Диалектический материализм двухпартийной системы
Вчера я иллюстрировал в масштабе общества ответ на вопрос «Почему важно мыслить на самых высоких уровнях обобщения». Тот философский плюрализм, который преобладает у моих собеседников и, более того, представляется им безальтернативным (поскольку на этот уровень обобщения они своим сознанием не подымаются, избегая этого порой намеренно), препятствует не только их пониманию марксистской теории и, значит, советского периода, но даже и буржуазные варианты остаются для них не достигнутыми: уровень семнадцатого века и, соответственно, Гоббса вполне понятен, а как и почему устраивались европейские общества уже в 18-19 веках - остается неясным. И так как это пример не только удобный, но и важный, то остановлюсь на нем еще чуть подробнее.
Для тех, кто считает людей совершенно отдельными друг от друга, кроме прочего, ускользает понимание, почему общество может делиться на партии, и в чем их смысл: они представляются совершенно случайными объединениями, в которые легко войти и выйти, образованными, скорее, из ситуативных соображений, нежели чего-то большего - «захотелось депутатских корочек, вот пошел; на вхождение в правящую партию денег и связей не хватило, но выделили мандат для чего-то попроще». Для избирателей, соответственно, важнее человек, возглавляющий такую «партию», нежели ее принципы - «хороший или нет? Симпатичный? Надежный?». При этом и тем, и другим - и кандидатам, и избирателям - совершенно безразличны партийные программы и не ясен их смысл.
В Европе, однако, уже к концу 18 века устойчивые позиции завоевал материализм, и в трудах мыслителей люди более не выглядели отдельными друг от друга, а представлялись единой формой материи как в целом в обществе (откуда появилось понятие нации - как локального общества), так и в различных его частях (партиях) - есть части тела, есть части общества. Но, конечно, они шли дальше этого еще христианского сопоставления, сравнивавшего церковь с телом господним, а уподобляли и «неживой» материи: если вода стоит на огне в кастрюле, то она и едина (та ее часть, что в сосуде), и при этом различна - на нижнюю часть значительнее действует огонь, а верхняя получает тепло опосредованно (от нижней части воды, а также от стенок сосуда); пар (уже третья часть) поднимается снизу вверх, так что от всех остальных уже как бы отделяется (если крышка открыта) или, наоборот, способствует нагреву (при закрытой крышке). При этом, конечно, совершенно аналогичным будет сопоставление, если воду не кипятят, а наоборот, замораживают до состояния льда (вода будет и единым целым, и разным, поскольку влияние среды будет иным для разных частей). Или если мы сравним не с водой, а с поленом или деревом. Или, скажем, с планетой Земля, которую одновременно центробежная сила увлекает прочь от Солнца, а сила Солнечного притяжения, наоборот, привлекает к нему. Так что в итоге планета и не падает на звезду, и не улетает от нее (ни одна сила «не получает полного удовлетворения»), а движется по спирали.
Этот пример с Землей использовал в одной из своих работ Энгельс, а я его упомянул, поскольку этот принцип лежит в основе двухпартийных систем Англии и США. Национальное общество воспринимается ими как единое целое (как уже упомянутая вода в котелке), при этом отдается отчет, что на части этого целого действуют разные силы, и они находятся в разных условиях, так что «желают» разного - кто-то, как пар, хочет взлететь, кто-то хочет остаться неподвижно («и так нормально»). При этом какое-то движение общества будет неизбежно, и в каком именно направлении (по какой именно спирали), предлагается выяснить в организованном и осознанном противоборстве сил, которые объявляются главнейшими и значительнейшими в этом обществе. Например, в Англии это партия консерваторов («давайте, не будем ничего менять или совсем чуть-чуть, и так хорошо, или во всяком случае, лучшее из возможного») и «партия труда» - лейбористов - «давайте, все-таки поменяем, потому что вам, может быть, и хорошо, а нам фигово, и изменение положения требуется». В 18-19 веках (то есть до того, как в двадцатом веке трудящиеся стали одной из главных сил) это было, соответственно, противостояние «вигов» (торгово-промышленной буржуазии) и «тори» (земельных аристократов).
В США характер противостоящих сил со временем тоже менялся. В середине 19 века «демократы» представляли сельскохозяйственных лендлордов, ориентированных на мировой рынок, а «республиканцы» - промышленную буржуазию, заинтересованную в протекционизме (то есть в их субсидировании за счет сельского хозяйства). Ко времени президентства Франклина Рузвельта «демократы» в большей степени выражали интересы пролетариата, а «республиканцы» - «имущего класса».
В СССР же однопартийная система была создана, во-первых, в рамках «диктатуры пролетариата» - единство и борьба противоположностей этим не отрицались, а всего лишь урезались возможности противостоящих сил (аналогично тому, как ранее буржуазия и феодалы старались не допустить политического представительства пролетариата). Во-вторых, он, в отличие от партийных систем США и Англии, создавался не в 18-м веке, с присущей ему изолированностью «национальных обществ», а в 20-м - когда технологии объединили всё человечество. Поэтому советское общество уже в целом не понималось как замкнутое (национальное), а предполагалось противостояние сил в масштабе всего человечества; где СССР должен быть авангардом и сам по себе являться воплощением конкретной партии, конкретной общечеловеческой силы.
Поэтому, возвращаясь к началу текста и закольцовывая с моим постом о «захожанах» в церкви, я скажу, что «архаика» российской политической мысли не является выражением некой имманентно присущей россиянам «дремучести», а хотя и выглядит как повторение чего-то, бывшего ранее, но все-таки на совершенно ином уровне - вместо «просто веры» там и стремление к разумному мышлению, и критика, и сомнение, а именно веры не очень много («захожанин», не верящий в Бога, не является чем-то удивительным). Всего лишь, если брать в качестве исходных посылок уровень семнадцатого века, едва ли возможно получить что-то иное, чем было у Гоббса. Для осмысления систем США и Англии потребуются исходные посылки уровня 18-19 веков, а для осмысления СССР - исходные посылки уровня веков девятнадцатого и двадцатого.