказано прекрасно и не влечет за собой никакой опасности. Для математика этого вполне достаточно. Но желать утверждать, что Солнце действительно является центром мира и вращается только вокруг себя, не передвигаясь с востока на запад, Утверждать это очень опасно не только потому что это значит возбудить против себя всех философов и всех теологов-схоластов, это значило бы нанести вред святой вере, представляя положения Святого Писания ложными… Если бы и было возможным неоспоримое доказательство того, что Солнце находится в центре мироздания, то в таком случае было бы необходимо с большой осторожностью объяснять противоречащие места в Писании, считая, что скорее всего мы не понимаем смысла слов, чем то, что доказательства являются ложными. Но я лично не могу поверить в существование подобного доказательства, по крайней мере до того, как оно не будет мне представлено. Согласитесь, что ведь не одно и то же: высказывать предположение, что Солнце находится в центре, а Земля на небе, и доказать, что именно так оно и есть на самом деле. Первое, я думаю, вполне имеет право на существование, а вот что касается второго, то у меня возникает глубочайшее сомнение. В случае же, когда возникает сомнение, не следует отходить от Священного Писания» (цит. по: Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, сс. 139-140).
[6][135] «В современных терминах: тот факт, что модель работает хорошо, сам по себе не означает, что реальность структурирована так же, как эта модель… Традиция, которой тогда придерживалась Церковь, имеет интересных предшественников в античности и вполне прогрессивных современных последователей… А взять лучшие теории современной физики - общую теорию относительности в ее современном виде и общую квантовую механику. Несмотря на все усилия, сегодня невозможно создать согласованную картину, удовлетворяющую им обоим, - предположения одной теории прямо противоречат предположениям другой. Можем ли мы после этого считать, что каждая из них дает нам верное описание действительности? Я - нет. Я могу лишь утверждать, что они суть полезные модельные приближения и что мы не имеем никакого представления, на что похожа реальность, которую они аппроксимируют… Не следует разворачивать обучение на основании новых представлений, пока мы не будем уверены, что они по меньшей мере не хуже старых. Только так можно защитить базисное образование от смены мод и увлечений. Мысль, высказанная в последней фразе, в наши дни вполне привычна и для всех школьных советов и даже для некоторых ректоров университетов: не следует разворачивать обучение на основании новых представлений, пока мы не будем уверены, что они по меньшей мере не хуже старых. И это безусловно разумная мысль. Она обеспечивает базисному образованию независимость от моды и временных заблуждений» (Фейерабенд П. Галилей и тирания истины // НГ-наука. Июль 1998).
[7][136] Сохранилась одна греческая рукопись со следующей надписью владельца ее И. А. фон Видманшдадта: «Климент 7 дал в дар мне эту рукопись в 1533 году в Риме после того, как в присутствии кардиналов Орсини и Сальвиати, епископа Витербения и врача Курция в Ватикане я изложил ему Коперниково учение о движении Земли» (Гурев Г. А. Коперниканская ересь в прошлом и настоящем. М., 1933. с. 72).
[8][137] Цит. по: Гурев Г. А. Учение Коперника и религия. Из истории борьбы за научную истину в астрономии. М., 1961. с. 56
[9][138] Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 30.
[10][139] Веселовский И. Н. Белый Ю. А. Николай Коперник. М., 1974, с. 378.
[11][140] Впрочем, первым отреагировавшим теологом мог быть и Толозани в 1544 (см. Кимелев Ю. А. Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М. 1988, с.149)
[12][141] Пифагор первым поместил Солнце в центр мира (по религиозным однако, мотивам, а отнюдь не научным), оттого и эксцентричная гелиоцентрическая гипотеза обычно называлась пифагорейством.
[13][142] Цит. по: Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 32.
[14][143] Кимелев Ю. А. Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М. 1988, с. 151.
[15][144] Немецкие протестанты приняли новый стиль только в 1699 году; шведы сначала последовали за ними, но в 1712 году вернулись к старому календарю и лишь в середине 18 века окончательно перешли на новый стиль.
[16][145] См Кимелев Ю.А. Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М., 1988, сс. 158-159 и 156. «Большинство астрономов в течение 70 лет после смерти польского ученого испытывали к его взглядам скептицизм и даже откровенную враждебность» (Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 34).
[17][146] Цветков С. Э. Карл XII. М., 2000, с. 21.
[18][147] см. Д. Щедровицкий. Введение в Ветхий Завет. 1. Книга Бытия. - М., 1994, с. 29.
[19][148] св.Григорий Богослов. Надгробия // Творения. т.2. Спб. б.г. с.328.
[20][149] Ильин.В.Н. Шесть дней творения. Париж, 1991. с.61.
{C}{C}{C}
Следующий текст, часть 8
Предыдущий текст, Часть 6
И даже осуждение коперниканской гипотезы инквизицией в 1616 году не стоит рассматривать как акт антинаучного невежества и террора.
Предположим, что мне предлагают согласиться с некоей экстравагантной гипотезой, которая не имеет под собой никаких доказательств и вдобавок противоречит ряду прямых и косвенных наблюдений. Более того, мне известно, что все попытки доказать ее оканчивались неудачей. Так если я воздержусь от согласия с такой гипотезой - будет ли это свидетельством об антинаучном складе моего мышления?
Но именно так обстояло дело во взаимоотношениях коперниканства и католической Церкви. Прежде обвинения богословов в ненаучности стоит задать просто вопрос: «начиная с какой даты гелиоцентризм стал научно обоснованной теорией? Когда из гипотезы от стал доказанной теорией, опирающейся на факты?».
Только в 1851 г. маятник Фуко доказал вращение Земли. И только в 1838 г. Бессель обнаружил звездный параллакс (угловое смещение звезд относительно друг друга при их наблюдении с разных концов земной орбиты) [1][130].
О том, что при годовом движении Земли должна меняться карта видимого звездного неба, знали и во времена Коперника. Тихо Браге в конце 16 века пытался обнаружить параллакс и, не найдя его (что было просто невозможно без весьма развитой оптики), как честный ученый отказался от поддержки коперниканской гипотезы [2][131].
Вот вполне типичное и научно честное высказывание академического ученого 18 столетия: «Гюйгенс предложил способ определять по наблюдению движения Земли относительно неподвижных звезд достаточно ли близки друг к другу две звезды, не окажется ли небольшого изменения видимого расстояния в разное время года, откуда можно было бы догадаться, что это происходит из-за движения Земли, благодаря которому она находилась бы то ближе, то дальше от этих звезд. Я говорю «догадаться», потому что всегда надо было бы предполагать, что это происходит не из-за какого-то движения, которое неподвижные звезды имели бы по отношению друг к другу. Но кроме того, что подобное наблюдение абсолютно не доказывает движения Земли, не видно даже, чтобы это наблюдение было выполнено или по крайней мере чтобы оно в совершенстве удалось. Г-н Гюйгенс предложил его, но он не говорит, чтобы проводил его. Патер Риччьоли в своей «Реформированной астрономии» сообщает о наблюдении некоего Пирона, который говорит, что нашел вариацию в несколько секунд в расстоянии двух звезд, очень близких одна к другой, которые находятся во лбу Скорпиона. Но, сравнив измерения, которые он соотносит с теми, что г. Маральди дал нам относительно расстояния тех же самых двух звезд в «Мемуарах Парижской Академии наук», становится очевидно, что нет никаких оснований для проведения этого наблюдения Пироном. Кроме того, патер Риччьоли показал, что вариация, которую нашел Пирон в расстоянии этих двух звезд, не соответствует тому, чего требует движение Земли. Я не знаю о других наблюдениях, которые можно было бы поставить в параллель с теми, о которых я только что доложил. Вот почему ничто не мешает мне защищать мое первоначальное положение, что не только еще не доказано движение Земли с помощью наблюдений, но что даже невозможно доказать это с помощью одних лишь астрономических наблюдений, без помощи гипотез и другого» [3][132].
Доказательств у гелиоцентристов не было. Галилей неверно видел требуемое доказательство в океанических приливах и отливах - хотя уже Кеплер доказал, что приливы связаны с гравитационным воздействием Луны, а не с суточным движением самой Земли (Галилей сообщение Кеплера проигнорировал).
В общем - «изобретение, защита и частичное оправдание коперниканской гипотезы противоречат почти каждому методологическому правилу, о соблюдении которого мы заботимся сегодня» [4][133].
Инквизиция же требовала доказательств и четкого различения математической гипотезы и физической модели от утверждений о структуре самой реальности [5][134]. Галилей доказал лишь свою веру в то, что он считал истиной - но истинность его веры еще не была доказана. И то, что мир не был увлечен его энтузиазмом - не удивительно. Трезвее был кардинал Беллармин. Его совет вполне соответствует современным стандартам научной доказательности [6][135].
Так что даже конфликт с астрономами не столько затормозил развитие науки, сколько помог ей через требование большей строгости и доказательности. Как и в случае «охоты на ведьм», инквизиция преследовала не столько неверие, сколько легковерие.
Вновь скажу: католическая Церковь спокойно отнеслась к теории Коперника. Специалисты-астрономы и ближайшие друзья Коперника были знакомы с его исследованием еще до выхода в свет его основного труда по составленному им в 1511 году небольшому комментарию - “Комментариолусу”. Так как оно получило некоторое распространение в рукописном виде, то уже в 1533 г. папа Климент 7 (племянник Лоренцо Медичи) собрал кардиналов и приближенных к нему лиц в ватиканском саду, чтобы выслушать сообщение своего ученого секретаря кардинала Видманштадта об учении Коперника о движении Земли. Сообщение это было выслушано довольно благожелательно [7][136], причем отношении к Копернику оставалось неплохим и при следующем папе Павле 3. Это видно из письма (от 1536 г.) к Копернику главы доминиканского ордена кардинала Шенберга. В этом письме (которое Коперник очень ценил и поместил потом в своей книге) Шенберг очень просил “ученого мужа” ни в коем случае “не скрывать от друзей науки своей новой системы”, уверяя Коперника, что он “определенно желает доставить признание его большим заслугам” [8][137]. И именно коперниканские вычисления были положены в основу «григорианской реформы» календаря: «После объявления папой Львом Х реформы календаря на Пятом Латеранском Соборе (1512-1517) Коперник был включен в число «признанных» астрономов, которые получили официальное приглашение принять участие в разработке проекта реформы» [9][138].
При жизни Коперника поддержали - по его же словам - Миддельбургский еп. Павел, кардинал Шомберг и его правящий епископ Тидеман Гизе [10][139]. Первый теолог [11][140], обративший внимание на теорию Коперника - это испанский теолог заведующий кафедрой богословия Осунского ун-та, монах-августинец Зуньига. Он поддержал Коперника в 1584 году. Изъясняя место из библейской книги Иова «Сдвигает землю с места ее и столбы ее дрожат» (Иов 9,6), Зуньига пишет, что это место легче объяснить с позиций пифагорейцев [12][141], «что и доказал в наше время Коперник» [13][142].
Первым публичным критиком Коперника среди католиков выступил как раз не теолог, а профессор математики Иезуитского колледжа в Риме и автор григорианской календарной реформы Клавий. В 1581 г. он совершенно справедливо говорил: «Кто будет столь неразумен и самоуверен, что свяжет церковь со столь необоснованными утверждениями астронома!" [14][143]. Тем не менее Клавий положил таблицы Коперника в основу нового, «григорианского» календаря, который был введен в 1582 году.
Кстати, это обстоятельство крепко привязало Ватикан к наследию Коперника. Европа в это время не была едина. Протестанты обвиняли Рим в гордыне и язычестве. И тут вдруг они получили такой козырь: папы безумно украл у людей и Бога целых десять дней! [15][144] Протестанты предпочли разойтись с Солнцем, чем сойтись с папой. Так что с 1582 года осудить Коперника Рим просто не мог, не подставляя под удар критики и себя самого.
Так отчего же после почти ста лет терпимости последовало осуждение коперниканства? Что изменилось?
Да просто Джордано Бруно показал, какие магические выводы можно сделать из математической гипотезы и тем самым настроил богословов против самой этой гипотезы. Без магизма Бруно непонятна перемена в отношении папства к гелиоцентризму от вполне терпимого к конфликтному.
Дело в том, что гелиоцентризм Коперника не слишком впечатлил астрономов. Доказательной базы не было. Противопоказание (отсутствие звездного параллакса) - было очевидно. А поскольку Коперник исходил из платоновской догамы равномерного движения планет (это отверг еще Птоломей) и предполагал, что планеты движутся по кругу (лишь спустя сто лет Кеплер предположил эллиптоидность орбит), то и вышло, что модель Коперника не была проще, чем модель Птоломея. Так, Птоломею для объяснения движения планет нужно было допустить 15 различных окружностей (включая эпициклы); Копернику - 18. И хотя коперниканская модель вышла более громоздкой, чем птоломеева, она все равно не стала более точной. Так, движения Марса рассчитывались точнее по Птоломею [16][145].
Малое внимание к книге Коперника видно по спросу на нее: первый тираж не превышал 500 экемпляров, причем второе издание понадобилось лишь через 23 года (в 1566 г.); а третье - еще через 51 год.
Но тут как раз сменилась эпоха. И то, что вызывало спокойный, но не ажиотажный интерес астрономов, вдруг стало будировать умы гуманитарной интеллигенции. Интерес вызывала не математика Коперника, а мировоззренческие ее приложения в бруновском вкусе. Успех гелиоцентрической мифологемы бруновского варианта означал, что такое, не-антропоцентрическое мировоззрение соответствовало некоторой идеологической тоске этого времени, отвечало не на физические, а на метафизические вопросы. Религиозные столкновения и войны, охватившие Европу, вызвали разочарование думающих европейцев в гуманистических аксиомах. Война из дела галантных профессионалов (рыцарей) стала тотальным бедствием. В Тридцатилетней войне Германия потеряла две трети своего населения [17][146]. Мизантропия обрела очевидные аргументы и стала модной. Смерть как навязчивая идея стала постоянно присутствовать в образах и текстах, создаваемых европейскими авторами начала нового времени: как в «Плясках смерти», так и в «Триумфе смерти» Брейгеля, в поэмах Ронсара, в «Опытах» Монтеня и в елизаветинском театре.
Разрушение человеческого мира всерьез поставило под сомнение средневековую убежденность в центрированности всего космоса вокруг человека. Книга Притчей, книга удобных советов, книга налаженного быта и бытия на некоторое время сменяется книгой Иова, где Бог дает единственный ответ на вопли Иова: космос несоразмерен человеку, он соразмерен лишь Богу и у человека нет меры, чтобы обуздать Левиафана и измерить вселенную. Это не человеческая мерка.
В результате произошло странное совмещение двух противоположных мотиваций, в равной степени восходящих к Библии: ученые обнаружили принципиальную измеримость мира и апеллировали как раз к книге Притчей - Бог все расположил числом, мерою и весом, но гуманитарный мир в трудах тех же ученых видел проповедь абсурда и в качестве таковой принимал новую астрономию близко к сердцу. Астрономы говорили: космос ничем не отличается от земли и состоит из тех же камней и того же огня; гуманитарии говорили - значит, земля ничем не отличается от пустынь космоса.
Отрицательная реакция Церкви на появление гелиоцентрической модели мира была по своему справедлива. Христианство геоцентрично - потому что оно антропоцентрично. Символ веры говорит о том, что главные события в истории вселенной происходят «нас ради человек и нашего ради спасения». Ибо «Нет у Бога никакого другого дела, кроме одного - спасти человека» (Климент Александрийский. Увещание к язычникам. 87,3). Земля - единственная «посещенная планета». Она несомненно уникальна во вселенной, ибо даже если бы "была жизнь на Марсе", но только здесь "Слово стало плотью".
Небесные хроники настолько несущественны для Священной истории, что в еврейском языке само слово небо "шамайим" происходит от указательного местоимения "шам" - "там", то есть "тамошние", "удаленные" миры" [18][147]. И если человек не сможет найти Бога на Земле - он не найдет его и в пустынях небес. Здесь и сейчас, живя на своей земле и замечая нужды "ближнего", человек сможет ввести в свой дом Бога.
Метафизическое пространство не совпадает с пространством физическим. Иерусалим находился на задворках Римской империи (что уж говорить о Вифлееме или Назарете) - но там произошли центральные события человеческой истории. "Мал Вифлеем, но Христоносен" - пишет св. Григорий Богослов [19][148]. Москву без оговорок можно называть центром Российской Федерации, хотя географический центр ее находится где-то на Урале. "Осевое время", о котором говорит Ясперс, совсем не есть хрологическая точка, равно удаленная от начала истории человечества и от нашего дня…
В общем, смысл и геометрия - не одно и то же, а замысел - еще не точка. Таким образом, "не библейская космогония и космология ставят землю в центре, но библейская телеология" [20][149].
[1][130] Впрочем, порой говорят, что еще в 1837 г. русский астроном В.Я.Струве определил годовой параллакс для одной звезды (см. Гурев Г. А. Учение Коперника и религия. Из истории борьбы за научную истину в астрономии. М., 1961. с. 157).
[2][131] См. Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римо-Католическая Церковь. // Вестник истории естествознания и техники. 1993, №.1, с. 58.
[3][132] Речь, прочитанная г. Делилем в публичном собрании Академии наук 2 марта 1728 г на первом диспуте в защиту учения Коперника // Источники по истории астрономии России XVIII века т.1. Спб., 2000, С. 57.
[4][133] Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986, с. 199.
[5][134] Вот знаменитое письмо кардинала Беллармина Галилею: «Мне кажется, что Ваше священство и г-н Галилей мудро поступают, довольствуясь тем, что говорят предположительно, а не абсолютно; я всегда полагал, что так говорил и Коперник. Потому что если сказать, что предположение о движении Земли и неподвижности Солнца позволяет представить все явления лучше, чем принятие эпицентров и эпициклов, то это будет сказано прекрасно и не влечет за собой никакой опасности. Для математика этого вполне достаточно. Но желать утверждать, что Солнце действительно является центром мира и вращается только вокруг себя, не передвигаясь с востока на запад, Утверждать это очень опасно не только потому что это значит возбудить против себя всех философов и всех теологов-схоластов, это значило бы нанести вред святой вере, представляя положения Святого Писания ложными… Если бы и было возможным неоспоримое доказательство того, что Солнце находится в центре мироздания, то в таком случае было бы необходимо с большой осторожностью объяснять противоречащие места в Писании, считая, что скорее всего мы не понимаем смысла слов, чем то, что доказательства являются ложными. Но я лично не могу поверить в существование подобного доказательства, по крайней мере до того, как оно не будет мне представлено. Согласитесь, что ведь не одно и то же: высказывать предположение, что Солнце находится в центре, а Земля на небе, и доказать, что именно так оно и есть на самом деле. Первое, я думаю, вполне имеет право на существование, а вот что касается второго, то у меня возникает глубочайшее сомнение. В случае же, когда возникает сомнение, не следует отходить от Священного Писания» (цит. по: Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, сс. 139-140).
[6][135] «В современных терминах: тот факт, что модель работает хорошо, сам по себе не означает, что реальность структурирована так же, как эта модель… Традиция, которой тогда придерживалась Церковь, имеет интересных предшественников в античности и вполне прогрессивных современных последователей… А взять лучшие теории современной физики - общую теорию относительности в ее современном виде и общую квантовую механику. Несмотря на все усилия, сегодня невозможно создать согласованную картину, удовлетворяющую им обоим, - предположения одной теории прямо противоречат предположениям другой. Можем ли мы после этого считать, что каждая из них дает нам верное описание действительности? Я - нет. Я могу лишь утверждать, что они суть полезные модельные приближения и что мы не имеем никакого представления, на что похожа реальность, которую они аппроксимируют… Не следует разворачивать обучение на основании новых представлений, пока мы не будем уверены, что они по меньшей мере не хуже старых. Только так можно защитить базисное образование от смены мод и увлечений. Мысль, высказанная в последней фразе, в наши дни вполне привычна и для всех школьных советов и даже для некоторых ректоров университетов: не следует разворачивать обучение на основании новых представлений, пока мы не будем уверены, что они по меньшей мере не хуже старых. И это безусловно разумная мысль. Она обеспечивает базисному образованию независимость от моды и временных заблуждений» (Фейерабенд П. Галилей и тирания истины // НГ-наука. Июль 1998).
[7][136] Сохранилась одна греческая рукопись со следующей надписью владельца ее И. А. фон Видманшдадта: «Климент 7 дал в дар мне эту рукопись в 1533 году в Риме после того, как в присутствии кардиналов Орсини и Сальвиати, епископа Витербения и врача Курция в Ватикане я изложил ему Коперниково учение о движении Земли» (Гурев Г. А. Коперниканская ересь в прошлом и настоящем. М., 1933. с. 72).
[8][137] Цит. по: Гурев Г. А. Учение Коперника и религия. Из истории борьбы за научную истину в астрономии. М., 1961. с. 56
[9][138] Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 30.
[10][139] Веселовский И. Н. Белый Ю. А. Николай Коперник. М., 1974, с. 378.
[11][140] Впрочем, первым отреагировавшим теологом мог быть и Толозани в 1544 (см. Кимелев Ю. А. Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М. 1988, с.149)
[12][141] Пифагор первым поместил Солнце в центр мира (по религиозным однако, мотивам, а отнюдь не научным), оттого и эксцентричная гелиоцентрическая гипотеза обычно называлась пифагорейством.
[13][142] Цит. по: Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 32.
[14][143] Кимелев Ю. А. Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М. 1988, с. 151.
[15][144] Немецкие протестанты приняли новый стиль только в 1699 году; шведы сначала последовали за ними, но в 1712 году вернулись к старому календарю и лишь в середине 18 века окончательно перешли на новый стиль.
[16][145] См Кимелев Ю.А. Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М., 1988, сс. 158-159 и 156. «Большинство астрономов в течение 70 лет после смерти польского ученого испытывали к его взглядам скептицизм и даже откровенную враждебность» (Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 34).
[17][146] Цветков С. Э. Карл XII. М., 2000, с. 21.
[18][147] см. Д. Щедровицкий. Введение в Ветхий Завет. 1. Книга Бытия. - М., 1994, с. 29.
[19][148] св.Григорий Богослов. Надгробия // Творения. т.2. Спб. б.г. с.328.
[20][149] Ильин.В.Н. Шесть дней творения. Париж, 1991. с.61.
{C}{C}{C}
Следующий текст, часть 8