"Трудный народ"
Когда спрашивают «Куда делась интеллигенция?», я обычно думаю: «Расширилась до масштабов всего общества». То есть не исчезла, как некоторые полагают, а, наоборот, многократно размножилась, поглотила собой все, от этого выделение ее как особой группы потеряло смысл: кажется, что ее не найти, хотя все вокруг - она и есть.
Для подтверждения этого тезиса можно вспомнить мои недавние слова про образование: сто лет назад человек с девятью классами и колледжем (ПТУ) был бы в числе 5% наиболее образованных людей. Учиться так долго было роскошью во всех смыслах: кто мог себе позволить, чтобы 17 лет ребенок занимался почти исключительно учебой? Как же его помощь семье и обеспечение себя? И одновременно: кто мог бы позволить себе учить такое число детей? Даже сейчас, при промышленных масштабах образования, в среднем обучение одного школьника обходится бюджету в сто тысяч рублей в год, не считая его учебников, одежды и прокормления, за которые отвечают родители. И можно предположить, что при нынешних медианных зарплатах масса людей в РФ точно так же не могли бы позволить себе платить за обучение детей, как не могли и сто лет назад. Еще в начале двадцатого века образование было роскошью, и поэтому делиться хотя бы ее крохами многие считали своим долгом - отсюда слова о важной просветительной роли интеллигенции. Сейчас это по-прежнему огромное богатство, но в силу общедоступности ценится многими меньше, да и учить особенно некого - не с кем делиться роскошью. Раньше интеллигент получил каравай и считал себя обязанным хотя бы крохи дать голодным, кому повезло меньше. Сейчас эти караваи у каждого и разве что обмениваются, у кого какой кому больше глянется.
Но можно и с этих ценностных позиций взглянуть: жажда и долг просвещения сохраняются по-прежнему, всего лишь воспринимаются зачастую иронически - я имею в виду «в Интернете опять кто-то неправ». Показывать ошибочность суждения - акт заботы о собеседнике, и именно такого рода, какой мы обычно увязываем с «интеллигенцией»: просвещать, обучать. Другое дело, что это часто становится анахронизмом: ее оказывают из позиции «интеллигент учит необразованного», а в действительности это профессор Челленджер доказывает профессору Саммерли, какой тот идиот и ничего не понимает. Забота важна и ценна по-прежнему, но обновить восприятие реальности - наверное, разумно.
При всем этом, впрочем, я отмечу, что именно «интеллигенция» сейчас отстает от «народа». Делаю, таким образом, диалектический поворот: утверждая, что нет «народа» и «интеллигенции», а есть одна только «интеллигенция» (один только «народ»), сейчас говорю - «есть и народ, и интеллигенция, и вторая от первого отстает».
Я имею в виду, что хотя по своему образованию и кругозору мы все сейчас - интеллигенция, однако в обществе разделения труда каждый выполняет разные задачи. И кто-то (последующую фразу тоже можно понять только диалектически) больше «живет в мире», а кто-то - «в фантазиях» (игре, условностях, теориях - разуме). Первая категория неизбежно имеет дело с диалектикой, знает, что всё - хорошо, и всё - плохо. Вторая же группа может себе позволить игнорировать существенные стороны действительности: это ее (наш) профессиональный навык - выделить нечто в процессе анализа и дальше размышлять, как будто оно «в вакууме», а не имеет бесчисленное число связей с другими объектами. Соответственно, и в своем целеполагании-поведении первая группа - «прирожденный диалектик», вторая - «метафизик». Именно по этой причине представители второй группы часто досадуют на первых («как же они не понимают!») и при этом являются отстающими: понимают-то именно первые, а вторые недомысливают.
Отмечу при всем этом, что «прирожденные диалектики» часто выражают свои мысли неясно. Но, учитывая их роль в общественном разделении труда, они, наверное, «по справедливости», могут себе это позволить - они свои обязанности выполняют хорошо: и хлеб растят, и руду выплавляют. А вот именно те, кто специализируется на формулировках, со своими задачами не справляются, когда вместо диалектики предлагают нечто плоское, «метафизическое».
Я бы проиллюстрировал это, например, встречавшимися мне иногда жалобами, что «народ» не читает партийных программ, не считает их важными, и вообще, полагает «надо выбрать правильного человека, и все».
Мысля диалектически, правоту этого высказывания «народа» понять нетрудно. Всякое действие будет хорошим или плохим в зависимости от контекста, обстоятельств места и времени. Кораблю хорошо плыть по прямой линии - сокращается путь и время в дороге. Но если впереди риф, то программа «плыть прямо» окажется уже плохой - потребуется огибать. И если риф можно нанести на карту, учесть в «программе» путешествия заранее, то айсберги могут появляться и неожиданно, а обходить их, меняя курс, потребуется тоже. Поэтому «народ» словно говорит: «Какое имеет значение программа, если обстоятельства могут полностью изменить ее восприятие? Важен не столько маршрут, сколько способность подходящим образом реагировать на изменения». Отсюда прямо вытекает важность выбора «правильного человека», поскольку именно человек и воплощает в себе способность реагировать на изменения.
И, парадоксальным образом, это, естественно, никак не исключает важности программы для этого самого «народа», всего лишь достаточно эту диалектичность понять и в предлагаемом «маршруте» отразить. «Мы имеем такое представление о пути, какой нам надлежит пройти. В какой-то его части ходили многие, какая-то известна и нам. При этом мы сознаем, что даже на известной тропе могут произойти большие изменения - обвал, сель, непогода. От некоторых - предполагаемых нами - рисков мы страхуемся вот таким образом. От неизвестных нам рисков страхуемся вот так. В роли капитана-проводника видим этого человека. В случае, если с ним произойдет форс-мажор (заболеет, умрет, получит травму, сойдет с ума, впадет в нервный срыв), вот такая скамейка запасных и вот такая последовательность принятия командования. Процедура регулярной проверки адекватности капитана тоже прилагается. Вы все знаете, что мы идем в неисследованные земли (вернее, времена), поэтому, конечно, никто не может гарантировать нам там ничего. Но мы верим в это, вот в это и вот в это и рассчитываем, что когда не сможем полагаться больше ни на что, сможем все-таки опереться вот на эти наши ориентиры и либо добиться успеха (желаемого нами), либо твердо принять нашу судьбу».
Может быть, в отдельных частях примера я ввел слишком много пафоса, а какие-то, наоборот, недостаточно осветил, но думаю, что с главной функцией он справиться может и мою мысль иллюстрирует в достаточной степени.
И можно ли сказать, что кто-то из «интеллигентов», жалующихся на «народ», в состоянии представить им такую программу, отражающую диалектичность жизни? Я не встречал. Обычно в их исполнении я видел нечто плоское, не учитывающее даже того, что у каждого плюса есть минус, и мы никогда не выбираем исключительно преимущества, а всегда - только набор плюсов и минусов; выбираем совокупность плюсов и минусов, которые нас устраивают в конкретный момент времени.
Поэтому когда «интеллигент» жалуется на «народ», я считаю его тем, кто не справляется со своими профессиональными задачами. Как, помню, говорили на одних курсах, которые я проходил: «Как только появляется «трудный участник» [тренинга], тут же появляется «трудный тренер»». Говорящий о «трудном участнике» сообщает о границах своего мастерства - вот такую-то задачу он решать не умеет. Если же кто-то говорит о «трудном народе» (то есть совокупности всех потенциальных и актуальных участников его, так сказать, тренинга), то что он умеет делать? Уверен ли, что правильно выбрал дело, которым занимается, если пеняет на «народ» вместо того, чтобы совершенствоваться самому?