Верить в себя - то же самое, что верить в материю
Вопрос словоупотребления и выбираемых иллюстраций, возможно, заслуживает того, чтобы посвятить ему еще один текст (или больше). И сегодня попробую остановиться на аспекте цели - для чего такие слова и иллюстрации, в каком контексте они менее или более эффективны. И начать (продолжить) с сопоставлений человека и «неживой» материи.
Диалектическое мышление в рамках монистического материализма предполагает, что человек должен одновременно сознаваться и как собственно человек - особая, отличная от других форма - и как материя (в силу этого подчиненная общим для всех форм законам и имеющая общность со всеми иными); и как индивид (атом, неделимый), и как то, что никогда не бывает отдельно от целого.
Данные же мне в опыте общения русскоязычные интернет-собеседники, как я неоднократно отмечал, мыслят, в основном, метафизически - то есть сохраняют в фокусе внимания только одну из двух упомянутых сторон: если уж человек особая форма, то он совсем особая - вплоть до того, что как бы и законам природы не вполне подчинен, а сам может подчинять их себе; если уж он отделён от других (и в этом качестве является индивидом - неделимым), то он вовсе отделен и как бы противопоставлен всему окружающему миру и в том числе всем остальным людям - вплоть до «маленький одинокий человек в огромном-огромном мире». Или обратно тому: если уж человек является формой материи, то с ним можно обращаться, как с песком или животным, - дрессировать, «сливать энтропию вовне» (то есть убивать тех или иных людей в каком-то месте) - то, что годится для песка и животных, сгодится и для людей, на животный мир можно переносить представления о человеческом, а из представлений о животных можно выводить руководства для людей. О том, как на животный мир переносят представления о человеческом, я писал вчера, а как пример «бытового тотемизма» или «бытового анимализма» - то есть подражания животным - назову нередко встречающиеся мне в сети предложения «выбрать, кто ты, хищник или травоядное».
Вопрос, насколько встречающиеся мне мыслят так, потому что не могут иначе (и не смогут), а насколько потому, что всего лишь тренировались именно метафизике, я оставлю открытым: хотя я встречал мнения, что «никогда не научатся», сам, наоборот, вполне согласен с «народ - прирожденный диалектик» (с). Тем не менее даже если сейчас (как я полагаю) распространенность метафизики всего лишь проявление времени, иметь дело в коммуникации мне приходится именно с ней. И поэтому зачастую я прибегаю к способу, который люди изобрели намного раньше: поскольку одному человеку трудно иметь в умозрении обе стороны одновременно, организовывать «разделение труда» - один показывает сторону «за» (или «обвинения»), другой показывает сторону «против» («оправдания»). В результате совместными усилиями рисуют такую стереоскопическую картинку, которую диалектик имеет и в единственном собственном умозрении.
Соответственно, я беру на себя функцию того, кто нарисует моему собеседнику вторую сторону медали - пока что скрытую от него в силу его метафизического подхода: если я имею дело с идеалистом, то напоминаю ему про его подчиненность материи (на примерах, имеющихся в его опыте); если имею дело с «философским плюралистом», то показываю ему его общность и нераздельность с такой формой движения материи, как человечество вообще. И именно здесь мне часто пригождаются сопоставления с «неживой» материей.
Это может быть как указание на то, что человек тоже подчинен силам притяжения и отталкивания (любви и ненависти), как я написал в позапрошлом тексте. Так и сравнение с каплей воды, на которую воздействуют силы не только «индивидуально», но прежде всего «общественно» - на всю движущуюся толщу океана.
В первом случае это будет отсылка к «вере в себя» и к тому, что человек может в не меньшей мере полагаться на свои чувства-эмоции, нежели на чувства слуха и зрения. Во втором случае это будет указание на то, что человек при всей своей отдельности, во-первых, никогда не одинок - не более одинок, чем капля в океане; во-вторых, никогда не выражает «только себя», а всегда сообщает о том или ином движении воды в целом - выражает действие некой «силы».
То есть когда материалисты двадцатого и девятнадцатого веков говорили про общественные силы (буржуазные, консервативные, реакционные или прогрессивные), то выражались отнюдь не фигурально, а сопоставляли человечество с другими формами движения материи, где, как в случае с океаном, о действии тех или иных сил мы и говорим. И поэтому так же, как про приливную-отливную волну мы говорим, что она движима силой притяжения Луны, так же и Сталин говорил, что Бухарин или Троцкий выражают действие той или иной общественной силы - «правого уклона» или мелкобуржуазной. И сами в последующем разоблачаемые «троцкисты» обозначались так не потому, что они когда-то голосовали за предложения Троцкого (хотя сам факт этого, конечно, означал их подверженность тем же силам) или находились «под его влиянием» (как представляется «плюралистам»), а потому, что они, кто мог о Троцком вообще ничего не знать (в масштабе их как человека), тем не менее выражали действия тех же сил, какие на десять лет раньше олицетворял Бронштейн.
То есть в то время как «плюралист» может воображать, будто человека можно изолировать и сделать находящимся как бы отдельно от других, «слабым одиночкой» («в огромном-огромном мире войны всех против всех»), сопоставлением человечества и океана я указываю, что с точки зрения монистического материализма изолировать человека невозможно, как невозможно быть одному: всегда остается частью человечества, и шире - частью материи. И точно так же никогда не выражает «мнение себя одного» - всегда за человеком и его позицией стоит та или иная сила. И в этом смысле «вера в себя» является верой в силу, которая движет человеком, и еще шире - в саму материю, проявлением движения которой является то или иное действие-позиция человека.
Точно так же можно иллюстрировать слова Троцкого о «перерождении партии». С ними Сталин, как и с большинством мне известных слов Троцкого, не расходился по существу, а все отличие было только в сроках - проводить коллективизацию на три года раньше или на три года позже - и именно оно обусловило большую видимую разницу между ними при сходстве исходных посылок. И это было так, поскольку они оба использовали материалистический подход. А в его рамках и капля может подниматься то вверх, то вниз; подталкивать другие капли вверх или давить на них вниз - то есть «менять свое поведение», быть то «прогрессивной, то «реакционной», не потому, что это обусловлено свойствами именно этой капли, а всего лишь потому, что меняются силы, которыми она подхвачена. Как эта капля, и человек может то делать революцию (следуя импульсу прогрессивных сил), то ее тормозить. Поэтому в то время как плюралисты-метафизики исходят из представлений о неизменной природе и проявлениях того или иного человека и говорят о «расстреле ленинской гвардии», как будто сам факт, что когда-то человек был с Лениным, охраняет его от того, чтобы потом выражать действие другой силы. В это время материалисты-монисты анализируют, какие силы действуют в обществе (локальном или человеческом в целом), и выражением каких из них является позиция того или иного человека.
Резюмируя написанное, скажу, что распространенность метафизического мышления часто требует моделировать в общении что-то вроде аналога судебного процесса с прокурором и адвокатом: если метафизик занимает обвинительную позицию, то показывать ему вторую сторону медали, становясь защитником; а если он сам является «оправдателем», то показывать ту вторую сторону медали, которая осуждает. И это касается как отдельных людей и событий, так и философских позиций: мыслящему человека особой формой разумно напоминать об общности материи вообще; представляющему человека только как материю и относящемуся так же, как к песку, - напоминать, что человечество это не песок. Распространенность позиции «философского идеалистического дуализма или плюрализма» среди моих собеседников - одна из причин, почему я предпочитаю использовать образы именно «неживой» материи во многих разговорах, в которых участвую. Например, напоминать, что человек всегда един с человечеством и материей; и что в человечестве всегда действуют те или иные силы, выразителем влияния которых и являются слова-иные действия каждого человека.