Действовать для материи
Еще одна причина, почему я предпочитаю пользоваться физическими, а не биологическими, иллюстрациями (температура, атомы) - биология, кажется, в силу своего предмета отнюдь не претендует на мышление в масштабе Вселенной. Если для физики предметом являются в том числе и люди, и другие животные (как тела такой-то формы, массы, излучения етс), то биология совершенно не стремится как-то характеризовать Солнце или Юпитер - она, в общем-то, и Землю не изучает, а касается только небольшого (в сравнении с планетой в целом) количества объектов-субъектов, называемых жизнью.
Можно, конечно, выходить далеко за ее пределы и, пренебрегая ее ограничениями, сравнивать всю Вселенную с живым организмом, задаваясь вопросами не будет ли в этом сходства с более мелкими, данными нам в опыте. Но, во-первых, не ясно даже то, простительно ли в принципе настолько пренебрегать изначально заданными ограничениями биологии (я думаю, что, скорее, непростительно). Во-вторых, это неизбежно повлечет вопрос о сознании, а значит, совершенно не нужные мне в этих рассуждениях сопоставления с идеализмом - пантеизм, конечно, тоже является формой монизма, но я рассуждаю в рамках монистического материализма, где гипотеза бога не рассматривается и не всплывает пока ни как необходимая, ни даже как полезная.
В отличие от биологии, в физике вся Вселенная уже рассматривается как единая и такая, где все связано со всем: как минимум, на уровне «все галактики вращаются вокруг центра вселенной» - это те силы притяжения-отталкивания, которые пронизывают вообще всё. Сознание этой Вселенной тоже не приписывается (за исключением человеческого или, может быть, инопланетного, которое, впрочем, пока неизвестно и упоминается «только на всякий случай»). То есть вместе с другими уже называвшимися мной причинами (Солнцу не приписывают человеческих мотивов, в отличие от примеров с животными; атом воспринимается как часть системы, в отличие от отдельной обезьяны в стае) эти, перечисленные сегодня, делают физические сопоставления более удобными для моих рассуждений, по сравнению с биологическими.
Всё, что я делаю «оригинального» в этих размышлениях, - устраняю перегородку между «живым» и «неживым» и обо всём пишу как о форме движения материи: силы же действуют на все существующее? Атомы существуют везде и переходят из одной формы в другую, в том числе из неживой (поваренная соль) в живую (лось или человек)? Разные формы материи влияют друг на друга - Земля на человека и человек на Землю? В том числе неживая материя в виде солнечных лучей и свежего или затхлого воздуха влияет на живую материю - сознание? Мне пока не попадался человек, который давал бы отрицательные ответы на эти вопросы, поэтому и названная «оригинальность» не представляется обычно моим собеседникам чем-то, что вредит мышлению и пониманию, а не помогает ему (как и мне самому, разумеется, представляется тоже именно так).
Так как всё в мире влияет на всё (пусть и в разной степени - сила притяжения к центру Вселенной должна чувствоваться нами всеми, а вот воспринимается ли им обратное, большой вопрос), то это позволяет другой переход, который кажется «оригинальным» только с непривычки, после размышления же вызывает согласие: в том числе и такая форма как сознание-мышление влияет на «живые» и «неживые» формы. В частности, «молчаливое сочувствие угнетенных инородцев» и «моральная поддержка пролетариев западноевропейских стран» помогают выигрывать гражданскую войну, и без этого, словами Сталина, никакая победа большевиков не могла быть возможна.
Сама непривычка относиться к сознанию как к чему-то, находящемуся вне физического мира, вызвана у моих собеседников, предположу, делением науки на разные области знания - пресловутые биологию и физику - так что и предметы их изучения оказываются как бы находящимися в разных областях не только памяти, но и мира в целом. Если же это различение (полезное для многих научных целей, но, кажется, являющееся помехой для преследуемых мной сейчас) убрать, то и мои собеседники соглашаются, что конечно, сознание может влиять.
Влияние сознания при этом можно иллюстрировать и в рамках «философского плюрализма»: некто передал кому-то знание-мысль (например, о том, что на заводе А платят больше, чем на заводе Б), и тот, руководясь этим представлением, привел в движение не только свое тело (живую материю), но и множество форм неживой - начиная с дивана, который он покинул, и пола, на который встал; и продолжая открытыми-закрытыми дверьми, автомобилем, асфальтом и всем прочим.
Но если путь к мысли о влиянии сознания был проделан тем образом, какой я описал выше («всё влияет на всё»), то обычно в иллюстрациях на уровне «плюрализма» нет необходимости, а и без этого вполне ясно, что форма материи (сознание) будет приводить в движение другие формы материи, включая воспринимаемые нами как неживые.
И всё перечисленное не только возвращает мыслям и эмоциям силу, которой они лишаются в вульгарном эмпиризме («какая разница, что она чувствует, все эти переживания - пустяк»), но и сообщает одно из следствий «физического подхода», предпочитаемого биологическому: если в биологии (может быть, в ее вульгарных пересказах всего лишь, я не знаю ее достаточно хорошо, чтобы судить иначе) допускается говорить об организме как особо существующем (и поэтому стремящемся, например, к выживанию, да еще и делающем это главной целью), то с точки зрения физики это будет не более верно, чем утверждать, что Земля или Солнце стремятся к выживанию - они, конечно, «делают» и то, и это, что способствует их поддержанию именно в том виде, в каком они даны нам сейчас, но вообще-то они «стремятся» просто быть, то есть реализовывать действие тех или иных законов природы, и их «главной целью» является не продолжение существования в имеющейся сейчас форме, а реализация фундаментальных, основополагающих, начальных воздействий (сил).
С этого ракурса не только «стремление жить» не может быть главным для животных, но и «стремление гена распространить себя» не может быть таким - не в большей степени, чем стремление атома или стремление огня превратить всё в огонь.
«Цели» животных в этом смысле выходят далеко за рамки не только отдельной особи или стаи, но и «биосферы» в целом - собака бежит за кроликом не в большей степени для своего насыщения, чем для того, чтобы какой-то входящий сейчас в ее состав атом через миллион лет оказался где-то в поле притяжения совсем другой звезды. И это выводит к тому, что я вынес в заголовок поста, - многие (если не все) действия находят свое объяснение и целеполагание не в рамках существования отдельной особи или даже ее стаи (и значит, не для их целей), а только как часть движения всей материи.
В этом смысле лишается всяких оснований вопрос «зачем то или это»: если есть желание, то оно не только само в себе и для себя является основанием (как любое стремление материи), но оно чаще всего и не может быть объяснено в рамках одной человеческой жизни, а то и вовсе - в рамках всех имеющихся у человечества знаний. Поскольку если некто хочет написать, допустим, поэму, чтобы этим оказать влияние на материю, «толкнувшее» конкретные атомы к конкретным звездам (и в силу этого даже не понимает такого - откуда ему знать, какие атомы к каким звездам он должен толкнуть, он способен чувствовать только доступную ему часть стремления), то что он сможет ответить человеку, ограничивающему свое сознание, допустим, уровнем «для выживания» или «для увеличения капитала»?
Поэтому некоторые (или все-таки все?) действия не только совершаются «для материи» (а не для конкретного организма или камня, поскольку им, наоборот, могут вредить и прекращать их существование в этой конкретной форме), но и не могут быть осознаны человеком никак иначе, кроме реализации собственного желания: «для чего? - Для материи». И слова «для материи» здесь могут означать всё, что не входит в другие очевидные и доступные варианты ответа: мол, понятно, что не для выживания и не для увеличения капитала (перечисленному может даже вредить), и не для других людей (заказ же никто не делал), и не для «самореализации», и не для «Бога» (поскольку в него нет веры). Но зачем-то - если на ответе настаивают, то «для материи»: чтобы она двигалась именно тем способом, каким «желает» двигаться, и для этого «дает» именно это стремление именно этому человеку - чтобы, может быть, через миллион лет неизвестный ему атом оказался у неизвестной ему звезды.
Чаще всего об этом говорят применительно к искусству или науке (герои оперы «Богема» в реализации своих стремлений даже умерли от голода), и слова Ольги Арефьевой, которыми я завершу мой текст, тоже будут об этом. Но, конечно, искусством и наукой не исчерпываются: сверчок поет и Солнце светит - как и человек гуляет по набережной - ни для того, ни для другого.
«Часто чувствую себя не вправе есть, пить, дышать, радоваться небу. А уж петь песни… Но это лучшее, что я умею и, пожалуй, единственное. Всё остальное я только испорчу. А все, что я отлично умею - вокруг песен. Монтировать их видео, делать их записи, осваивать инструменты, чтобы с ними петь, учить других петь, играть, сочинять. Следить за самыми тонкими нюансами того, как раскрывается человек в песне и песня в человеке.
Это мой способ делать невыносимый мир лучше, здоровее, счастливее, осмысленнее. Это самое большое, что я могу делать.
Каково мне при этом самой? Очень по-разному. Но работа - мое содержание.
Можно вообразить меня расписным надувным чучелом - из тех, что машут шлангами возле магазинов. Они живые пока в них дует ветер. А когда его нет - тряпочки.
Мой ветер - мои бесчисленные работы, из которых вы видите лишь самую малую поверхность.
Не буду вставать в красивую позу и сообщать, что я их делаю для вас. Я их даже не для себя делаю.
А, пожалуй, для того ветра, который заполняет мою оболочку и делает меня осмысленным и чувствующим существом, полным желания творить. Назовите его «бог», «вдохновение», «смысл», «обыкновенное чудо», «поток», «красота», «предназначение» - всё равно выразите неточно. Но он есть, и без него я - резиновая тряпочка, которая годится лишь в мусор. А в нем я - ходячее чудо в виде девушки с невидимыми крыльями.
Мне тысячу раз бывает печально и тяжело, но я живу с ручьем внутри, а он переходит в реку и водопад.
И не он служит мне, а я служу ему. Делаю всё, чтобы он был чистым и легко тек дальше, возобновляясь снова и снова. Я стараюсь не засорять его путь артефактами эго, не спускать в него сточных вод вредных эмоций. Он лечит меня от боли и печали, он доказывает, что мир живой и дышит, и что всё не зря.
Если я потеряю этот скафандр, я буду помнить не столько руки-ноги, сколько этот поток».