"Цветок же этот - кровь партизана"
Гипотеза монистического материализма - основа для большого доверия к миру и веры в него. Если всё есть одна субстанция, переходящая из одной своей формы в другую, то я - часть этого мира, существующая вместе с ним, а не противопоставленная ему; мои движения и импульсы - это его движения, и наоборот. У Киплинга звери говорили друг другу: «Мы с тобой одной крови - ты и я». Я могу то же самое говорить Солнцу и Альфе Центавра: «Мы с тобой одной крови».
Этому ощущению я приписываю любовь ученых-материалистов к той работе, которую они делали в 19 и первой половине двадцатого веков: познание мира, частью которого являются они сами, и в истинном смысле это было формой, в которой материя познавала саму себя. И когда я пару месяцев назад писал, что кинофраншиза «Чужой» выражает антинаучный дух, я имел в виду именно это: Эш желает исследовать новый организм, как к этому и должен стремиться ученый, - разве энтомолог 19 века не хотел бы изучить пойманного скорпиона - но это совершенно естественное и многообещающее стремление в итоге изображают всего лишь реакцией запрограммированного робота, да еще и «сошедшего с ума», а жажда Рипли уничтожить новое существо любой ценой (не обезвредить, а обязательно уничтожить) показывается как истинно человеческая.
В монистической гипотезе нет антропоцентризма - Солнце не для человека и Альфа Центавра тоже не для нас, хотя, возможно, когда-нибудь люди и Альфа Центавра окажутся ближе. Поэтому нет места и «Все для человека, все во имя человека» (не важно, понимается ли под этим человечество в целом или конкретный «и я этого человека видел») - но зато есть место для действий, которые стоит произвести ради одной только материи, продолжения ее движения именно этим, а не каким-то другим, способом.
Тут, правда, нет и места важному для меня императиву «Человека надо любить» - вовсе не надо, поскольку и ненависть к человеку, и убийства, и даже его истязания тоже являются формой движения материи, поэтому не может быть долженствования к какому-то одному отношению. Но это меня не угнетает и не разочаровывает, поскольку есть правило «Человека можно любить». И поскольку любовь так же естественна для человека, как атомам присущи силы притяжения, я знаю, что движение материи будет в том числе в виде любви - люди будут стремиться реализовать это разрешение.
Я думаю при всем этом, конечно, что не только вдохновляющие меня покорители Антарктиды и смелые партизаны были «настоящими материалистами», но и немецкие и японские врачи, ставившие опыты на узниках концлагерей и этим тоже выражавшие стремление материи к познанию самой себя. Точно так же, как я думаю, что прогрессивное движение материи не только в тысячекилометровых линиях электропередач и интернет-связи, соединивших человечество, но и в бомбежках, многомесячных артиллерийских обстрелах, слезах, голоде и холоде, жадности, эгоцентризме, высокомерии, презрении, унижении, оскорблениях, ограничениях свободы слова и передвижения - когда бабочка выходит из кокона, то в «противоборстве» «консерватора»-кокона и «прогресса»-бабочки пострадавшие и погибшие во множестве клетки могли бы много плакать и сложить много леденящих историй, если бы имели сознание, как люди.
«Коль суждено мне в бою погибнуть -
Похороните вы меня.
Похороните в горах высОко
Под сенью красного цветка!
Пройдет прохожий, цветок увидит
«Какая - скажет - красота!»
Цветок же этот - кровь партизана
О, белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао!
Цветок же этот - кровь партизана
Что за свободу храбро пал!».
С тем, наверное, важным уточнением, что каждому стоит быть готовым перейти в иную форму материи не только в виде свежего северного ветра или красивого цветка, но и, возможно, затхлых тюремных стен или грязного туалета (который тоже является формой движения материи и рано или поздно тоже станет розой либо нефтью, огонь от сжигания которой обогревает оранжерею).