Разные Пушкины и Соболевский
Дружба, как и любовь, "предпочитает равных". Но если людьми считается, что любить можно и безответно (хоть какое-то время как образ), то дружить безответно нельзя, ибо дружба есть форма взаимных отношений. И разумеется, каждый только сам может сказать, кто ему друг. Я писала уже про отношения Александра Сергеевича Пушкина и Сергея Соболевского, но есть некоторые рассуждения о фактах, чтобы мой взгляд на эти отношения дополнить. Существует множество разных документальных свидетельств о тех, кто был связан с Пушкиным самыми разными отношениями. Дружеская взаимность, как и взаимность любви, может включать в себя очень широкий спектр отношений, но главное в этих отношениях - это чувство дружбы, испытываемое обоими сторонами. Все, что продолжает это обоюдное чувство, является сущностью дружбы. И внешняя оценка тут может быть совершенно далекой от справедливости, особенно оценка простого читателя через 200 лет. Разумеется, у меня нет и не может быть никаких утверждений, кроме моих собственных предположений. Но для меня возможность попытки и мое стремление понять их жизнь являются самоценными.
Сергей Александрович Соболевский, несмотря на бесшабашную молодость, был человеком надежным и полезным своими практическими подходами к жизни, особенно в той среде непрактичных барчуков, уверенных в собственной исключительности по праву благородного происхождения и в собственном праве на материальное обеспечение их мотовства и бессмысленного прожигания жизни. Я все больше убеждаюсь в мысли, что в этом существенная заслуга его матери, Лобковой Анны Ивановны, воспитавшей сына с пониманием культуры денежных отношений. Описание, что Анна Ивановна не оставила сыну наследства, на мой взгляд совершенно далеки от практических представлений. Я уже отмечала, что Анна Ивановна свое имущество обременила долгами при жизни, продала усадьбу в Козицком переулке и, скорее всего, большую часть вырученных денег отдала сыну Сергею, а поместья, обремененные этими долгами отошли после ее смерти без духовного завещания к законным наследникам - племяннице и внучатым племянникам, которые вынуждены были от наследства отказаться.
Это расчет, практический рациональный шаг, предоставляющий наибольшую выгоду сыну. Известно, что наследства, особенно оставленные в пользу незаконнорожденных детей, часто воспринимались законными наследниками болезненно и приводили к многолетним судебным тяжбам, подчас заканчивающихся тем, что эти дети, по завещанию покойного родителя оказывались лишенными наследства по суду. Переданные наличные деньги при жизни отсудить не представлялось возможным. Именно так и поступила мать Соболевского. Известно из его собственного свидетельства, содержащегося в письме его Шевыреву, написанного во время первого зарубежного периода, что сумма процентов, получаемых Соболевским в этой его поездке на его свободный капитал, хранящийся в России, составляла 10 000 рублей в год. Это дает представление о наличии у него свободных наличных денег минимально порядка 170 000 рублей. Работой этих денег Соболевский обеспечивал свое первое зарубежное путешествие продолжительность в пять лет. Весь Париж не накормить, но на жизнь и книги Соболевскому хватало - это видно из его писем в тот период.
В этом смысле незаконнорожденный Соболевский был буржуа, тогда как большинство его друзей, включая братьев Пушкиных, при всех ими теоретически воспринятых взглядах на крепостничество как зло, чтение Вольтера, Дидро, Адама Смита, по сущности своей, и главное по своему образу жизни, оставались феодалами, то есть людьми, не имеющими либеральной практики товарно-денежных отношений и не мыслящими категориями, понятиями и смыслами свободы. Феодалами были и декабристы, ратовавшие за отмену крепостничества и за конституцию, введение которой представлялось им "рабством, павшим по манию царя". Для свободы нужны условия, гораздо более глубокие, нежели "мание царя" - нужны свободно думающие подданные, которых недостаточно просто освободить, недостаточно "тридцать лет водить по пустыне", недостаточно провозгласить их свободными... нужны столетия самовоспитания, чтобы они поняли свободу. "Водить" бесполезно! Нужно, чтобы шли сами. Минуло двести лет, но свободно мыслящих людей среди массы народа так же нет, как не было!
При навязанном впоследствии посредством массированной пропаганды романтизме декабризма, декабрьский бунт 1825 года был банальным житейским идиотизмом барчуков, "разбудившим" таких же барчуков-последователей, и усугубившим этот житейский идиотизм в ряде чисто конкретных случаев, как, например, с Николаем Огарёвым. Да и сама эта пропаганда пресловутой материальной жертвенности "во имя народа", "толстовство" и прочие благоглупости в духе "отдать все" было ни чем иным, как выражением того же феодального сознания помещика, желающего быть на другой стороне феодальных отношений, оставаясь помещиком-народником, что по сути было феодализмом наизнанку. А как известно из истории, от "отдать все" до "отнять все и поделить" меньше, чем один шаг.
Тут мне видится базовый мировоззренческий разрыв, когнитивный диссонанс русского "интеллигента", не закрытый и доселе: разрыв между мыслями, дискурсом, и жизненной практикой, ибо большинство "интеллигентов" были и остаются либо феодалами, либо люмпен-социалистами по своему отношению к собственности и деньгам. Только единицы из них мыслят, понимают сами и способны создавать; прочие же, и имя им легион, только ретранслируют чужие мысли и идеи, ожидая несправедливо за этот "тяжкий труд" уважения и значительного воздаяния в виде вотчин, квартир, зарплат и прочих кормлений, раньше от царя, потом от ЦК, теперь от "общества". Участь современного "интеллигента" сильно осложнилась, поскольку к "обществу" апеллировать бесполезно.
Поэт Пушкин был трудящийся дворянин, тогда как брат его, Лев Пушкин, был классический мот и повеса, существенно осложнявший своему брату-поэту его жизнь. Эпиграмма отражает отношение Соболевского к приятелю своему Льву Сергеевичу Пушкину:
«Наш приятель Пушкин Лев
Не лишен рассудка,
Но с шампанским жирный плов
И с груздями утка
Нам докажут лучше слов,
Что он более здоров
Силою желудка»
Пушкину, как и Достоевскому, пришлось платить чужие долги - долги брата, но ему выпала участь умереть должником, тогда как Федору Михайловичу довелось рассчитаться с долгами брата своего и стать состоятельным до конца своей жизни. Отдавать долги Лев считал "вредной привычкой". Характерным примером отношения к долгам и, соответственно, к друзьям, дающим в долг, со стороны Льва Сергеевича является его "дружба" с Павлом Нащокиным, другом Пушкина-поэта в последние годы его жизни. Именно к Нащокину Александр Пушкин обращался с просьбой занять 5000 рублей, чтобы покинуть Петербург и уехать в Михайловское от света и суеты за несколько месяцев до Черной Речки. В московским доме Нащокина всегда была готова комната Пушкина, где он мог остановиться во время пребывания в Москве.
Материальные дела Нащокина зависели от карточной игры, поскольку мать лишила его наследства по причине неподобающего образа жизни. Когда-то в молодые годы, будучи при деньгах, Нащокин выкупил долг Льва Пушкина на 3000 рублей. Но со временем и по причине неумеренности жизни пришла ранняя старость, Нащокин остался без средств к существованию и решился просить у Льва Сергеевича возврата долга, спустя 18 лет: "бездна под ногами, голова кругом, <...> пришли мне хоть что-нибудь, собери, достань, займи…" Старшего брата, платящего по долгам Льва уже не было в живых. На этот крик о помощи Лев Пушкин ответил, только спустя более полугода: "Покаместь потерпи, мой друг". Нащокин "потерпел" и умер в бедной квартире, в долгах, нищим, так и не получив возврата долга. Я пока не нашла ни одного свидетельства реального соблюдения Львом Пушкиным интересов старшего брата-поэта и хоть какой-то мало-мальской помощи ему. А вот примеров эгоистических вытягиваний денег сколько угодно!
Расходные записи Александра Сергеевича иллюстрируют картину его денежных счетов. Я допускаю, что эти записи могли быть подвергнуты какой-то цензуре, чтобы соблюсти заданный образ поэта в глазах потомков, однако, иного источника у меня нет. Известно, что долги Пушкина после смерти были огромными - 120 000 рублей, и все они были выплачены его кредиторам за счет казны по приказу Николая I. В материальном отношении Сергей Александрович Соболевский был полезен, как человек, готовый ценным практическим советом, своим умением, личным участием и даже личным серебром помочь Александру Сергеевичу Пушкину. Прав Владимир Соллогуб, в том, что "знаменитости, пока не сделались знаменитостями, а иногда и после того, - такие же люди, как и все прочие, с той лишь разницей, что в них есть есть независимая от них случайность таланта". Поэтому Соболевский, ценя талант Пушкина, мог быть ему другом только при условии взаимного признания равенства. И это было. По свидетельству Березина-Ширяева, Сергей Соболевский на склоне лет своих, в 1868 году, сказал о Пушкине так: "Александр Сергеевич был ко мне весьма расположен и, как другу, поверял свои сокровенные мысли".
До нашего времени дошли свидетельства о "сокровенных мыслях", которыми Пушкин делился с Соболевским, касавшихся вопросов денежных. Это, разумеется, не значит, что только такими сокровенными мыслями Пушкин делился с Соболевским, но о прочем мы можем только предполагать. "Сокровенные мысли" о материальном не менее важны нематериальных идей, ибо нематериальными мыслями сыт не будешь, детей не накормишь и жене на них платье для бала у модистки мадам Сихлер не закажешь. Пушкин как раз пытался решать свои житейские проблемы, как большинство талантливых людей, тем, чем мог, своим "стишистым трудом" - реализацией за деньги своего поэтического и писательского таланта. Понимая, что имение Болдино может быть потеряно для семьи нерачительным управлением отца Пушкиных, поэт вынужден, нехотя, принять его под свое управление, чтобы сохранить его для семьи, в том числе и для брата Льва. Случилось это в апреле 1834 года. Но опыта управления у поэта не было, не было и понимания того, как обратить в деньги все, что производит имение, при условии, что Сергей Львович Пушкин, отец поэта, уже перезаложил имение и этот залог требует выплаты процентов по залогу.
Практика жизни городского дворянства, ведущего буржуазный образ жизни за деньги, но имеющего феодальные доходы и сознание барина, мало чего понимавшего в денежных делах, слишком часто указывает на неспособность этих дворян обращать доходы от имения в деньги. Это в дальнейшем послужило существенным тормозом в развитии капиталистических отношений в России. То есть не столько низкий уровень образования и понимания "подлыми" сословиями , как сделать из "простого продукта" звонкую монету, служил этому препятствием, сколько этим препятствием служила, прошу прощения, барская тупость благородного сословия. Как раз представители "подлого" сословия были примером того, как, порой в невероятных условиях, вытащить себя и семейство свое за волосы из болота непроходимой нищеты.
В 1834 году из всех доходов Пушкиных по имению Болдино большая часть их поступала в Опекунский совет за уплату многократно заложенные и перезаложенные крестьянские души этого имения, и лишь небольшая часть из них поступала Пушкину. Поскольку имение было семейное и давало средства жизни и родителям Пушкина, и брату с сестрой, то Пушкин принял на себя ответственность за всех и обязанность отчитываться по всем денежным расходам. Увы, приход существенно был ниже расходов, то есть баланс был отрицательным. Александр Сергеевич обратился за советом к Соболевскому.
Сергей Соболевский через своего приятеля бухгалтера получил справку об истинном положении с займами отца Пушкина, сделанными по имению Болдино. Такая справка была получена, и к ней Соболевский делает пояснения на обороте полученной справки:
"Из сей бумаги следует
1. что у тебя душ 1037 по последней ревизии, а не 950, как ты говорил. К ним земли 4690 десятин.
2. что из них
563 заложены с надбавочными
200 заложены с надбавочными
200 тобой заложены без надбавочных
74 совершенно свободны.
Итак ты можешь получить: на свои 200 надбавочных 10 000 рублей, на 74 всего по 250 рублей 18 500. Сверх этих 28 500 есть надежда, что души по новой ревизии прибавились и что их можно будет заложить.
3. что недоимка 11 045 рублей 92 копейки, кои должно немедленно заплатить, как то отметил мой приятель бухгалтер. Впрочем, я думаю, что у него последний платеж, сделанный теперь в деревню, еще не известен. Итак 11 045 есть maximum с надеждой на minimum.
Итак, у тебя остается с первого раза 17 000 рублей на платеж 10 или 12 тысяч за Льва и отца и на прокорм отца за год вперед, не считая оставшихся доходов. Есть же тебе из-за чего печалиться, а Наталье Николаевне дуться?!!
4. ежегодно следует платить:
за отца 11 826 рублей 50 копеек
за себя 2400
за тех, коих заложишь и перезаложишь 11 847".
Как и советовал ему Соболевский, Пушкин заложил оставшиеся 74 души по Болдино и пишет: 19 июля 1834 года заложено на 37 лет 74 души (за удержанием долгу) выдано 13 242 рублей. Платить процент 900 рублей (за 15 200 рублей)
Прозрачно ясен механизм дохода, который намеревался извлечь Чичиков из "мертвых душ": выгодно это весьма! Правда Чичиков мог купить крестьян без семьи только до 1833 года, когда вышел указ, запрещающий такую покупку. В России существовал механизм, позволявший помещикам получить деньги под залог крестьян с землей в Опекунском совете, и этот механизм широко использовался феодалами, на словах показывающих стремление к просвещению, говорящими о гражданских правах и конституции, дарующей эти права. Естественно, что это часто был путь к разорению имения и крестьян.
В 1835 году Пушкин все еще вел денежные дела своих родных и в первой половине года писал, что только за Льва Сергеевича ему пришлось заплатить долгов и расходов 6768 рублей, то есть больше половины вырученных за залог на 37 лет 74 крестьянский душ в Опекунском совете...
В это время в свет выходит его "История Пугачевского бунта" за которую он рассчитывает выручить 40 000 рублей (по 20 рублей за книгу). Как известно, расчеты эти не оправдались и на момент смерти ему удалось выручить только 20 000 рублей, а в квартире его оказались нереализованными 1775 экземпляров "Истории". Под издание "Истории" Пушкиным была взята ссуда в казне без процентов на 20 000 рублей, в результате оказалось, что никакого дохода Пушкину от этого издания не вышло: надежды оказались напрасными.
План расходов семьи Пушкина на год, составленный в июне-июле 1835 года, включал плату за квартиру в доме Баташева на Дворцовой набережной 6000 рублей; 300 рублей за четверку лошадей в месяц, всего Пушкин положил на эти расходы 4000 рублей в год; на стол, расходы на питание 400 рублей в месяц; на разные расходы 1000 рублей в месяц; на платья, театр и т.п. еще 4000 рублей, всего за год вышло 30 000 рублей. такой бюджет был непозволителен при существующих доходах. В сентябре 1835 года он пишет жене: "...Чем нам жить будет? Отец не оставил мне имения: он его уже споловину промотал. Ваше имение на волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег, видит бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода а верного расхода 30 000".
1836 года Пушкин жил очень трудно в материальном отношении, и как он сам писал, "у меня кровь в желчь превращается".
Пушкин играл в карты и проигрывал больше, чем выигрывает. При непосильном бремени долгов он проиграл 5000 рублей, и выиграл всего 290. За последний год им заложено шалей, жемчугов, серебра на 12 410 рублей. Он хочет уехать на три-четыре года в деревню, чтобы снизить расходы семьи, но и это оказалось невозможно...
Чтобы в таких условиях денежного давления оставаться невозмутимым, хладнокровным, равнодушным нужно было быть Львом Пушкиным, а не Александром. Но Лев Пушкин исчез бы в пучине времени под толщей истории, как прочие неведомые гуляки и моты, если бы не его брат Александр...
Взаимность любого рода означает отклик на отношения сообразно ожиданиям другой стороны. Как бы ни было, но мы всегда чего-то ожидаем от близких нам людей, а от значимых мы ожидаем гораздо больше, чем от прочих. Не в том смысле, что предписываем им должное поведение, а в том, что ждем адекватности тому, что сами делаем и сами чувствуем. Дружба и любовь сходны тем, что в обоих состояниях даришь все, что можешь, и этого же хочешь в ответ.
Пушкин ждал помощи, а Соболевский был готов помочь, касалось ли это издания пушкинских книг, наведения порядка в его библиотеке и рукописях, упорядочивания денежных потоков или опекой над детьми умершего. Есть такие люди, для которых возможность быть полезным является методом взаимодействия с окружающими. Соболевский принимал участие в судьбе своих друзей практической помощью. Сам он впоследствии о Пушкине напишет:
"Отличительною чертою Пушкина была память сердца; он любил старых знакомых и был благодарен за оказанную ему дружбу - особенно тем, которые любили в нем его личность, а не его знаменитость; он ценил добрые советы, данные ему вовремя, не в перекор первым порывам горячности, проведенные рассудительно и основанные не на общих местах, а сообразно с светским мнением о том, что называется честью"
Соболевский ясно выражает основу дружбы с Пушкиным - общие нравственные ценности. Честь и благородство Пушкина выразилось и в том, что перед смертью он, умирающий, продиктовал Данзасу долги, на которые не было ни векселей, ни заемных писем, то есть долги не ростовщикам, а друзьям своим, тем, кто давал в долг без каких-либо бумаг. Среди этих кредиторов значились имена двух "архивных юношей" Сергея Соболевского и Ивана Сергеевича Мальцова, который писал в письме Соболевскому: "Пушкин перед смертью составил список своим кредиторам, в этот список рука дружбы к счастью начертала твое и мое имя. Так как государь велел заплатить долги, то и ты будешь удовлетворен. Я подал записку о твоем серебре. Ты должен теперь написать официальное письмо Жуковскому, одному из опекунов, чтобы серебро твое было выкуплено и вручено мне для сохранения" Соболевский и Мальцов, протянули руку дружбы Пушкину, когда он нуждался. Пушкин, умирая, ответил им своей дружеской рукой, уже зная, что Николай I возьмет на себя долги его после смерти. Поскольку ситуацию никак нельзя отнести к "общим местам", то многими сейчас этот факт понимается превратно. Те люди, носители той нравственности, исчезли во времени, и все, что мы можем - это принять свершившееся.
Вюртембергский посол Гогенлоэ-Кирхберг в России в своей записке, приложенной к депешам касательно смерти Пушкина, написал следующее: "Ум у него (у Пушкина) был злой и насмешливый, тем не менее все знавшие его считают его образцовым другом". Это же можно сказать и о Соболевском.
По мнению уже упомянутого Владимира Соллогуба, считавшего, что "Бывают такие лица, которые родятся с огромным талантом, но не признают его присутствия, может быть, от равнодушия, а всего вероятнее - от гордости и от горделивой взыскательности к самим себе. Таков был Соболевский"
Сергей Александрович Соболевский, несмотря на бесшабашную молодость, был человеком надежным и полезным своими практическими подходами к жизни, особенно в той среде непрактичных барчуков, уверенных в собственной исключительности по праву благородного происхождения и в собственном праве на материальное обеспечение их мотовства и бессмысленного прожигания жизни. Я все больше убеждаюсь в мысли, что в этом существенная заслуга его матери, Лобковой Анны Ивановны, воспитавшей сына с пониманием культуры денежных отношений. Описание, что Анна Ивановна не оставила сыну наследства, на мой взгляд совершенно далеки от практических представлений. Я уже отмечала, что Анна Ивановна свое имущество обременила долгами при жизни, продала усадьбу в Козицком переулке и, скорее всего, большую часть вырученных денег отдала сыну Сергею, а поместья, обремененные этими долгами отошли после ее смерти без духовного завещания к законным наследникам - племяннице и внучатым племянникам, которые вынуждены были от наследства отказаться.
Это расчет, практический рациональный шаг, предоставляющий наибольшую выгоду сыну. Известно, что наследства, особенно оставленные в пользу незаконнорожденных детей, часто воспринимались законными наследниками болезненно и приводили к многолетним судебным тяжбам, подчас заканчивающихся тем, что эти дети, по завещанию покойного родителя оказывались лишенными наследства по суду. Переданные наличные деньги при жизни отсудить не представлялось возможным. Именно так и поступила мать Соболевского. Известно из его собственного свидетельства, содержащегося в письме его Шевыреву, написанного во время первого зарубежного периода, что сумма процентов, получаемых Соболевским в этой его поездке на его свободный капитал, хранящийся в России, составляла 10 000 рублей в год. Это дает представление о наличии у него свободных наличных денег минимально порядка 170 000 рублей. Работой этих денег Соболевский обеспечивал свое первое зарубежное путешествие продолжительность в пять лет. Весь Париж не накормить, но на жизнь и книги Соболевскому хватало - это видно из его писем в тот период.
В этом смысле незаконнорожденный Соболевский был буржуа, тогда как большинство его друзей, включая братьев Пушкиных, при всех ими теоретически воспринятых взглядах на крепостничество как зло, чтение Вольтера, Дидро, Адама Смита, по сущности своей, и главное по своему образу жизни, оставались феодалами, то есть людьми, не имеющими либеральной практики товарно-денежных отношений и не мыслящими категориями, понятиями и смыслами свободы. Феодалами были и декабристы, ратовавшие за отмену крепостничества и за конституцию, введение которой представлялось им "рабством, павшим по манию царя". Для свободы нужны условия, гораздо более глубокие, нежели "мание царя" - нужны свободно думающие подданные, которых недостаточно просто освободить, недостаточно "тридцать лет водить по пустыне", недостаточно провозгласить их свободными... нужны столетия самовоспитания, чтобы они поняли свободу. "Водить" бесполезно! Нужно, чтобы шли сами. Минуло двести лет, но свободно мыслящих людей среди массы народа так же нет, как не было!
При навязанном впоследствии посредством массированной пропаганды романтизме декабризма, декабрьский бунт 1825 года был банальным житейским идиотизмом барчуков, "разбудившим" таких же барчуков-последователей, и усугубившим этот житейский идиотизм в ряде чисто конкретных случаев, как, например, с Николаем Огарёвым. Да и сама эта пропаганда пресловутой материальной жертвенности "во имя народа", "толстовство" и прочие благоглупости в духе "отдать все" было ни чем иным, как выражением того же феодального сознания помещика, желающего быть на другой стороне феодальных отношений, оставаясь помещиком-народником, что по сути было феодализмом наизнанку. А как известно из истории, от "отдать все" до "отнять все и поделить" меньше, чем один шаг.
Тут мне видится базовый мировоззренческий разрыв, когнитивный диссонанс русского "интеллигента", не закрытый и доселе: разрыв между мыслями, дискурсом, и жизненной практикой, ибо большинство "интеллигентов" были и остаются либо феодалами, либо люмпен-социалистами по своему отношению к собственности и деньгам. Только единицы из них мыслят, понимают сами и способны создавать; прочие же, и имя им легион, только ретранслируют чужие мысли и идеи, ожидая несправедливо за этот "тяжкий труд" уважения и значительного воздаяния в виде вотчин, квартир, зарплат и прочих кормлений, раньше от царя, потом от ЦК, теперь от "общества". Участь современного "интеллигента" сильно осложнилась, поскольку к "обществу" апеллировать бесполезно.
Поэт Пушкин был трудящийся дворянин, тогда как брат его, Лев Пушкин, был классический мот и повеса, существенно осложнявший своему брату-поэту его жизнь. Эпиграмма отражает отношение Соболевского к приятелю своему Льву Сергеевичу Пушкину:
«Наш приятель Пушкин Лев
Не лишен рассудка,
Но с шампанским жирный плов
И с груздями утка
Нам докажут лучше слов,
Что он более здоров
Силою желудка»
Пушкину, как и Достоевскому, пришлось платить чужие долги - долги брата, но ему выпала участь умереть должником, тогда как Федору Михайловичу довелось рассчитаться с долгами брата своего и стать состоятельным до конца своей жизни. Отдавать долги Лев считал "вредной привычкой". Характерным примером отношения к долгам и, соответственно, к друзьям, дающим в долг, со стороны Льва Сергеевича является его "дружба" с Павлом Нащокиным, другом Пушкина-поэта в последние годы его жизни. Именно к Нащокину Александр Пушкин обращался с просьбой занять 5000 рублей, чтобы покинуть Петербург и уехать в Михайловское от света и суеты за несколько месяцев до Черной Речки. В московским доме Нащокина всегда была готова комната Пушкина, где он мог остановиться во время пребывания в Москве.
Материальные дела Нащокина зависели от карточной игры, поскольку мать лишила его наследства по причине неподобающего образа жизни. Когда-то в молодые годы, будучи при деньгах, Нащокин выкупил долг Льва Пушкина на 3000 рублей. Но со временем и по причине неумеренности жизни пришла ранняя старость, Нащокин остался без средств к существованию и решился просить у Льва Сергеевича возврата долга, спустя 18 лет: "бездна под ногами, голова кругом, <...> пришли мне хоть что-нибудь, собери, достань, займи…" Старшего брата, платящего по долгам Льва уже не было в живых. На этот крик о помощи Лев Пушкин ответил, только спустя более полугода: "Покаместь потерпи, мой друг". Нащокин "потерпел" и умер в бедной квартире, в долгах, нищим, так и не получив возврата долга. Я пока не нашла ни одного свидетельства реального соблюдения Львом Пушкиным интересов старшего брата-поэта и хоть какой-то мало-мальской помощи ему. А вот примеров эгоистических вытягиваний денег сколько угодно!
Расходные записи Александра Сергеевича иллюстрируют картину его денежных счетов. Я допускаю, что эти записи могли быть подвергнуты какой-то цензуре, чтобы соблюсти заданный образ поэта в глазах потомков, однако, иного источника у меня нет. Известно, что долги Пушкина после смерти были огромными - 120 000 рублей, и все они были выплачены его кредиторам за счет казны по приказу Николая I. В материальном отношении Сергей Александрович Соболевский был полезен, как человек, готовый ценным практическим советом, своим умением, личным участием и даже личным серебром помочь Александру Сергеевичу Пушкину. Прав Владимир Соллогуб, в том, что "знаменитости, пока не сделались знаменитостями, а иногда и после того, - такие же люди, как и все прочие, с той лишь разницей, что в них есть есть независимая от них случайность таланта". Поэтому Соболевский, ценя талант Пушкина, мог быть ему другом только при условии взаимного признания равенства. И это было. По свидетельству Березина-Ширяева, Сергей Соболевский на склоне лет своих, в 1868 году, сказал о Пушкине так: "Александр Сергеевич был ко мне весьма расположен и, как другу, поверял свои сокровенные мысли".
До нашего времени дошли свидетельства о "сокровенных мыслях", которыми Пушкин делился с Соболевским, касавшихся вопросов денежных. Это, разумеется, не значит, что только такими сокровенными мыслями Пушкин делился с Соболевским, но о прочем мы можем только предполагать. "Сокровенные мысли" о материальном не менее важны нематериальных идей, ибо нематериальными мыслями сыт не будешь, детей не накормишь и жене на них платье для бала у модистки мадам Сихлер не закажешь. Пушкин как раз пытался решать свои житейские проблемы, как большинство талантливых людей, тем, чем мог, своим "стишистым трудом" - реализацией за деньги своего поэтического и писательского таланта. Понимая, что имение Болдино может быть потеряно для семьи нерачительным управлением отца Пушкиных, поэт вынужден, нехотя, принять его под свое управление, чтобы сохранить его для семьи, в том числе и для брата Льва. Случилось это в апреле 1834 года. Но опыта управления у поэта не было, не было и понимания того, как обратить в деньги все, что производит имение, при условии, что Сергей Львович Пушкин, отец поэта, уже перезаложил имение и этот залог требует выплаты процентов по залогу.
Практика жизни городского дворянства, ведущего буржуазный образ жизни за деньги, но имеющего феодальные доходы и сознание барина, мало чего понимавшего в денежных делах, слишком часто указывает на неспособность этих дворян обращать доходы от имения в деньги. Это в дальнейшем послужило существенным тормозом в развитии капиталистических отношений в России. То есть не столько низкий уровень образования и понимания "подлыми" сословиями , как сделать из "простого продукта" звонкую монету, служил этому препятствием, сколько этим препятствием служила, прошу прощения, барская тупость благородного сословия. Как раз представители "подлого" сословия были примером того, как, порой в невероятных условиях, вытащить себя и семейство свое за волосы из болота непроходимой нищеты.
В 1834 году из всех доходов Пушкиных по имению Болдино большая часть их поступала в Опекунский совет за уплату многократно заложенные и перезаложенные крестьянские души этого имения, и лишь небольшая часть из них поступала Пушкину. Поскольку имение было семейное и давало средства жизни и родителям Пушкина, и брату с сестрой, то Пушкин принял на себя ответственность за всех и обязанность отчитываться по всем денежным расходам. Увы, приход существенно был ниже расходов, то есть баланс был отрицательным. Александр Сергеевич обратился за советом к Соболевскому.
Сергей Соболевский через своего приятеля бухгалтера получил справку об истинном положении с займами отца Пушкина, сделанными по имению Болдино. Такая справка была получена, и к ней Соболевский делает пояснения на обороте полученной справки:
"Из сей бумаги следует
1. что у тебя душ 1037 по последней ревизии, а не 950, как ты говорил. К ним земли 4690 десятин.
2. что из них
563 заложены с надбавочными
200 заложены с надбавочными
200 тобой заложены без надбавочных
74 совершенно свободны.
Итак ты можешь получить: на свои 200 надбавочных 10 000 рублей, на 74 всего по 250 рублей 18 500. Сверх этих 28 500 есть надежда, что души по новой ревизии прибавились и что их можно будет заложить.
3. что недоимка 11 045 рублей 92 копейки, кои должно немедленно заплатить, как то отметил мой приятель бухгалтер. Впрочем, я думаю, что у него последний платеж, сделанный теперь в деревню, еще не известен. Итак 11 045 есть maximum с надеждой на minimum.
Итак, у тебя остается с первого раза 17 000 рублей на платеж 10 или 12 тысяч за Льва и отца и на прокорм отца за год вперед, не считая оставшихся доходов. Есть же тебе из-за чего печалиться, а Наталье Николаевне дуться?!!
4. ежегодно следует платить:
за отца 11 826 рублей 50 копеек
за себя 2400
за тех, коих заложишь и перезаложишь 11 847".
Как и советовал ему Соболевский, Пушкин заложил оставшиеся 74 души по Болдино и пишет: 19 июля 1834 года заложено на 37 лет 74 души (за удержанием долгу) выдано 13 242 рублей. Платить процент 900 рублей (за 15 200 рублей)
Прозрачно ясен механизм дохода, который намеревался извлечь Чичиков из "мертвых душ": выгодно это весьма! Правда Чичиков мог купить крестьян без семьи только до 1833 года, когда вышел указ, запрещающий такую покупку. В России существовал механизм, позволявший помещикам получить деньги под залог крестьян с землей в Опекунском совете, и этот механизм широко использовался феодалами, на словах показывающих стремление к просвещению, говорящими о гражданских правах и конституции, дарующей эти права. Естественно, что это часто был путь к разорению имения и крестьян.
В 1835 году Пушкин все еще вел денежные дела своих родных и в первой половине года писал, что только за Льва Сергеевича ему пришлось заплатить долгов и расходов 6768 рублей, то есть больше половины вырученных за залог на 37 лет 74 крестьянский душ в Опекунском совете...
В это время в свет выходит его "История Пугачевского бунта" за которую он рассчитывает выручить 40 000 рублей (по 20 рублей за книгу). Как известно, расчеты эти не оправдались и на момент смерти ему удалось выручить только 20 000 рублей, а в квартире его оказались нереализованными 1775 экземпляров "Истории". Под издание "Истории" Пушкиным была взята ссуда в казне без процентов на 20 000 рублей, в результате оказалось, что никакого дохода Пушкину от этого издания не вышло: надежды оказались напрасными.
План расходов семьи Пушкина на год, составленный в июне-июле 1835 года, включал плату за квартиру в доме Баташева на Дворцовой набережной 6000 рублей; 300 рублей за четверку лошадей в месяц, всего Пушкин положил на эти расходы 4000 рублей в год; на стол, расходы на питание 400 рублей в месяц; на разные расходы 1000 рублей в месяц; на платья, театр и т.п. еще 4000 рублей, всего за год вышло 30 000 рублей. такой бюджет был непозволителен при существующих доходах. В сентябре 1835 года он пишет жене: "...Чем нам жить будет? Отец не оставил мне имения: он его уже споловину промотал. Ваше имение на волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег, видит бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода а верного расхода 30 000".
1836 года Пушкин жил очень трудно в материальном отношении, и как он сам писал, "у меня кровь в желчь превращается".
Пушкин играл в карты и проигрывал больше, чем выигрывает. При непосильном бремени долгов он проиграл 5000 рублей, и выиграл всего 290. За последний год им заложено шалей, жемчугов, серебра на 12 410 рублей. Он хочет уехать на три-четыре года в деревню, чтобы снизить расходы семьи, но и это оказалось невозможно...
Чтобы в таких условиях денежного давления оставаться невозмутимым, хладнокровным, равнодушным нужно было быть Львом Пушкиным, а не Александром. Но Лев Пушкин исчез бы в пучине времени под толщей истории, как прочие неведомые гуляки и моты, если бы не его брат Александр...
Взаимность любого рода означает отклик на отношения сообразно ожиданиям другой стороны. Как бы ни было, но мы всегда чего-то ожидаем от близких нам людей, а от значимых мы ожидаем гораздо больше, чем от прочих. Не в том смысле, что предписываем им должное поведение, а в том, что ждем адекватности тому, что сами делаем и сами чувствуем. Дружба и любовь сходны тем, что в обоих состояниях даришь все, что можешь, и этого же хочешь в ответ.
Пушкин ждал помощи, а Соболевский был готов помочь, касалось ли это издания пушкинских книг, наведения порядка в его библиотеке и рукописях, упорядочивания денежных потоков или опекой над детьми умершего. Есть такие люди, для которых возможность быть полезным является методом взаимодействия с окружающими. Соболевский принимал участие в судьбе своих друзей практической помощью. Сам он впоследствии о Пушкине напишет:
"Отличительною чертою Пушкина была память сердца; он любил старых знакомых и был благодарен за оказанную ему дружбу - особенно тем, которые любили в нем его личность, а не его знаменитость; он ценил добрые советы, данные ему вовремя, не в перекор первым порывам горячности, проведенные рассудительно и основанные не на общих местах, а сообразно с светским мнением о том, что называется честью"
Соболевский ясно выражает основу дружбы с Пушкиным - общие нравственные ценности. Честь и благородство Пушкина выразилось и в том, что перед смертью он, умирающий, продиктовал Данзасу долги, на которые не было ни векселей, ни заемных писем, то есть долги не ростовщикам, а друзьям своим, тем, кто давал в долг без каких-либо бумаг. Среди этих кредиторов значились имена двух "архивных юношей" Сергея Соболевского и Ивана Сергеевича Мальцова, который писал в письме Соболевскому: "Пушкин перед смертью составил список своим кредиторам, в этот список рука дружбы к счастью начертала твое и мое имя. Так как государь велел заплатить долги, то и ты будешь удовлетворен. Я подал записку о твоем серебре. Ты должен теперь написать официальное письмо Жуковскому, одному из опекунов, чтобы серебро твое было выкуплено и вручено мне для сохранения" Соболевский и Мальцов, протянули руку дружбы Пушкину, когда он нуждался. Пушкин, умирая, ответил им своей дружеской рукой, уже зная, что Николай I возьмет на себя долги его после смерти. Поскольку ситуацию никак нельзя отнести к "общим местам", то многими сейчас этот факт понимается превратно. Те люди, носители той нравственности, исчезли во времени, и все, что мы можем - это принять свершившееся.
Вюртембергский посол Гогенлоэ-Кирхберг в России в своей записке, приложенной к депешам касательно смерти Пушкина, написал следующее: "Ум у него (у Пушкина) был злой и насмешливый, тем не менее все знавшие его считают его образцовым другом". Это же можно сказать и о Соболевском.
По мнению уже упомянутого Владимира Соллогуба, считавшего, что "Бывают такие лица, которые родятся с огромным талантом, но не признают его присутствия, может быть, от равнодушия, а всего вероятнее - от гордости и от горделивой взыскательности к самим себе. Таков был Соболевский"