Прекрасное об афганских нравах (в продолжение перевода книги Бена Маккелви)
В продолжение обсуждения прекрасной книги Бена Маккелви в переводе уважаемого коллеги dannallar:
https://dannallar.livejournal.com/679774.html?view=comments#commentary
Нижеприведенный отрывок как иллюстрация афганских местных дрязг, интриг и разборок.
*****
- А где талибы, глава-сахиб? - спросил я Хабибуллу, недавно назначенного начальника уезда Над-Али. Он улыбнулся невинности моего вопроса и указал на Шинкалай, кишлак, расположенный в двух милях к западу от его израненной боями уездной администрации.
- В Шинкалае все талибы, - ответил он, - все талибы.
- Это очень интересно, сахиб, - сказал британский полковник, которого я в то время консультировал, - завтра я намерен кое-что предпринять по этому поводу.
В три часа утра следующего дня меня разбудила стрельба. Передовые части британской боевой группы, пробравшись к Шинкалаю, попали под обстрел. Когда со спальным мешком через плечо появился полковник, мы сели в свои машины и поехали в сторону кишлака.
Через несколько часов мы пили чай в мечети в Шинкалае - бой, который дали талибы, оказался коротким. Старейшины кишлака благодарили нас за то, что мы освободили их от талибского гнета. «Они [талибы] даже снесли нашу школу бульдозером», - рассказывали они. Для британцев это был подарок: готовый проект развития, который должен был продемонстрировать, что афганское правительство (читай - международные деньги) будет строить там, где талибы разрушали. Это, казалось, вписывалось в наш нарратив и полностью подтверждало наше собственное представление о себе. Мы были освободителями, спасителями, хорошими парнями.
Но на самом деле мы не понимали, что происходит. Некоторые моменты прояснились довольно быстро. «Талибы» в кишлаке на самом деле оказались племенным ополчением, созданным местными старейшинами, чтобы не пускать сюда уездную «полицию»: в последние месяцы эта «полиция» насиловала в кишлаке мальчиков и занималась воровством. То, что британцы вошли в кишлак с двадцатью полицейскими «на буксире», было прискорбно, но для нас это была операция в поддержку афганского правительства. Хабибулла, как выяснилось, был из того же племени, что и полицейские; а жители кишлака Шинкалай представляли другое племя, к тому же находящееся в историческом конфликте с первым. Хабибулла просто использовал нас, чтобы вернуть своих полицейских в кишлак, где они могли бы обложить налогом прибыльный урожай опиума. Все это выглядело как «племенная» вражда.
Копнув чуть глубже и поговорив чуть подольше, выяснилось, что руководитель уезда уже бывал в Над-Али - в коммунистические 1980-е годы он был начальником полиции. Современные старейшины в Шинкалае являлись командирами джихадистов, с которыми он тогда боролся: по сути, они изгнали его (а значит, и правительство) из уезда в начале 1990-х годов. А следующим чиновником центрального правительства, назначенным в Над-Али почти два десятилетия спустя, оказался все тот же Хабибулла. Теперь это стало выглядеть как «личная» борьба.
А что же случилось со школой? Когда мы поняли, что «талибы» из Шинкалая на самом деле являлись ополчением местной самообороны, то кто же были те «талибы», которые разрушили школу? Много, много позже и только после того, как я потратил четыре года на налаживание отношений со старейшинами Шинкалая и завоевывание у них доверия, я наткнулся на правду: ревность. Один из кланов в кишлаке так ревновал к престижу, который школа обеспечила другому клану, на чьей земле она была построена, что пригласил в кишлак несколько «пенджабцев», чтобы те снесли здание. Когда талибы из Шуры Кветты (руководство в Пакистане) узнали об этом событии, они уволили талибского уездного руководителя Над-Али, потому что он не проводил в жизнь их (на то время) политику поддержки образования. Как мы можем определить такую борьбу?
Описанные здесь события очень далеки от поляризованного взгляда (афганское правительство с международной помощью борется против повстанцев Талибана), которое часто преподносится для объяснения насилия в Афганистане. Достаточно сказать, что у британцев было очень упрощенное понимание конфликта: понимание, которое не совпадало с тем, как сами жители Гильменда видели этот конфликт. Далее мы рассмотрим, как сами гильмендцы понимают свой собственный конфликт и то, насколько это понимание заметно отличается от того, как этот же конфликт понимали и интерпретировали посторонние, в частности, интервенты.