Метафизика в системе теоретических наук - Глава (III, 1. 1)
Содержание
3. НА ПУТИ К БЫТИЮ: EGO SUM QUI SUM.
В начале «Суммы против язычников» мы встречали образ мудреца, человека, который имеет определенные обязанности перед другими людьми. Какое это непростое и многозначное слово- «мудрец», «мудрый»! Мы его сегодня почти не употребляем, будто боимся возложить на кого-то непосильное бремя ответственности. Что же должен делать мудрец, что есть его главное занятие? Он прежде всего должен «сосредоточенно продумывать истину о Первоначале и тщательно преподавать ее другим [людям]» (sapientis est veritatem praecipue de primo principio meditari et aliis disserere; ScG. lib. 1 сар. 1 n. 6). Мы уже знаем, как Аквинат относится к этим обязанностям - с большим смирением и осознанием собственной немощи (assumpta igitur ex divina pietate fiducia sapientis officium prosequendi, quamvis proprias vires excedat; 2 сар.). Однако он решается принять на себя officium sapientis, понимая упомянутый долг как одно из главных дел теолога, учителя Священного Писания.
Сегодня не все согласились бы таким способом связывать между собой две совершенно разные задачи: преподавать Священное Писание и исследовать Первоначало бытия. Для Аквината же эта связь является достаточно очевидной. Потому что здесь речь идет о самой природе теологической науки. Истины Откровения не могут действовать в интеллектуальном вакууме, они предполагают естественную рациональность как необходимое условие восприятия Слова. Поэтому теолог, выкладывая истины Откровения, должен всегда опираться на свет ratio naturalis. Таково уж свойство нашего познания: мы всегда начинаем путь с того, что нам хорошо известно, что является для нас очевидным. И на этом пути, в рамках естественного света, мы уже можем получить важные знания о Боге, о тех Его свойства, которые принадлежат Ему как Первоначалу сущего (quae oportet attribui primo principio; ScG. lib. 1 сар. 3 n. 4). Иначе говоря, путь к Первоначалу является своеобразной пропедевтикой, первым шагом к истинам Откровения. Именно здесь теология и философия находятся в непосредственном и продуктивном взаимодействии, в неразрывном единстве.
Философию, которая занимается исследованием сущего, его принципов и причин, Аристотель называл первой философией или мудростью. Фома принимает также не свойственный Стагириту термин «метафизика». Для Аквината метафизика, первая философия и философская наука о Боге является одной наукой [Wippel 1993: p. 85]. В метафизике человеческое знание максимально близко подходит к божественному присутствию, к месту, которое является священным, к живому огню высшей истины. Если философия должна начинаться с удивлениея, то Аквината это удивление не покидает на протяжении всех его рассуждений о бытии и его природе. Ведь в запрашивании о бытии глаголет истина, о которой учили греческие философы и которую Бог открыл Моисею как Свое собственное Имя. Удивительная наука! С одной стороны, она является фундаментальной наукой, центром обоснования человеческих знаний, с другой же - ковчегом священного Имени, путем к тому, что находится по ту сторону человеческих слов и вещей. Эта наука требует от нас перехода, трансценденции на пути к Трансцендентному par excellence.
Фома вошел в историю философии прежде всего как мыслитель Бытия. В этой части мы попробуем вместе с ним пройти указанный путь, насколько нам хватит сил и терпения. Ведь это не простая дорога, и идти по ней решится не каждый.
1. Пути к Бытию самому-по-себе.
[Spoiler (click to open)]1. 1. Метафизика в системе теоретических наук. Так как же понимал метафизику сам Аквинат? Как он понимал связь между теорией сущего как такового и естественной (философской) теологией? Впервые о структуре наук в перспективе исследования истинного бытия начал говорить Платон. В седьмой книге «Государства» он выстраивает систему пяти математических дисциплин (арифметики, геометрии, стереометрии, астрономии, теории гармонии), которые должны приучать философа к созерцанию бытия и познания сущности блага. Математический «квинквивиум» понимается как пропедевтика к диалектике (собственно - философии). Однако именно Аристотеля следует считать основателем деления на дисциплины. Он разделяет философию (для него это синоним науки) на теоретическую (theoria), практическую (praxis) и поэтическую (poiesis). Теоретические науки (первая философия-математика-физика) исследуют неизменное, необходимое и универсальное. Они образуют определенную иерархию. Такое разделение дисциплин переживает позднеантичные философские школы и в трансформированном виде адаптируется к нуждам христианского образования в раннем Средневековье. Ключевой фигурой, оставивщей след в развитии христианского образования в рамках свободных искусств (artes liberales) следует считать Северина Боэция. Поэтому недаром Аквинат, комментируя его трактате «О Троице», именно здесь впервые развертывает свое видение метафизики/первой философии в системе теоретических наук.
Некоторые предметы теоретического познания (speculabilium) в своем бытии зависят от материи, поскольку могут существовать только в материи. Хотя эти предметы и отличаются между собой, ведь некоторые из них зависят от материи и в своем бытии, и в познании. Это, например, предметы, в дефиницию которых включена чувственно воспринимаемая материя; ибо без нее их нельзя познать. Так, в дефиницию человека следует включать [понятие] тела и костей. Такие предметы исследует физика или естественная наука (scientia nturalis). Существуют также другие предметы, которые хотя и зависят от материи по своему бытию, но не по познанию. Ведь в их дефиниции не входит чувственная материя, как, например, это происходит с линией или числом. Предметы такого рода исследует математика. Наконец, существуют предметы теоретического познания, которые не зависят от материи и по своему бытию, поскольку они могут существовать без материи. Такие предметы или никогда не существуют в материи, как Бог или анґел, или иногда существуют, а иногда - нет, как субстанция, качество, сущее, возможность, акт, единственное, множественное и т.д. Все такие предметы исследует теология, то есть божественная наука (scientia divina), поскольку главным предметом познания является Бог. Эта наука называется также метафизикой, то есть «за» (выше) физики (trans physicam), ибо ей предстоит заниматься после физики, поскольку [в метафизическом познании] следует переходить от чувственных к сверхучувственным вещам. Также эта наука называется первой философией, поскольку все другие науки берут в нее свои собственные принципы и следуют из них.
Quaedam ergo speculabilium sunt, quae dependent a materia secundum esse, quia non nisi in materia esse possunt. Et haec distinguuntur, quia quaedam dependent a materia secundum esse et intellectum, sicut illa, in quorum diffinitione ponitur materia sensibilis; unde sine materia sensibili intelligi non possunt, ut in diffinitione hominis oportet accipere carnem et ossa. Et de his est physica sive scientia naturalis. Quaedam vero sunt, quae quamvis dependeant a materia secundum esse, non tamen secundum intellectum, quia in eorum diffinitionibus non ponitur materia sensibilis, sicut linea et numerus. Et de his est mathematica. Quaedam vero speculabilia sunt, quae non dependent a materia secundum esse, quia sine materia esse possunt, sive numquam sint in materia, sicut Deus et Angelus, sive in quibusdam sint in materia et in quibusdam non, ut substantia, qualitas, ens, potentia, actus, unum et multa et huiusmodi. De quibus omnibus est theologia, id est scientia divina, quia praecipuum in ea cognitorum est Deus, quae alio nomine dicitur metaphysica, id est trans physicam, quia post physicam discenda occurrit nobis, quibus ex sensibilibus oportet in insensibilia devenire. Dicitur etiam philosophia prima, in quantum aliae omnes scientiae ab ea sua principia accipientes eam consequuntur (Super De Trin. Pars 3 q.5, a.1 co.3).
Итак, мы видим, что теология/метафизика/первая философия исследует наиболее чистую, нематериальную предметность и является фундаментальной (базовой) наукой. Уже e Боэция «три части» теоретического знания (tres speculativae partes) соотносятся между собой по уровню абстрагирования: (1) scientia nturalis - рассматривает вещи в аспекте движения и не отвлеченно (in moto abstracta), (2) mathematica - исследует неподвижные и не отвлеченные предметы (sine motu inabstractia), а (3) theologica рассматривает вещи неподвижные, абстрагированные и обособленные (sine motu absracta etque separabilis) [Бозций 1990, с. 147]. Принцип разделения дисциплин у Боэция
ориентируется на учение Аристотеля о материи и ее «участие» в дефиниции.
Этого принципа придерживается и Фома. Он говорит о трех уровнях предметности: (а) чувственное и подвижное сущее, ( b) количественно определенное сущее и (c) сущее как таковое. Путь к метафизической предметности понимается как интеллектуальное восхождение ко все более высокому уровню абстракции: от (а) абстракции физической, до ( b) математической, а от нее - к (c) метафизической абстракции. Представители Люблинской школы реалистического томизма (например, Кромпьец и Маринярчик) утверждают, что Аквинат для выделения метафизической предметности вводит особый метод - метод сепарации.
Действительно, в том же Комментарии к трактату Боэция «О Троице» есть фрагмент, который содержит учение о сепарации как особом методе исследования сущего. Сначала св. Фома говорит о двух типах деятельности (операций) интеллекта. (1) Познание неделимых вещей (intelligentia indivisibilium), с помощью которого интеллект познает чтойность определенной вещи (щосність, quid est). Другая операция - это (2) объединение и разделение, т.е. образование афирмативных и негационных суждений. Эти две операции соответствуют двум моментам реальности (duobus, quae sunt in rebus, respondet).
Первая операция касается самой природы вещи, того, какое место занимает эта вещь среди других [вещей], которые существуют, независимо от того, идет ли речь о какой-то целокупной вещи (res completa), как о чем-то целом, или же о вещи частной, как, например, о части или акциденции. Вторая операция касается самого бытия вещи (respicit ipsum esse rei), которое (в составных субстанциях) является результатом сочетания начал вещи или (как в простых субстанциях) сопровождает простую природу вещи. А поскольку истина интеллекта заключается в его соответствии вещи, то вполне очевидно, что в этой второй операции интеллект не может правдиво абстрагировать то, что соединено в самой вещи, поскольку абстрагирование означает отделение в соответствии с бытием вещи (quia in abstrahendo significaretur esse separatio secundum ipsum esse rei). Например, если я абстрагирую человека от белизны и говорю: человек не является белым, то я обозначаю тем самым, что отделение является реальным (significo esse separationem in re). И если в реальности человек и белизна не отделены (non sint separata), то ум ошибается. Итак, с помощью этой операции интеллект может правдиво абстрагировать лишь то, что отделено в реальности (secundum rem separata), как, например, когда говорят, что человек не является ослом.
Prima quidem operatio respicit ipsam naturam rei, secundum quam res intellecta aliquem gradum in entibus obtinet, sive sit res completa, ut totum aliquod, sive res incompleta, ut pars vel accidens. Secunda vero operatio respicit ipsum esse rei, quod quidem resultat ex congregatione principiorum rei in compositis vel ipsam simplicem naturam rei concomitatur, ut in substantiis simplicibus. Et quia veritas intellectus est ex hoc quod conformatur rei, patet quod secundum hanc secundam operationem intellectus non potest vere abstrahere quod secundum rem coniunctum est, quia in abstrahendo significaretur esse separatio secundum ipsum esse rei, sicut si abstraho hominem ab albedine dicendo: homo non est albus, significo esse separationem in re. Unde si secundum rem homo et albedo non sint separata, erit intellectus falsus. Hac ergo operatione intellectus vere abstrahere non potest nisi ea quae sunt secundum rem separata, ut cum dicitur: homo non est asinus (Super De Trin. Pars 3 q.5, a.3 co.1).
«Если же речь идет о разделении в аспекте бытия, то надо скорее говорить о [процедуре] сепарации, а не абстракции (in his autem quae secundum esse possunt esse divisa, magis habet locum separatio quam abstractio)».
Следовательно, в отношении операций интеллекта имеем троякое различие. Первое - согласно той операции интеллекта, которая заключается в составлении и разделении. Такое интеллектуальное действие называется, собственно, сепарацией и присуще божественной науке или метафизике. Второе [различение] - в связи с операцией, которая образует чтойность вещи через абстрагирование формы от чувственной материи. Такая операция присуща математике. Третье - согласно с такой же операцией, когда она абстрагирует универсальное от особого. Такая интеллектуальная операция присуща физике и является общей для всех наук, так как каждая наука стремится обходить стороной то, что является акцидентальним, и принимать во внимание то, что существует само по себе. А поскольку некоторые не поняли различие двух последних [типов абстракции] от первой, то впали в притворство, считая математические сущности и универсалии отделенными от чувственно воспринимаемых вещей; например, пифагорейцы и платоники.
Sic ergo in operatione intellectus triplex distinctio invenitur. Una secundum operationem intellectus componentis et dividentis, quae separatio dicitur proprie; et haec competit scientiae divinae sive metaphysicae. Alia secundum operationem, qua formantur quiditates rerum, quae est abstractio formae a materia sensibili; et haec competit mathematicae. Tertia secundum eandem operationem quae est abstractio universalis a particulari; et haec competit etiam physicae et est communis omnibus scientiis, quia in scientia praetermittitur quod per accidens est et accipitur quod per se est. Et quia quidam non intellexerunt differentiam duarum ultimarum a prima, inciderunt in errorem, ut ponerent mathematica et universalia a sensibilibus separata, ut Pythagorici et Platonici (Super De Trin. Pars 3 q.5, a.3 co.5).
Из процитированного текста можно сделать вывод, что сепарация является специфическим проявлением процедуры абстрагирования в сфере метафизической предметности. Речь идет о двух различных ментальных актах: в одном мы познаем природу вещи - то, чтО есть определенная вещь. В другом ментальном акте мы осуществляем соединение и разделение, составляем афирмативные и негационные суждения. Так, например, мы утверждаем, что А не есть Б. Мыслить А отдельно от Б, хотя это А и не может существовать отдельно от Б, - значит абстрагировать А от Б (например, абстрагировать красный цвет от яблока). Здесь Аквинат говорит о двух способах абстрагирования: когда мы абстрагируем форму от материи и когда мы абстрагируем целое от части (duplex est abstractio, una, qua forma abstrahitur a materia, alia, qua totum abstrahitur a partibus; Super De Trin. Pars 3 q.5, a.3 co.2). Мыслить же А отдельно от Б при условии, что А фактически (реально) обособленно от Б, значит осуществлять ментальный акт сепарации [МсInerny 1982: p. 88]
О методе сепарации как особом методе метафизики говорит также Владислав Стружевский [Strozewski 2004: s. 62]. Однако он отмечает, что Комментарий к Трактату Боэция «О Троице» q. 5, а. 3, пожалуй, единственный (!) c таким содержанием фрагмент Аквината. Стружевский истолковывает сущность метода сепарации со ссылкой на Кромпца: через сепарацию бытие вещи становится предметом экзистенциального суждения. Однако, уточняя утверждение Кромпца, он отмечает, что «в тексте святого Фомы это суждение связано с отрицательным высказыванием - с тем, что различает, разделяет. Итак, следует сказать, что экзистенциальное суждение утверждает не только существование определенной вещи, но и различает существование и вещь, которая обладает этим существованием» [Strozewski 2004: s. 62].
Отдельный труд теме метафизической сепарации посвятил Анджей Маринярчик, нынешний лидер Люблинской школы реалистического томизма [Маryniarczyk 1999]. Развернутое учение о метафизической сепарации, изложенное также в программной статье «Метафизика» (авторы - Мечислав Кромпьец и Анджей Маринярчик) в седьмом томе «Универсальной энциклопедии философии» [Powszechna Encyklopedia Filosofii, Tom 7, 2006: s. 109-112]. Там сначала указывается на юридическое происхождение термина: в каноническом праве сепарация обозначает ситуацию, когда муж и жена, чтобы предотвратить развод и по-новому понять ценность семейной связи, соглашаются определенное время жить отдельно. В метафизике «термин сепарация указывает на метод, а также на тип познания, на основании которого мы различаем (сепарируем, но не разрываем) такие бытийные факторы, без которых сущее не может существовать» [там же: s. 109]. В этой перспективе метод сепарации делает возможным познание онтологических оснований вещи: здесь мы обнаруживаем необходимые и универсальные (трансцендентальные) факторы, без которых невозможно существование реального сущего.
В отличие от метафизической сепарации, метафизическая абстракция выделяет (отвлекает) от чувственных данностей определенный аспект, делая его предметом собствееного философского познания. Именно такой тип абстракции применял Аристотель для выделения таких предметов познания, как число, качество (например, цвет), форма (субстанция) и т.д. У Стагирита этот вид абстракции является общим для метафизики, математики и физики. Сепарационное познание направлено на утверждение причин единства и целостности существования вещей, тогда как абстрактное познание отнимает часть от целого. «Метафизическая сепарация также обеспечивает реалистическое и целостное познание вещи» [там же: 5. 109].
В открытии метода сепарации лидеры Люблинской школы усматривают прогрессивный шаг в развитии реалистического познания, сделанный Аквинатом. Ведь построенное на метафизической абстракции познания (как его развивает Стагирит) не дает возможности интеллектуально схватить аспект существования вещи. У Аристотеля мы познаем форму, но познание формы - еще не постижение целостной вещи как таковой, в ее конкретном и присущем именно ей существовании. Сепарационное познание связано с образованием экзистенциальных суждений вроде «нечто есть (существует)», «вот это есть (существует)», или «некто есть (существует)».
Приписывая Аквинату открытие метода метафизической сепарации, Кромпьец и Маринярчик, безусловно, пошли на серьезный риск. Это понимали и сами представители Люблинской школы. В той же статье о метафизике читаем: «на самом Деле Аквинат эксплицитно не сформулировал этого метода, однако на почве собственной экзистенциальной концепции сущего и через выделение концепции познания, адекватной для понимания бытия сущего, он создал основание для упомянутого метода. Завершенный образ и теоретическое обоснование метафизической сепарации предложили современные продолжатели метафизической доктрины (экзистенциальной) метафизики» [Powszechna Encyklopedia Filosofii, Tom 7, 2006: s. 110]. Как оценить этот творческий вклад представителей Люблинской школы? Одним предложением сложно ответить на этот вопрос. С одной стороны, нельзя не согласиться с тем, что теория сепарации действительно играет ключевую роль в метафизике святого Фомы. Эта теория дает возможность различать сущность и бытие и образовывать экзистенциальные суждения о факте бытия сущности X или о факте бытия сущности Y. Здесь, бесспорно, Кромпьец и Маринярчик творчески развивают философию Аквината. Например, Стефан Свежавский в своей работе, посвященной томистической метафизике, избегает термина «метафизическая сепарация», а говорит о «метафизической абстракции» [Swiezawski ^оки 1999: s. 114-116]. С другой стороны, вряд ли следует абсолютизировать метафизическую сепарацию, наделяя ее статусом чуть ли не главного метода метафизики. Не следует забывать, что Аквинат только один раз эксплицитно говорит про этот метод и то - в раннем произведении.
Итальянский томист Баттиста Мондини совсем иначе определяет метафизический метод Фомы. «В Комментарии к трактату Боэция «О Троице» св. Фома рассматривает метод метафизики в двух главных аспектах: резолютивном и композитивном. Первый применяется на пути восхождения (это метод снизу): от частного сущего к универсальным причинам; от конкретных определений до самого бытия; от содержания вещи к ее необходимым условиям. Второй аспект, композитивный, применяется в обратном направлении, то есть на пути спуска (это метод сверху): от универсальных причин к частным; от бытия как такового к сущему, с наделением сущего его внутренним содержанием высшей действительности» [Мондини 2010: с. 96]. Причем Мондини цитирует совсем другой фрагмент Super Boetium De Trinitate, а именно q. 6, а. 1.
И действительно, именно в этом фрагменте Аквинат определенно говорит о методах (modi procedendi), которыми следует руководствоваться в вышеназванных трех теоретических науках (физике, математике и метафизике). Физика опирается на рациональный метод (rationabiliter), который принимает во внимание разумную способность души (aliquis processus rationalis a potential rationali). Здесь разумная душа продвигается от чувственных данностей, от того, что лучше известное нам, к познанию интеллектуального, к тому, что лучше известно по природе; «наука о природе начинает от вещей, лучше известных нам, и продвигается к вещам, которые лучше известны по своей природе» (sicut anima rationalis a sensibilibus, quae sunt nota magis quoad nos, accipit cognitionem intelligibilium, quae sunt magis nota secundum naturam, ita scientia naturalis procedit ex his, quae sunt nota magis quoad nos et minus nota secundum naturam; Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 3). Еще один разумный способ познания - это дискурсивный переход от одних знаний к другим (cum rationis sit de uno in aliud discurrere). В физике такой метод применяется там, где мы переходим от следствий (действий) - к причинам (ex cogitatione effectus in cognitionem causae). Интересно, что описанная методология науки о природе свидетельствует о том, что физика среди всех наук «максимально соответствует конституции человеческого интеллекта» (propter hoc scientia naturalis inter alias est maxime hominis intellectui conformis).
Математика же действует чисто методически (disciplinaliter procedere), что придает ей максимальную точность в сравнении с физикой и метафизикой (ipsa est utraque certior). Математика точнее физики, потому что ее исследования не связаны с материей и движением (eius consideratio est a motu et material absoluta). А точнее божественной науки математика потому, что она не так удалена от чувственности, как метафизика. Ведь математическая предметность подпадает под компетенцию чувств и воображення (mathematica autem ipsa in sensu cadunt et imaginationi subiacent; Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 12).
Наконец, божественная наука применяет преимущественно интеллектуальный способ рассмотрения, что в высшей степени отвечает природе ума (intellectualiter procedere attribuitur divinae scientiae, eo quod in ipsa maxime observatur modus intellectus). Интересно, что здесь, в связи с исследованием теологической методологии, Аквинат различает разум и интеллект: «разум отличается от интеллекта как множество от единства» (differt autem ratio ab intellectu, sicut multitudo ab unitate; Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 21). Фома даже цитирует Consolatio Боэция, где тот сравнивает отношение разума к интеллекту с отношением времени к вечности и круга к его центру. Очевидно, что перед нами влияние Платоновского и неоплатонического способа мышления (конечно, через рецепцию Боэция). Об этом влиянии свидетельствует и ссылка на седьмую книгу трактата «О божественных именах» (VII, 2) Дионисия.
Именно мысль Дионисия дает Аквинату возможность истолковывать теологию/метафизику как предельную черту всех разумных исследований (tota autem consideratio rationis resolventis in omnibus scientiis ad considerationem divinae scientiae terminatur; Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 22).
Предельная граница на пути [разумного] восхождения [к причинам в аспекте самих вещей] - достижение наивысших и максимально простых причин, которыми являются обособленные субстанции. С другой стороны, разумное исследование происходит согласно рациональному порядку, когда, например, методическое движение принимает во внимание внутренние причины. Тогда [разумный процесс происходит] или композитивным способом, переходя от максимально универсальных форм к более конкретным, партикулярным, или резолютивным способом, когда, наоборот, [переходят от партикулярного к универсальному]. Ведь то, что является более универсальным, является также и более простым. А самое универсальное является общим для всего сущего. Поэтому предельной границей резолютивного процесса на этом пути является исследование сущего и того, что принадлежит сущему как таковому.
Ultimus ergo terminus resolutionis in hac via est, cum pervenitur ad causas supremas maxime simplices, quae sunt substantiae separatae. Quandoque vero procedit de uno in aliud secundum rationem, ut quando est processus secundum causas intrinsecas: componendo quidem, quando a formis maxime universalibus in magis particulata proceditur; resolvendo autem quando e converso, eo quod universalius est simplicius. Maxime autem universalia sunt, quae sunt communia omnibus entibus. Et ideo terminus resolutionis in hac via ultimus est consideratio entis et eorum quae sunt entis in quantum huiusmodi (Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 22).
Итак, Фома понимает связь теоретических наук в предметном и методическом аспектах. Теоретическая предметность состоит как бы из разных онтологических слоев, в соответствии с уровнем их удаленности от материи и движения. Переход от одной предметной области в другую является переходом ко все большей степени абстрагирования. Самый высокий уровень абстрагирования Фома называет даже особым термином - метафизической сепарацией (здесь в определенной мере можно согласиться с представителями Люблинской школы, что метод сепарации внутренне связан с концепцией Аквинатовой метафизической онтологии). Кроме физики и математики, мы нуждаемся в еще какой-то перспективе исследования мира, ведь мир вещей не исчерпывается физической предметностью. Такое утверждение делает возможным понимание и того аспекта сепарации, который выражается с помощью отрицательных суждений: не всякая вещь, существуя, является материальной и находится в движении [МсInerny 1982: p. 98].
Теоретические исследования образуют определенное единство на фоне различных методических процедур: продвижение rationabiliter в физике, disciplinabiliter в математике и intellectualiter в метафизике или божественной науке. Все разумные исследования будто направлены к предельной границе любой естественной предметности. Это движение к максимально универсальным и простым причинам и к наиболее универсальной (и наиболее абстрактной) предметности - к сущему как таковому и его фундаментальным принципам. Именно здесь, на границе естественной предметности, в рамках исследования фундаментальных принципов сущего как такового, наша рациональность открывает для себя Бога как Первоначало. Познание первой причины, говорит Аквинат, - это предельный уровень наших естественных способностей; оно «превышает все наши знания и высказывания» (de causa autem prima hoc est quod potissime scire possimus quod omnem scientiam et locutionem nostram excedit; Sup. L. De caus. 1. 6).
Такое понимание метафизической предметности и метафизической методологии порождает серьезные проблемы. Прежде всего возникает вопрос: какую концепцию метафизики развивает здесь Аквинат? Если учитывать его теорию сепарации, то кажется, что метафизика изучает отделенное от материи и движения бытие. Такое бытие присуще Богу и анґелам. Однако в части II, анализируя Аквинатово понимание двух типов теологии, мы видели, что позиция Ангельского Доктора иная. В метафизике/первой философии/божественной науке Бог исследуется не как предмет (субъект) этой науки, а только в перспективе фундаментальных принципов всего сущего (как Первоначало). То есть метафизика исследует Бога не прямо (как собственный предмет), а косвенно - как Первоначало и причину всего сущего. А это означает, что метафизическая сепарация касается не Бога как предмета метафизического исследования, а бытия. Функция метафизической сепарации - не отделить Бога от чувственного мира, движения, материи и т.п., но различить бытие и сущность каждой вещи (различение сущности и бытия мы находим уже в его раннем трактате «О сущем и сущности»). Здесь существует определенная связь: сепарация различает то, что различно в самой реальности. А бытие, по Аквинату (как мы увидим впоследствии), реально отличается от сущности. В свою очередь, такое понимание онтологической разницы заставляет нас отвечать на вопрос: из какого источника и каким образом некоторая сущность получает собственное бытие? Теория бытия ориентируется в философии Аквината на определенное толкование Бога как Первоначало бытия. Онтология принципиальным образом увязывается в нем с теологией. Если у Аристотеля форма - это и есть внутренний конститутивный принцип вещи Х, то в концепции Аквината форма основывается на еще более фундаментальном онтологическом принципе - на акте бытия. То есть теория метафизической сепарации служит методической связью между онтологией и философской теологией, между теорией сущего как такового и учением о Боге как Первоначале сущего и бытия. О том, как понимать эту теорию Аквината (или - как правильно понять отношение между сущностью, формой и бытием), мы будем говорить в следующем разделе.
Пока же мы должны спросить: откуда возникает указанное осложнение? Является ли оно результатом путаницы и неопределенности Аристотелевой концепции, или просто перед нами очень специфическое толкование онтологии Стагирита, которое порождает новую онтологию? В вопросе об отношении между первой философией и теологией у Аристотеля исследователи до сих пор не достигли согласия. Особенно трудно согласовать тезис о максимальной универсальности предмета первой философии (сущего как таковое) с его максимальной конкретностью (Богом как отделенной от мира первой субстанцией). Среди современных интерпретаций можно выделить две основные. Представители первой позиции, вслед за Егером, считают, что концепция теологии - это ранняя концепция Аристотеля, сформированная под влиянием Платона. В поздних трактатах Аристотель отходит от нее и движется в сторону онтологии (науки о сущем как таковом). Проще говоря, теология в учении позднего Стагирита уступает место онтологии.
Представители второй позиции отвергают тезис Егера о существенной эволюции взглядов Аристотеля. Они утверждают: prote philosophia исследует (1) вечное и необходимое (свойство всех теоретических наук), (2) неподвижное (отличие первой философии от физики), (3) то, что существует самостоятельно и (4) отделенное от материи (отличие первой философии от математики) сущее. А конкретной наукой (теологией) первая философия называется потому, что исследуемая в рамках первой философии субстанция истолковывается как общее онтологическое основание всех вещей. «Бог, согласно общему мнению, принадлежит к причинам и является определенным началом» (Ho te gar theos dokei ton aition pasin einai kai arche tis; Меt 983 а9). Иначе говоря, конкретная субстанция (prote oysia) толкуется как универсальное (katholoy), поскольку является Первоначалом всего сущего. Универсальность понимается в перспективе конкретности Первоначала. В пользу единства первой философии и теологии убедительно аргументируют Джованни Реале [Reale 2007: p. 81] и Клаус Эйлер [Оеhler 1984: s. 25]. Теология как учение о Боге является самым высоким пунктом первой философии [Оеhler 1984: s. 29].
Различие онтологии (общей теории сущего как такового) и специальной метафизики (теории конкретного сущего - души, мира и Бога) - это процесс, который начинается с Франциска Суареса и приобретает классическую форму в так называемой немецкой Schulphilosophie (Вольф, Баумгартен, Баумейстер и др.). Фома постулирует единство метафизики с помощью теории онтологического обоснования. Собственный предмет метафизики - это сущее как таковое, сущее вообще (ens commune). Однако, исследуя сущее, мы ставим вопрос не только об его основополагающих структурах как ens commune, но и продолжаем спрашивать дальше: что является Первоначалом и фундаментальной причиной всякого сущего? Таким образом, метафизика Аквината сочетает эти две перспективы в едином поле исследования.
Интересно, что позиция Аквината является развитием главных интенций Аристотеля. У самого Стагирита его собственная концепция выглядит не вполне последовательной. Если считать первую субстанцию Первоначалом всего сущего, то у Аристотеля мы не находим объяснения - каким образом она совершает свое действие. Поскольку Бог у Стагирита является целевой причиной мировых процессов, полностью согласовать онтологические взгляды Аристотеля почти невозможно. В этой перспективе Аквинатова теория бытия решает апории Аристотелевой онтологии.
А. Баумейстер "Тома Аквінський: вступ до мислення" - Фома Аквинский: Введение в мысль Ангелического Доктора
(перевод с украинского)
с. 152-168
Содержание
3. НА ПУТИ К БЫТИЮ: EGO SUM QUI SUM.
В начале «Суммы против язычников» мы встречали образ мудреца, человека, который имеет определенные обязанности перед другими людьми. Какое это непростое и многозначное слово- «мудрец», «мудрый»! Мы его сегодня почти не употребляем, будто боимся возложить на кого-то непосильное бремя ответственности. Что же должен делать мудрец, что есть его главное занятие? Он прежде всего должен «сосредоточенно продумывать истину о Первоначале и тщательно преподавать ее другим [людям]» (sapientis est veritatem praecipue de primo principio meditari et aliis disserere; ScG. lib. 1 сар. 1 n. 6). Мы уже знаем, как Аквинат относится к этим обязанностям - с большим смирением и осознанием собственной немощи (assumpta igitur ex divina pietate fiducia sapientis officium prosequendi, quamvis proprias vires excedat; 2 сар.). Однако он решается принять на себя officium sapientis, понимая упомянутый долг как одно из главных дел теолога, учителя Священного Писания.
Сегодня не все согласились бы таким способом связывать между собой две совершенно разные задачи: преподавать Священное Писание и исследовать Первоначало бытия. Для Аквината же эта связь является достаточно очевидной. Потому что здесь речь идет о самой природе теологической науки. Истины Откровения не могут действовать в интеллектуальном вакууме, они предполагают естественную рациональность как необходимое условие восприятия Слова. Поэтому теолог, выкладывая истины Откровения, должен всегда опираться на свет ratio naturalis. Таково уж свойство нашего познания: мы всегда начинаем путь с того, что нам хорошо известно, что является для нас очевидным. И на этом пути, в рамках естественного света, мы уже можем получить важные знания о Боге, о тех Его свойства, которые принадлежат Ему как Первоначалу сущего (quae oportet attribui primo principio; ScG. lib. 1 сар. 3 n. 4). Иначе говоря, путь к Первоначалу является своеобразной пропедевтикой, первым шагом к истинам Откровения. Именно здесь теология и философия находятся в непосредственном и продуктивном взаимодействии, в неразрывном единстве.
Философию, которая занимается исследованием сущего, его принципов и причин, Аристотель называл первой философией или мудростью. Фома принимает также не свойственный Стагириту термин «метафизика». Для Аквината метафизика, первая философия и философская наука о Боге является одной наукой [Wippel 1993: p. 85]. В метафизике человеческое знание максимально близко подходит к божественному присутствию, к месту, которое является священным, к живому огню высшей истины. Если философия должна начинаться с удивлениея, то Аквината это удивление не покидает на протяжении всех его рассуждений о бытии и его природе. Ведь в запрашивании о бытии глаголет истина, о которой учили греческие философы и которую Бог открыл Моисею как Свое собственное Имя. Удивительная наука! С одной стороны, она является фундаментальной наукой, центром обоснования человеческих знаний, с другой же - ковчегом священного Имени, путем к тому, что находится по ту сторону человеческих слов и вещей. Эта наука требует от нас перехода, трансценденции на пути к Трансцендентному par excellence.
Фома вошел в историю философии прежде всего как мыслитель Бытия. В этой части мы попробуем вместе с ним пройти указанный путь, насколько нам хватит сил и терпения. Ведь это не простая дорога, и идти по ней решится не каждый.
1. Пути к Бытию самому-по-себе.
[Spoiler (click to open)]1. 1. Метафизика в системе теоретических наук. Так как же понимал метафизику сам Аквинат? Как он понимал связь между теорией сущего как такового и естественной (философской) теологией? Впервые о структуре наук в перспективе исследования истинного бытия начал говорить Платон. В седьмой книге «Государства» он выстраивает систему пяти математических дисциплин (арифметики, геометрии, стереометрии, астрономии, теории гармонии), которые должны приучать философа к созерцанию бытия и познания сущности блага. Математический «квинквивиум» понимается как пропедевтика к диалектике (собственно - философии). Однако именно Аристотеля следует считать основателем деления на дисциплины. Он разделяет философию (для него это синоним науки) на теоретическую (theoria), практическую (praxis) и поэтическую (poiesis). Теоретические науки (первая философия-математика-физика) исследуют неизменное, необходимое и универсальное. Они образуют определенную иерархию. Такое разделение дисциплин переживает позднеантичные философские школы и в трансформированном виде адаптируется к нуждам христианского образования в раннем Средневековье. Ключевой фигурой, оставивщей след в развитии христианского образования в рамках свободных искусств (artes liberales) следует считать Северина Боэция. Поэтому недаром Аквинат, комментируя его трактате «О Троице», именно здесь впервые развертывает свое видение метафизики/первой философии в системе теоретических наук.
Некоторые предметы теоретического познания (speculabilium) в своем бытии зависят от материи, поскольку могут существовать только в материи. Хотя эти предметы и отличаются между собой, ведь некоторые из них зависят от материи и в своем бытии, и в познании. Это, например, предметы, в дефиницию которых включена чувственно воспринимаемая материя; ибо без нее их нельзя познать. Так, в дефиницию человека следует включать [понятие] тела и костей. Такие предметы исследует физика или естественная наука (scientia nturalis). Существуют также другие предметы, которые хотя и зависят от материи по своему бытию, но не по познанию. Ведь в их дефиниции не входит чувственная материя, как, например, это происходит с линией или числом. Предметы такого рода исследует математика. Наконец, существуют предметы теоретического познания, которые не зависят от материи и по своему бытию, поскольку они могут существовать без материи. Такие предметы или никогда не существуют в материи, как Бог или анґел, или иногда существуют, а иногда - нет, как субстанция, качество, сущее, возможность, акт, единственное, множественное и т.д. Все такие предметы исследует теология, то есть божественная наука (scientia divina), поскольку главным предметом познания является Бог. Эта наука называется также метафизикой, то есть «за» (выше) физики (trans physicam), ибо ей предстоит заниматься после физики, поскольку [в метафизическом познании] следует переходить от чувственных к сверхучувственным вещам. Также эта наука называется первой философией, поскольку все другие науки берут в нее свои собственные принципы и следуют из них.
Quaedam ergo speculabilium sunt, quae dependent a materia secundum esse, quia non nisi in materia esse possunt. Et haec distinguuntur, quia quaedam dependent a materia secundum esse et intellectum, sicut illa, in quorum diffinitione ponitur materia sensibilis; unde sine materia sensibili intelligi non possunt, ut in diffinitione hominis oportet accipere carnem et ossa. Et de his est physica sive scientia naturalis. Quaedam vero sunt, quae quamvis dependeant a materia secundum esse, non tamen secundum intellectum, quia in eorum diffinitionibus non ponitur materia sensibilis, sicut linea et numerus. Et de his est mathematica. Quaedam vero speculabilia sunt, quae non dependent a materia secundum esse, quia sine materia esse possunt, sive numquam sint in materia, sicut Deus et Angelus, sive in quibusdam sint in materia et in quibusdam non, ut substantia, qualitas, ens, potentia, actus, unum et multa et huiusmodi. De quibus omnibus est theologia, id est scientia divina, quia praecipuum in ea cognitorum est Deus, quae alio nomine dicitur metaphysica, id est trans physicam, quia post physicam discenda occurrit nobis, quibus ex sensibilibus oportet in insensibilia devenire. Dicitur etiam philosophia prima, in quantum aliae omnes scientiae ab ea sua principia accipientes eam consequuntur (Super De Trin. Pars 3 q.5, a.1 co.3).
Итак, мы видим, что теология/метафизика/первая философия исследует наиболее чистую, нематериальную предметность и является фундаментальной (базовой) наукой. Уже e Боэция «три части» теоретического знания (tres speculativae partes) соотносятся между собой по уровню абстрагирования: (1) scientia nturalis - рассматривает вещи в аспекте движения и не отвлеченно (in moto abstracta), (2) mathematica - исследует неподвижные и не отвлеченные предметы (sine motu inabstractia), а (3) theologica рассматривает вещи неподвижные, абстрагированные и обособленные (sine motu absracta etque separabilis) [Бозций 1990, с. 147]. Принцип разделения дисциплин у Боэция
ориентируется на учение Аристотеля о материи и ее «участие» в дефиниции.
Этого принципа придерживается и Фома. Он говорит о трех уровнях предметности: (а) чувственное и подвижное сущее, ( b) количественно определенное сущее и (c) сущее как таковое. Путь к метафизической предметности понимается как интеллектуальное восхождение ко все более высокому уровню абстракции: от (а) абстракции физической, до ( b) математической, а от нее - к (c) метафизической абстракции. Представители Люблинской школы реалистического томизма (например, Кромпьец и Маринярчик) утверждают, что Аквинат для выделения метафизической предметности вводит особый метод - метод сепарации.
Действительно, в том же Комментарии к трактату Боэция «О Троице» есть фрагмент, который содержит учение о сепарации как особом методе исследования сущего. Сначала св. Фома говорит о двух типах деятельности (операций) интеллекта. (1) Познание неделимых вещей (intelligentia indivisibilium), с помощью которого интеллект познает чтойность определенной вещи (щосність, quid est). Другая операция - это (2) объединение и разделение, т.е. образование афирмативных и негационных суждений. Эти две операции соответствуют двум моментам реальности (duobus, quae sunt in rebus, respondet).
Первая операция касается самой природы вещи, того, какое место занимает эта вещь среди других [вещей], которые существуют, независимо от того, идет ли речь о какой-то целокупной вещи (res completa), как о чем-то целом, или же о вещи частной, как, например, о части или акциденции. Вторая операция касается самого бытия вещи (respicit ipsum esse rei), которое (в составных субстанциях) является результатом сочетания начал вещи или (как в простых субстанциях) сопровождает простую природу вещи. А поскольку истина интеллекта заключается в его соответствии вещи, то вполне очевидно, что в этой второй операции интеллект не может правдиво абстрагировать то, что соединено в самой вещи, поскольку абстрагирование означает отделение в соответствии с бытием вещи (quia in abstrahendo significaretur esse separatio secundum ipsum esse rei). Например, если я абстрагирую человека от белизны и говорю: человек не является белым, то я обозначаю тем самым, что отделение является реальным (significo esse separationem in re). И если в реальности человек и белизна не отделены (non sint separata), то ум ошибается. Итак, с помощью этой операции интеллект может правдиво абстрагировать лишь то, что отделено в реальности (secundum rem separata), как, например, когда говорят, что человек не является ослом.
Prima quidem operatio respicit ipsam naturam rei, secundum quam res intellecta aliquem gradum in entibus obtinet, sive sit res completa, ut totum aliquod, sive res incompleta, ut pars vel accidens. Secunda vero operatio respicit ipsum esse rei, quod quidem resultat ex congregatione principiorum rei in compositis vel ipsam simplicem naturam rei concomitatur, ut in substantiis simplicibus. Et quia veritas intellectus est ex hoc quod conformatur rei, patet quod secundum hanc secundam operationem intellectus non potest vere abstrahere quod secundum rem coniunctum est, quia in abstrahendo significaretur esse separatio secundum ipsum esse rei, sicut si abstraho hominem ab albedine dicendo: homo non est albus, significo esse separationem in re. Unde si secundum rem homo et albedo non sint separata, erit intellectus falsus. Hac ergo operatione intellectus vere abstrahere non potest nisi ea quae sunt secundum rem separata, ut cum dicitur: homo non est asinus (Super De Trin. Pars 3 q.5, a.3 co.1).
«Если же речь идет о разделении в аспекте бытия, то надо скорее говорить о [процедуре] сепарации, а не абстракции (in his autem quae secundum esse possunt esse divisa, magis habet locum separatio quam abstractio)».
Следовательно, в отношении операций интеллекта имеем троякое различие. Первое - согласно той операции интеллекта, которая заключается в составлении и разделении. Такое интеллектуальное действие называется, собственно, сепарацией и присуще божественной науке или метафизике. Второе [различение] - в связи с операцией, которая образует чтойность вещи через абстрагирование формы от чувственной материи. Такая операция присуща математике. Третье - согласно с такой же операцией, когда она абстрагирует универсальное от особого. Такая интеллектуальная операция присуща физике и является общей для всех наук, так как каждая наука стремится обходить стороной то, что является акцидентальним, и принимать во внимание то, что существует само по себе. А поскольку некоторые не поняли различие двух последних [типов абстракции] от первой, то впали в притворство, считая математические сущности и универсалии отделенными от чувственно воспринимаемых вещей; например, пифагорейцы и платоники.
Sic ergo in operatione intellectus triplex distinctio invenitur. Una secundum operationem intellectus componentis et dividentis, quae separatio dicitur proprie; et haec competit scientiae divinae sive metaphysicae. Alia secundum operationem, qua formantur quiditates rerum, quae est abstractio formae a materia sensibili; et haec competit mathematicae. Tertia secundum eandem operationem quae est abstractio universalis a particulari; et haec competit etiam physicae et est communis omnibus scientiis, quia in scientia praetermittitur quod per accidens est et accipitur quod per se est. Et quia quidam non intellexerunt differentiam duarum ultimarum a prima, inciderunt in errorem, ut ponerent mathematica et universalia a sensibilibus separata, ut Pythagorici et Platonici (Super De Trin. Pars 3 q.5, a.3 co.5).
Из процитированного текста можно сделать вывод, что сепарация является специфическим проявлением процедуры абстрагирования в сфере метафизической предметности. Речь идет о двух различных ментальных актах: в одном мы познаем природу вещи - то, чтО есть определенная вещь. В другом ментальном акте мы осуществляем соединение и разделение, составляем афирмативные и негационные суждения. Так, например, мы утверждаем, что А не есть Б. Мыслить А отдельно от Б, хотя это А и не может существовать отдельно от Б, - значит абстрагировать А от Б (например, абстрагировать красный цвет от яблока). Здесь Аквинат говорит о двух способах абстрагирования: когда мы абстрагируем форму от материи и когда мы абстрагируем целое от части (duplex est abstractio, una, qua forma abstrahitur a materia, alia, qua totum abstrahitur a partibus; Super De Trin. Pars 3 q.5, a.3 co.2). Мыслить же А отдельно от Б при условии, что А фактически (реально) обособленно от Б, значит осуществлять ментальный акт сепарации [МсInerny 1982: p. 88]
О методе сепарации как особом методе метафизики говорит также Владислав Стружевский [Strozewski 2004: s. 62]. Однако он отмечает, что Комментарий к Трактату Боэция «О Троице» q. 5, а. 3, пожалуй, единственный (!) c таким содержанием фрагмент Аквината. Стружевский истолковывает сущность метода сепарации со ссылкой на Кромпца: через сепарацию бытие вещи становится предметом экзистенциального суждения. Однако, уточняя утверждение Кромпца, он отмечает, что «в тексте святого Фомы это суждение связано с отрицательным высказыванием - с тем, что различает, разделяет. Итак, следует сказать, что экзистенциальное суждение утверждает не только существование определенной вещи, но и различает существование и вещь, которая обладает этим существованием» [Strozewski 2004: s. 62].
Отдельный труд теме метафизической сепарации посвятил Анджей Маринярчик, нынешний лидер Люблинской школы реалистического томизма [Маryniarczyk 1999]. Развернутое учение о метафизической сепарации, изложенное также в программной статье «Метафизика» (авторы - Мечислав Кромпьец и Анджей Маринярчик) в седьмом томе «Универсальной энциклопедии философии» [Powszechna Encyklopedia Filosofii, Tom 7, 2006: s. 109-112]. Там сначала указывается на юридическое происхождение термина: в каноническом праве сепарация обозначает ситуацию, когда муж и жена, чтобы предотвратить развод и по-новому понять ценность семейной связи, соглашаются определенное время жить отдельно. В метафизике «термин сепарация указывает на метод, а также на тип познания, на основании которого мы различаем (сепарируем, но не разрываем) такие бытийные факторы, без которых сущее не может существовать» [там же: s. 109]. В этой перспективе метод сепарации делает возможным познание онтологических оснований вещи: здесь мы обнаруживаем необходимые и универсальные (трансцендентальные) факторы, без которых невозможно существование реального сущего.
В отличие от метафизической сепарации, метафизическая абстракция выделяет (отвлекает) от чувственных данностей определенный аспект, делая его предметом собствееного философского познания. Именно такой тип абстракции применял Аристотель для выделения таких предметов познания, как число, качество (например, цвет), форма (субстанция) и т.д. У Стагирита этот вид абстракции является общим для метафизики, математики и физики. Сепарационное познание направлено на утверждение причин единства и целостности существования вещей, тогда как абстрактное познание отнимает часть от целого. «Метафизическая сепарация также обеспечивает реалистическое и целостное познание вещи» [там же: 5. 109].
В открытии метода сепарации лидеры Люблинской школы усматривают прогрессивный шаг в развитии реалистического познания, сделанный Аквинатом. Ведь построенное на метафизической абстракции познания (как его развивает Стагирит) не дает возможности интеллектуально схватить аспект существования вещи. У Аристотеля мы познаем форму, но познание формы - еще не постижение целостной вещи как таковой, в ее конкретном и присущем именно ей существовании. Сепарационное познание связано с образованием экзистенциальных суждений вроде «нечто есть (существует)», «вот это есть (существует)», или «некто есть (существует)».
Приписывая Аквинату открытие метода метафизической сепарации, Кромпьец и Маринярчик, безусловно, пошли на серьезный риск. Это понимали и сами представители Люблинской школы. В той же статье о метафизике читаем: «на самом Деле Аквинат эксплицитно не сформулировал этого метода, однако на почве собственной экзистенциальной концепции сущего и через выделение концепции познания, адекватной для понимания бытия сущего, он создал основание для упомянутого метода. Завершенный образ и теоретическое обоснование метафизической сепарации предложили современные продолжатели метафизической доктрины (экзистенциальной) метафизики» [Powszechna Encyklopedia Filosofii, Tom 7, 2006: s. 110]. Как оценить этот творческий вклад представителей Люблинской школы? Одним предложением сложно ответить на этот вопрос. С одной стороны, нельзя не согласиться с тем, что теория сепарации действительно играет ключевую роль в метафизике святого Фомы. Эта теория дает возможность различать сущность и бытие и образовывать экзистенциальные суждения о факте бытия сущности X или о факте бытия сущности Y. Здесь, бесспорно, Кромпьец и Маринярчик творчески развивают философию Аквината. Например, Стефан Свежавский в своей работе, посвященной томистической метафизике, избегает термина «метафизическая сепарация», а говорит о «метафизической абстракции» [Swiezawski ^оки 1999: s. 114-116]. С другой стороны, вряд ли следует абсолютизировать метафизическую сепарацию, наделяя ее статусом чуть ли не главного метода метафизики. Не следует забывать, что Аквинат только один раз эксплицитно говорит про этот метод и то - в раннем произведении.
Итальянский томист Баттиста Мондини совсем иначе определяет метафизический метод Фомы. «В Комментарии к трактату Боэция «О Троице» св. Фома рассматривает метод метафизики в двух главных аспектах: резолютивном и композитивном. Первый применяется на пути восхождения (это метод снизу): от частного сущего к универсальным причинам; от конкретных определений до самого бытия; от содержания вещи к ее необходимым условиям. Второй аспект, композитивный, применяется в обратном направлении, то есть на пути спуска (это метод сверху): от универсальных причин к частным; от бытия как такового к сущему, с наделением сущего его внутренним содержанием высшей действительности» [Мондини 2010: с. 96]. Причем Мондини цитирует совсем другой фрагмент Super Boetium De Trinitate, а именно q. 6, а. 1.
И действительно, именно в этом фрагменте Аквинат определенно говорит о методах (modi procedendi), которыми следует руководствоваться в вышеназванных трех теоретических науках (физике, математике и метафизике). Физика опирается на рациональный метод (rationabiliter), который принимает во внимание разумную способность души (aliquis processus rationalis a potential rationali). Здесь разумная душа продвигается от чувственных данностей, от того, что лучше известное нам, к познанию интеллектуального, к тому, что лучше известно по природе; «наука о природе начинает от вещей, лучше известных нам, и продвигается к вещам, которые лучше известны по своей природе» (sicut anima rationalis a sensibilibus, quae sunt nota magis quoad nos, accipit cognitionem intelligibilium, quae sunt magis nota secundum naturam, ita scientia naturalis procedit ex his, quae sunt nota magis quoad nos et minus nota secundum naturam; Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 3). Еще один разумный способ познания - это дискурсивный переход от одних знаний к другим (cum rationis sit de uno in aliud discurrere). В физике такой метод применяется там, где мы переходим от следствий (действий) - к причинам (ex cogitatione effectus in cognitionem causae). Интересно, что описанная методология науки о природе свидетельствует о том, что физика среди всех наук «максимально соответствует конституции человеческого интеллекта» (propter hoc scientia naturalis inter alias est maxime hominis intellectui conformis).
Математика же действует чисто методически (disciplinaliter procedere), что придает ей максимальную точность в сравнении с физикой и метафизикой (ipsa est utraque certior). Математика точнее физики, потому что ее исследования не связаны с материей и движением (eius consideratio est a motu et material absoluta). А точнее божественной науки математика потому, что она не так удалена от чувственности, как метафизика. Ведь математическая предметность подпадает под компетенцию чувств и воображення (mathematica autem ipsa in sensu cadunt et imaginationi subiacent; Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 12).
Наконец, божественная наука применяет преимущественно интеллектуальный способ рассмотрения, что в высшей степени отвечает природе ума (intellectualiter procedere attribuitur divinae scientiae, eo quod in ipsa maxime observatur modus intellectus). Интересно, что здесь, в связи с исследованием теологической методологии, Аквинат различает разум и интеллект: «разум отличается от интеллекта как множество от единства» (differt autem ratio ab intellectu, sicut multitudo ab unitate; Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 21). Фома даже цитирует Consolatio Боэция, где тот сравнивает отношение разума к интеллекту с отношением времени к вечности и круга к его центру. Очевидно, что перед нами влияние Платоновского и неоплатонического способа мышления (конечно, через рецепцию Боэция). Об этом влиянии свидетельствует и ссылка на седьмую книгу трактата «О божественных именах» (VII, 2) Дионисия.
Именно мысль Дионисия дает Аквинату возможность истолковывать теологию/метафизику как предельную черту всех разумных исследований (tota autem consideratio rationis resolventis in omnibus scientiis ad considerationem divinae scientiae terminatur; Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 22).
Предельная граница на пути [разумного] восхождения [к причинам в аспекте самих вещей] - достижение наивысших и максимально простых причин, которыми являются обособленные субстанции. С другой стороны, разумное исследование происходит согласно рациональному порядку, когда, например, методическое движение принимает во внимание внутренние причины. Тогда [разумный процесс происходит] или композитивным способом, переходя от максимально универсальных форм к более конкретным, партикулярным, или резолютивным способом, когда, наоборот, [переходят от партикулярного к универсальному]. Ведь то, что является более универсальным, является также и более простым. А самое универсальное является общим для всего сущего. Поэтому предельной границей резолютивного процесса на этом пути является исследование сущего и того, что принадлежит сущему как таковому.
Ultimus ergo terminus resolutionis in hac via est, cum pervenitur ad causas supremas maxime simplices, quae sunt substantiae separatae. Quandoque vero procedit de uno in aliud secundum rationem, ut quando est processus secundum causas intrinsecas: componendo quidem, quando a formis maxime universalibus in magis particulata proceditur; resolvendo autem quando e converso, eo quod universalius est simplicius. Maxime autem universalia sunt, quae sunt communia omnibus entibus. Et ideo terminus resolutionis in hac via ultimus est consideratio entis et eorum quae sunt entis in quantum huiusmodi (Super De Trin. pars 3 q. 6, а. 1 со. 22).
Итак, Фома понимает связь теоретических наук в предметном и методическом аспектах. Теоретическая предметность состоит как бы из разных онтологических слоев, в соответствии с уровнем их удаленности от материи и движения. Переход от одной предметной области в другую является переходом ко все большей степени абстрагирования. Самый высокий уровень абстрагирования Фома называет даже особым термином - метафизической сепарацией (здесь в определенной мере можно согласиться с представителями Люблинской школы, что метод сепарации внутренне связан с концепцией Аквинатовой метафизической онтологии). Кроме физики и математики, мы нуждаемся в еще какой-то перспективе исследования мира, ведь мир вещей не исчерпывается физической предметностью. Такое утверждение делает возможным понимание и того аспекта сепарации, который выражается с помощью отрицательных суждений: не всякая вещь, существуя, является материальной и находится в движении [МсInerny 1982: p. 98].
Теоретические исследования образуют определенное единство на фоне различных методических процедур: продвижение rationabiliter в физике, disciplinabiliter в математике и intellectualiter в метафизике или божественной науке. Все разумные исследования будто направлены к предельной границе любой естественной предметности. Это движение к максимально универсальным и простым причинам и к наиболее универсальной (и наиболее абстрактной) предметности - к сущему как таковому и его фундаментальным принципам. Именно здесь, на границе естественной предметности, в рамках исследования фундаментальных принципов сущего как такового, наша рациональность открывает для себя Бога как Первоначало. Познание первой причины, говорит Аквинат, - это предельный уровень наших естественных способностей; оно «превышает все наши знания и высказывания» (de causa autem prima hoc est quod potissime scire possimus quod omnem scientiam et locutionem nostram excedit; Sup. L. De caus. 1. 6).
Такое понимание метафизической предметности и метафизической методологии порождает серьезные проблемы. Прежде всего возникает вопрос: какую концепцию метафизики развивает здесь Аквинат? Если учитывать его теорию сепарации, то кажется, что метафизика изучает отделенное от материи и движения бытие. Такое бытие присуще Богу и анґелам. Однако в части II, анализируя Аквинатово понимание двух типов теологии, мы видели, что позиция Ангельского Доктора иная. В метафизике/первой философии/божественной науке Бог исследуется не как предмет (субъект) этой науки, а только в перспективе фундаментальных принципов всего сущего (как Первоначало). То есть метафизика исследует Бога не прямо (как собственный предмет), а косвенно - как Первоначало и причину всего сущего. А это означает, что метафизическая сепарация касается не Бога как предмета метафизического исследования, а бытия. Функция метафизической сепарации - не отделить Бога от чувственного мира, движения, материи и т.п., но различить бытие и сущность каждой вещи (различение сущности и бытия мы находим уже в его раннем трактате «О сущем и сущности»). Здесь существует определенная связь: сепарация различает то, что различно в самой реальности. А бытие, по Аквинату (как мы увидим впоследствии), реально отличается от сущности. В свою очередь, такое понимание онтологической разницы заставляет нас отвечать на вопрос: из какого источника и каким образом некоторая сущность получает собственное бытие? Теория бытия ориентируется в философии Аквината на определенное толкование Бога как Первоначало бытия. Онтология принципиальным образом увязывается в нем с теологией. Если у Аристотеля форма - это и есть внутренний конститутивный принцип вещи Х, то в концепции Аквината форма основывается на еще более фундаментальном онтологическом принципе - на акте бытия. То есть теория метафизической сепарации служит методической связью между онтологией и философской теологией, между теорией сущего как такового и учением о Боге как Первоначале сущего и бытия. О том, как понимать эту теорию Аквината (или - как правильно понять отношение между сущностью, формой и бытием), мы будем говорить в следующем разделе.
Пока же мы должны спросить: откуда возникает указанное осложнение? Является ли оно результатом путаницы и неопределенности Аристотелевой концепции, или просто перед нами очень специфическое толкование онтологии Стагирита, которое порождает новую онтологию? В вопросе об отношении между первой философией и теологией у Аристотеля исследователи до сих пор не достигли согласия. Особенно трудно согласовать тезис о максимальной универсальности предмета первой философии (сущего как таковое) с его максимальной конкретностью (Богом как отделенной от мира первой субстанцией). Среди современных интерпретаций можно выделить две основные. Представители первой позиции, вслед за Егером, считают, что концепция теологии - это ранняя концепция Аристотеля, сформированная под влиянием Платона. В поздних трактатах Аристотель отходит от нее и движется в сторону онтологии (науки о сущем как таковом). Проще говоря, теология в учении позднего Стагирита уступает место онтологии.
Представители второй позиции отвергают тезис Егера о существенной эволюции взглядов Аристотеля. Они утверждают: prote philosophia исследует (1) вечное и необходимое (свойство всех теоретических наук), (2) неподвижное (отличие первой философии от физики), (3) то, что существует самостоятельно и (4) отделенное от материи (отличие первой философии от математики) сущее. А конкретной наукой (теологией) первая философия называется потому, что исследуемая в рамках первой философии субстанция истолковывается как общее онтологическое основание всех вещей. «Бог, согласно общему мнению, принадлежит к причинам и является определенным началом» (Ho te gar theos dokei ton aition pasin einai kai arche tis; Меt 983 а9). Иначе говоря, конкретная субстанция (prote oysia) толкуется как универсальное (katholoy), поскольку является Первоначалом всего сущего. Универсальность понимается в перспективе конкретности Первоначала. В пользу единства первой философии и теологии убедительно аргументируют Джованни Реале [Reale 2007: p. 81] и Клаус Эйлер [Оеhler 1984: s. 25]. Теология как учение о Боге является самым высоким пунктом первой философии [Оеhler 1984: s. 29].
Различие онтологии (общей теории сущего как такового) и специальной метафизики (теории конкретного сущего - души, мира и Бога) - это процесс, который начинается с Франциска Суареса и приобретает классическую форму в так называемой немецкой Schulphilosophie (Вольф, Баумгартен, Баумейстер и др.). Фома постулирует единство метафизики с помощью теории онтологического обоснования. Собственный предмет метафизики - это сущее как таковое, сущее вообще (ens commune). Однако, исследуя сущее, мы ставим вопрос не только об его основополагающих структурах как ens commune, но и продолжаем спрашивать дальше: что является Первоначалом и фундаментальной причиной всякого сущего? Таким образом, метафизика Аквината сочетает эти две перспективы в едином поле исследования.
Интересно, что позиция Аквината является развитием главных интенций Аристотеля. У самого Стагирита его собственная концепция выглядит не вполне последовательной. Если считать первую субстанцию Первоначалом всего сущего, то у Аристотеля мы не находим объяснения - каким образом она совершает свое действие. Поскольку Бог у Стагирита является целевой причиной мировых процессов, полностью согласовать онтологические взгляды Аристотеля почти невозможно. В этой перспективе Аквинатова теория бытия решает апории Аристотелевой онтологии.
А. Баумейстер "Тома Аквінський: вступ до мислення" - Фома Аквинский: Введение в мысль Ангелического Доктора
(перевод с украинского)
с. 152-168
Содержание