В книге Паршева много забавного. Например, говоря о кратной разнице производительности труда в РФ и США, подвергает ее сомнению и обосновывает его рассказом про опыт работы на конвейере: «это очень тяжело, и даже для ухода в туалет следует предупреждать старшего». Как в песне, мерилом работы считает усталость. Если российский рабочий так выматывается, то как же американский может трудиться еще вдвое производительнее?
Я его за такое забавное, разумеется, не осуждаю. Книга охватывает настолько широкий круг вопросов, что он заведомо не может быть знатоком не то что по всем, а хотя бы по большинству из них. Да и по форме напоминает блог, словно я читал его ленту в ЖЖ: вот он полемизирует с «либералами», вот с «комммунистами», вот рассказывает байки и анекдоты, вот задает вопросы и делает обобщения. А блоггерам предъявлять претензии за подобные забавные высказывания - совсем не комильфо.
Тем более, что есть в тексте много того, с чем я согласен. Он проникнут духом заботы о родных местах и людях, в них живущих. И в осуждении войны, и во внимании к раскрытию людей виден общий гуманистический посыл. Например, он считает важным, чтобы каждый человек мог свободно, добровольно и продуктивно трудиться. Если такой возможности кто-то лишен, то от этого страдает все общество, поскольку недосчитывается результатов этого труда, - и человек не может раскрыть себя, реализовать свой потенциал, и для всех остальных людей это «упущенная прибыль». С этим суждением я согласен, разве что полагаю, что это касается не только общества, замкнутого в национальных границах, но и человечества в целом - если на планете есть люди, кто не может продуктивно и квалифицированно трудиться, это «упущенная прибыль» для всех на планете.
Но самым интересным для меня стало то, что множество тезисов из книги цитируются сейчас как роспропагандой, так и отдельными блогерами. Вплоть до мелочей вроде «Не нравится - вали». Как пишет сам Паршев, он совершенно не возражает против отъезда людей из России - мол, что с ними делать? Если не уедут, больше вреда причинят. Но, как сам отмечает, ему очень не нравятся те, кто недоволен страной и/или народом, при этом не уезжает. Можно отнести в категорию «забавного», но мне более любопытно, как получилось, что книга сейчас столь массово пересказывается, пусть и без указания авторства? Это связано с тем, что он собрал в ней мысли, популярные тогда в определенной среде, а сейчас ставшие мейнстримом? Или он не столько компилятор, сколько человек, оказавший масштабное влияние на российское общество? Впору говорить о «паршевизме» или «паршевианстве»?
Компилятор или «оказавший влияние» мне, впрочем, не очень важно. А вот то, что книга дает материал для обсуждения, - более ценно.
Например, он в силу естественного для 90-х культурного недопонимания недоумевает: «Рекомендуется учитывать какие-то странные вещи - уровень гражданских свобод, наличие свободы печати, разработанность законодательства и т. д. На основании этих непонятно как рассчитываемых показателей ведется рейтинг инвестиционной привлекательности стран».
Он не понимает, как все перечисленное влияет на инвестиционную привлекательность, а я бы мог ему ответить.
Для русскоязычного человека закон - что-то, данное извне. «Разработанность законодательства» в этом смысле может вызывать даже негатив как микроменеджмент - в каждую щелку залез, все зарегулировал. Для человека же из «культуры договора» это - соглашение, к которому пришли люди. Собственно договор. Есть несколько (много) общественных групп, и они договариваются, как им взаимодействовать. И «разработанность законодательства» в этом контексте отражает качество коммуникации между ними, количество и равноправие вовлеченных групп, детальность выяснения взаимных интересов, выигрышей и потерь.
То есть представим, например, что человек А пришел к человеку Б и спросил: «Друг, можно, я одолжу твой пикап на два дня?». Тот ответил: «Конечно, можно», отдал ключи, и А, удовлетворенный, удалился. Можно ли считать это договором? Конечно. Это он и есть. Но насколько он проработан? Да, в общем, ни на сколько, если только не было ранее подробной практики такого пользования. Если он обратился впервые и впервые получил разрешение, то масса вопросов остается неясной. Следует возвращать с прежним количеством бензина в баке или заправить «под завязку», или можно осушить и вернуть пустым? Следует платить какую-то амортизацию? Если да, то в каком размере и в какой форме? Если нет, то не повлияет ли это негативно на дальнейшие отношения? Можно гнать его в любой город, главное - уложиться в срок, или эксплуатировать только в пределах своего? Сколько километров проехать нормально, а сколько - обидит? И еще множество пунктов.
И теперь представим, что человек В увидел для себя инвестиционную возможность и говорит А: «О, у тебя есть грузовик на два дня. Давай, сделаем бизнес, я заплачу тебе гонорар, а ты отвезешь мой груз в соседний город». Если договор составлен подробно (законодательство проработано), то А отлично знает, можно ли ему таким образом использовать грузовик, и какой долей дохода должен поделиться с товарищем Б. Более того, так как законодательство - открытая информация, сам В может заранее просчитать доступные варианты. Но в нашем случае есть только согласие «бери на пару дней». И А чешет в голове: то ли можно, то ли нет; то ли надо платить амортизацию, и тогда невыгодно, то ли не надо, и можно взяться. В результате то ли откажется просто из страха, то ли согласится, но будет риск последующих претензий к обоим со стороны Б, то ли пойдет согласовывать все с хозяином пикапа и либо сумеет это сделать быстро, либо затянет так, что для В всякий интерес в сделке пропадет. Кажется очевидным и понятным, как именно проработанность законодательства (качество договоров общественных групп) влияет на инвестиционную привлекательность?
В этом же ключе большое значение имеет и свобода СМИ.
Мы взяли пример двух-трех людей. Но в действительности нас - миллионы. Мы не можем каждый пообщаться друг с другом отдельно. Но, к счастью, это не обязательно, так как мы имеем совпадающие интересы, и по сути каждый принадлежит к какой-то многомиллионной группе. А она, в свою очередь, для выражения и формулирования своей позиции может использовать не одиночек, а печатные издания и ТВ-каналы. Это тем удобнее, что получить доступ к этим «переговорным вопросам» легко - достаточно включить телевизор, и при этом не потребуется преодолевать косноязычие собеседника - об удобстве восприятия материала и четкости формулировок позаботятся профессионалы.
И теперь представим, что свобода СМИ ограничена. Допустим, А говорит: «не смей поднимать вопрос о бензине». Не сметь так не сметь, но как же быть тогда с заправкой? Наливать больше или меньше? Включать в свои траты перерасход (взять с пустым, вернуть с полным) или рассчитывать впритык? И вообще, дело только в наших деньгах, или, может быть, ему не понравится полный бензобак? Ограничение свободы СМИ ведет, таким образом, к затруднениям в формировании общественных договоров, а они, в свою очередь, снижают инвестиционную привлекательность.
Личные свободы граждан имеют, с одной стороны, такое же значение: кто не может свободно мыслить, затруднен в планировании, расчетах и заключении контрактов; кто не может свободно высказываться, затруднен в уточнении общественных договоров. А с другой стороны, свобода реализации своих желаний - это топливо, ресурс, которым обладает общество. Эксплуататоры и манипуляторы задумываются: «Как замотивировать или простимулировать, чтобы сделал то или это?». Но свободному человеку это не требуется. Он имеет желания, в их удовлетворении и заключаются его стремления. Ради того, чтобы он мог получить что-то или сделать что-то, он не только не будет ничего просить, но, наоборот, еще сам что-то отдаст или сделает взамен. Соответственно, ограничивать свободы и возможности реализации людей можно, а в некоторых случаях, не исключаю, еще и разумно. Но стоит при этом учитывать, что этим уменьшается количество энергии в обществе. Часть ее, во-первых, не используется (запрещено же), а часть, во-вторых, еще и расходуется на обеспечение запрета. В-третьих, соответственно, часть расходуется впустую - пытаются что-то сделать, но этому в силу запрета противодействуют, выходит пшик. Таким образом, уровень личных свобод означает, какое количество «человеческой энергии» доступно для использования в обществе. Как и всякий ресурс, он еще ничего не гарантирует сам по себе (если где-то климат лучше или более дешевый газ, это еще не гарантирует процветания), поэтому упоминается лишь в ряду с другими показателями. Но если где-то энергии для использования доступно больше, то мы же не удивимся, что такое место при прочих равных будет привлекательнее для инвестиций? Больше действий людей, больше свободного и поэтому энергичного заинтересованного труда - больше шансов на успех. Больше шансов получить прибыль на вложенное.