Как тебе такое, Ravel Puzzlewell?

[17ur]

На всякий случай: курсив в цитатах авторский, а вне цитат мой. Английские именования - мера предосторожности на случай знакомства разных читателей с разными переводами.

Один парень однажды попробовал не ответить на вопрос ведьмы по имени Ravel Puzzlewell… не вспомнили?.. ну ладно, Вы и не обязаны, я развлекаюсь.

Ведьма любопытствовала от чистого сердца, сама не зная ответа, и потрошила только тех, кто не мог толком защитить свою версию. Парень вместо ответа предложил поставить опыт на себе самом… он был хитрый, и ему был нужен сам процесс эксперимента (вечная жизнь), а не его исход.

Вышло знатно, пожалели все вокруг и в основном себя, а компьютерная игра получилась великая.

«What can change the nature of a man?» Должны помнить.

Далее я рискну защитить свою версию ответа. Хотя какое тут «рискну»? Моим кишкам ничьи когти не угрожают.



Рассуждение не прямое, а так, прогулка в парке, медленная и по извилистым дорожкам, чтобы не торопясь посмотреть вокруг со своеобычной точки зрения. Всё отдых. Лето, жара, поганцы-метеорологи обещают бури и не наводят. Штрафовать.

Ладно, если речь зашла о ведьмах, то начну с Терри Прэтчетта, книги которого Вы точно помните.

Сначала о том, кто такой сэр Терри. Он анекдотчик. В том самом, житейском смысле слова полувековой давности. Ему смешная история с маленькой буквы интереснее трагической истории с большой. А если то, что приходит тебе в голову, ты не выкладываешь в сеть сразу, как дурак (зеркало, заткнись), если ты старательно шлифуешь, собираешь повсюду и складываешь вместе, то маленькая буква вполне может подрасти. Так что в прэтчеттовских произведениях - складных, смешных, честных, в основном добрых и изложенных простыми словами - от милых намёков не протолкнуться, но, прорастая в суждения, они становятся жестокими.

«Роботы и искусственный интеллект»? «Feet of Clay». «Мягкая сила», которой клянутся и божатся нынешние обозреватели и эксперты? «Lords and Ladies», и книгу надо изучать в школе, в выпускном классе, чтобы эти эксперты пошли на стройки работать. Закон и порядок? «Night Watch». Обыватель, «маленький человек»? «Guards! Guards!» «Истинная вера»? «Small gods». И так далее.

А я вспомнил ведьм, двух с половиной беспощадных психологинь, обитающих в маленьком горном королевстве Lancre и владеющих волшебной силой. Именно владеющих, то есть редко допускающих к ней даже самих себя.

В книгах этой серии автор настолько часто повторяет пару вещей, что можно догадаться: он считает их правильными.

Первая - это то, что человеку предельно важно знать, где он. Даже если он не знает, куда девалось всё остальное. Не теряйся. «We are here and this is now»: если что, то сэр Терри списал это у человека с потрясающим прозвищем «Балтиморский Антихрист», тоже сатирика. Ну анекдотчик же, как и было сказано. Найти, дополнить, отшлифовать и пересказать.

И вторая, многозначительно дополняющая первую - альтернативных вселенных достаточно много, чтобы от твоего выбора зависело, в которую из них ты попадёшь. «Trousers of Time», называет это положение дел автор; не знаю, насколько ехидно.

Что я здесь вижу достойного моего очередного комментария на тему аналитической этики?

Это два тезиса предельно сжато и точно передают «западное» отношение ко времени: в сумме это декларация абсолютной ценности настоящего.

Вот что говорит Константин А. Крылов в «Поведении»:

(«западный» этический императив: «другие должны вести себя по отношению ко мне так, как я веду себя по отношению к другим»)

«(«западная») этическая система ориентирует людей на настоящее, происходящее сейчас. Прошлое рассматривается как «уже прошедшее» и в силу этого уже не имеющее большого значения: «вчерашний обед - это сегодняшнее дерьмо». Разумеется, мир в целом (как сумма прошлого) перестает быть образцом гармонии и становится просто источником ресурсов. Зато огромное значение приобретает человек со всеми его желаниями и прихотями, которые становятся невероятно значимыми».

Можно добавить, что и сегодняшний обед - это завтрашнее дерьмо. Или, что утверждает Прэтчетт, «сегодня» и так включает в себя все возможные варианты будущего, при этом ими не являясь, а значит, оно ценнее их всех, вместе взятых.

Здесь с моей стороны полагается быть критике «западных» общественных и экономических решений, где неизбежна близорукость, вырождающаяся в игру на удачу, однако разоблачители «демократии» и «свободного рынка» управляются с этим много дольше и лучше меня.

При этом сама «западная» этика не более и не менее противоречива, чем остальные этические системы, она закончена, она помогает отличить добро от зла, она спонсирует целую цивилизацию. Прэтчетт, сам будучи «западным» человеком, искренне пишет о ценности настоящего как о хорошем, это его право и его талант. Его герои симпатичны, его рассуждения искренни; он осуждает насилие и паразитизм; он не занимается пропагандой как таковой.

Дело в том, что «западный» подход - не единственно возможный. Да, в искусстве он дал человечеству «кино», которое нельзя (точнее, не хочется) подвергать закладкам, как книгу, и которое намного проще лишить предсказуемости, нежели книгу.

Однако до кино человечество успело обзавестись историей, литературой и религией. Этого оно достигло благодаря «восточной» этике, которая

(«восточный» этический императив: «я не должен вести себя по отношению к другим так, как они не ведут себя по отношению ко мне»)

«…принципиально консервативна. Она может эволюционировать только в сторону сужения сферы допустимого поведения, отбора (из всего возможного спектра действий) наиболее приемлемых.
…При этом традиционность такого общества только нарастает с течением времени, поскольку сфера допустимого поведения неуклонно сужается.
…(такие общества) медленно коллапсируют, схлопываются, ставя все более жесткие рамки человеческому поведению.
…Общества, основанные на Второй этической системе, являются историческими»

Видно, что запись сюжета со свободным доступом к любой его точке (история, религия, литература) здесь востребована и появляется как средство отодвинуть коллапс поведения. Можно было бы просто «вести логи», но их могли бы комментировать только профессионалы, а надо было подпирать поведение большинства членов общества, которые и читать-то не умели. Надо было рассказывать о прошлом и складно, и понятно, и всем, и постоянно, и много, и с любого места.

И, далее,

«вторая этическая система вообще ориентирует людей на прошлое как на источник знаний и основных ценностей… высокая ценность прошлого приводит (на уровне философской рефлексии) к высокой оценке мира («космоса») и естественного порядка вещей».

Благодаря этому наследию все мы выросли с пониманием, что у всякой придуманной истории должен быть конец. Все сюжетные линии, все индивидуальные вселенные персонажей, все их переживания сходятся в одну точку, после которой «жили они долго и счастливо» либо «в общем, все умерли». Главное, что уже без подробностей, сказочке конец.

Нынешнюю «западную» «сериальность» в искусстве трудно принять как художественный приём («время на обдумать между сериями или сезонами»), ведь такой приём в общем случае может быть проведён и на благо зрителю. «Сериал» - это всегда бизнес-приём против зрителя. А вот спрос на напряжённые и пронзительные «заключительные сцены», когда прошлые частные сюжетные линии сходятся воедино в настоящем и кончаются, не пропадёт никогда.

Думаю, Вы заметили, что сам пафос этих линий заключается в потерях и в попытках их избежать или уменьшить, то есть в битве за то, чтобы прошлое не лишилось своей ценности, превращаясь в настоящее. Чтобы вчерашний обед не стал сегодняшним дерьмом.

Ответ на вопрос, как человечество обходилось без литературы до её появления, - грамотных-то не было, но байки травить не запретишь - даёт понимание «первой этической», она же «южная», которая ко времени вообще никак не относится.

(«южный» этический императив: «я должен вести себя по отношению к другим так, как они ведут себя по отношению ко мне»)

«Подражание, вообще говоря - основа всякого поведения. Человек подражает как себе (повторяя собственные действия), так и другим (научаясь). Первая этическая система является в этом отношении наиболее естественной…
Первая этическая система представляется для живущих по ней людей чем-то вечным. «Такова жизнь, так было всегда» - вот что думают те, кто живет по этим законам. В рамках этой системы безразлично, когда происходит действие - было ли оно совершено, совершается ли сейчас или только предстоит».

Обслуживают такое притчи и мифы, которые, говоря начистоту, те же анекдоты. Действуют в них условные, предельно типизированные персонажи, своим авторитетом или его отсутствием подчёркивающие те самые вечные модели поведения. Точнее, модели поведения, которые даже при их вынужденном изменении сразу начинают считаться вечными, всегда бывшими и навсегда будущими, с моментальной генерацией их описаний и/или адаптацией прежних описаний под них.

Что ж, остаётся «северная» этическая система, которая всё сильнее влияет на общественные отношения у нас здесь. Константин А. Крылов описывает её отношение ко времени так:

(«северный» этический императив: «другие не должны вести себя по отношению ко мне так, как я не веду себя по отношению к другим»)

«Данная этическая система ориентирована на будущее, на то, чего еще нет и что может случиться (и особенно на плохие варианты будущего) с целью предотвращения его. Подобного рода ориентация на будущее приводит (при философских обобщениях) к низкой оценке существующего мира (как сумме прошлого), равнодушному отношению к человеческим желаниям (как эфемерным, существующим только в настоящем) и высокой оценке сознания и ума.
…В рамках четвертой этики можно предпринимать усилия, направленные на нейтрализацию или уничтожение врагов, но только в том случае, если от них может исходить угроза в будущем».

Рассуждая так, как я рассуждал выше, нетрудно сделать вывод, что здесь и «литература», как изобретение «восточных» обществ, и «кино», как изобретение «западное», теряют свою адекватность. Возникает потребность в художественном описании разных вариантов будущего, в том числе существующих одновременно, и предложение их аудитории. Ведь в «северном» обществе каждый человек имеет право на свой вариант «хорошего» будущего, который он обязан защищать от «плохих» вариантов. Технически этот жанр можно описать, как «компьютерные игры», но с весьма специфическими требованиями к их созданию (отдельная тема, в которой не так уж много очевидных вещей).

Читатель может указать, что споры о «светлом будущем» и о том, что с ним делать, в новейшей истории обошлись стране и народу очень дорого, и повторения той же Гражданской войны здоровый человек вряд ли жаждет.

К счастью или к сожалению, речь идёт о решениях в повседневном индивидуальном поведении, а не о массовом выступлении под флагом правильной раскраски. Первое труднее. Каждый может жить в своём собственном будущем постольку, поскольку он способен противостоять усилиям других испортить ему эту жизнь.

Например, сторонник «от каждого по способностям, каждому по потребностям» должен выкладываться на работе по полной и обламывать халтурщиков рядом с собой; точно так же он должен внимательно, до полного сволочизма следить за тем, чтобы ему выплачивали всё причитающееся по соглашению, которое он заключил, то есть не вестись на обещания и оправдания. И, конечно же, внимательно читать всё, что он подписывает. Это не просто выгодно, это правильно.

По отношению к себе он обязан более или менее интенсивно, но постоянно оценивать то, что он (уже или ещё) может, а чего нет. Он должен напрягаться, чтобы понять и продолжать понимать то, что ему нужно или не нужно, и почему; понимать то, что он хочет или не хочет, и почему - а эти множества «нужно» и «хочет» отнюдь не тождественны. Следовательно, он должен отслеживать попытки манипулировать собой и соглашаться или не соглашаться подчиняться этим манипуляциям (если что, то любовь подразумевает согласие подчиняться манипуляциям со стороны любимого человека).

Конечно, у него всё это может получаться по-разному или вовсе не получаться (этичное поведение в любой этической системе требует больших усилий, чем неэтичное), но это правильное поведение условного «коммуниста» в «северном» обществе. Согласитесь, получается образ, в повседневном поведении не очень-то похожий на прекраснодушного коммунара от советских авторов.

Кому интересно, можете попытаться так же описать «либертария», «рыночника», «имперца», «сюрвивалиста», «анархиста», «трансгуманиста», «рантье» в их «северных», а не «западных» модификациях - вообще, оценить сторонника любого мировоззрения, которое поддерживает свой образ будущего. Можно сказать, что для каждого из них это образ нормального будущего, которое само по себе наступит, если все будут вести себя, как этот человек (он считает себя нормальным).

Можно и продолжить: мировоззрение, неспособное предложить образ будущего, в северном обществе вряд ли может считаться мировоззрением. И это была причина, по которой словосочетание «Союз правых сил» заставляет напрячь память, а не скроить рожу. А Чубайс с его «либеральной империей»... ну, по крайней мере что-то понимал. Попытался.

У отдельно взятого человека нормальное будущее вообще может быть комбинацией нескольких общеизвестных - и, если эта комбинация достаточно связна и непротиворечива, то она достойна таких же усилий по защите.

Отсюда следует, что поддержание и эволюция собственного образа будущего - того, которое индивидууму надо защищать - есть фундаментальная задача «северного» поведения. Даже если этот образ будущего предельно примитивен: например, «взять всё, да и поделить».

Ещё раз повторю, что речь здесь идёт о повседневном поведении согласно индивидуальному образу будущего, а не о массовой фанатичной борьбе. Та здесь вполне возможна, но она рассматривается как катастрофа, как прорыв полюдья. Даже сам «фанатизм» в северном обществе неприемлем, ибо это способ экономии человеком сил на поддержании и эволюции собственного будущего, установление этого будущего неизменным и неприкосновенным. Фанатик - это халявщик.

Вы думаете, что автор забыл вопрос Ravel Puzzlewell? Отнюдь нет, я только о нём и рассуждал. Видите ли, всякое повествование, в отличие от описания, говорит именно том, «what can change the nature of a man», как это происходит, и что человек при чувствует при изменении своей природы, ведь время и есть смена состояний системы. Художественные произведения, основанные на повествовании, тысячами лет и миллионами попыток очищают от помех именно эти ответы.

В разных обществах эти ответы разные, и я обосновал выше, почему.

Итого, на вопрос ведьмы - вообще-то она «ночная карга», то есть night hag, а не witch, и это будет пострашнее самой Nanny Ogg, однако термин witch подхвачен и захвачен масс-культурой - я мог бы дать четыре ответа, из которых я защищу (или только что защитил) лишь один.

«Южный» ответ: природа человека неизменна.

«Восточный» ответ: природа человека меняется с опытом.

«Западный» ответ: природу человека изменяет выбор.

«Северный» ответ: природу человека меняет… и тут меня клинит, потому что «мечту» или «веру» я не защищу, ведь они могут быть и абсурдны, или они могут быть развлечением, то есть тем же «желанием» и «выбором»… «воображение» идёт туда же… «знание» может быть не только о будущем… да, вот оно: предвидение. Природу человека меняет предвидение.

Как тебе такое, Рэйвел Паззлвелл?

Автор выражает глубокую и искреннюю благодарность Терри Прэтчетту, который убедительно доказал всему миру, что не всякий рыцарь тупая сволочь или просто сволочь.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. А Planescape: Torment я ещё перепройду. Всё отдых.