«И нет величия там, где нет простоты, добра и правды»©. Хорошо сказано. Можно и так: «нет правды там, где нет простоты, величия и добра». Или даже так: «нет простоты там, где нет величия, добра и бутербродов с осетриной». Можно и дальше не останавливаться. «Всё это, видите ль, слова, слова, слова»©, как ещё раньше выразился из Пиндемонти другой великий, превознося туризм. Правда, малину портит британец со своим
«Почему это мы не должны ссориться из-за слов? Что хорошего в словах, если они не настолько важны, чтобы из-за них ссориться? Почему мы выбираем то или иное слово, если между ними нет разницы? Назовите женщину шимпанзе, а не ангелом, и не начнётся ли ссора из-за слов? Не собираясь спорить из-за слов, о чём вы вообще готовы спорить? И саму свою точку зрения донесёте ли вы до меня движениями ушей?»©
Я считаю, что кафолик недорезанный здесь прав, увы мне.
Конечно, во времена Толстого нынешней инфляции текстов и представить себе не могли; напротив, сколь угодно своеобразного автора вполне могли понять правильно. Уже вторым делом стало бы - соглашаться с ним или нет, однако что писатель имел в виду под «величием» или «простотой», примерно то же имел бы в виду и читатель.
Пушкин состоялся ещё раньше, и во многом он стал и остался первый, потому известное пренебрежение «словами» и объяснимо, и позволительно: «никуда они не денутся» - ни читатели в веках, ни сами слова. А вот Честертон в эпоху торжества ротационных машин устами взбалмошного ирландца уже проговаривает: коли ценишь свои слова, то отвечай за них. Хочешь говорить с людьми, исходи из того, что тебя поймут дюжиной разных способов, при этом ничего из понятого и близко не окажется к тому, что ты хотел сказать. Будь готов объяснить свой выбор, своё понимание любого сказанного тобою слова.
Пусть не согласятся, их право, но поймут. Наверное.
Хотя… предположение о движениях ушей свидетельствует о неисправимом оптимизме сэра Гилберта, который даже вообразить себе не мог Инстаграм и ТикТок.
Во избежание недопониманий: далее я не покушаюсь на содержание словарных статей из уважаемых изданий, но всего лишь пытаюсь пояснить, как я лично понимаю те или иные описания положения дел с использованием слов из этих статей.
Я согласен с утверждением, что человеческое поведение ограничено ценностями. Целей человек достигает, а ценности при этом старается блюсти, не задевать. Цели представляют собой описания (важное уточнение: или правила доступа к описаниям) желательного положения дел, а ценности - то же самое для нежелательного.
Качество такого описания здесь «второй сложный», однако на последовательность и связность этих описаний может надеяться только тот, кто ни разу в жизни не произносил, пусть мысленно, «блин, а я-то думал, что…» - то есть никто не может.
Далее я исхожу из списка ценностей, представленного в работе К.А. Крылова «Поведение» в виде базиса, по которому можно разложить любой нормативный объект в человеческом сознании как ценность сложную, комбинированную и производную.
Жизнь, превосходство, польза, справедливость и свобода.
Для той игры в слова, которую я далее намерен учинить, важно ещё одно обстоятельство: человек живёт во времени и обычно сознаёт это.
Вещи вокруг него меняются, при этом одни вещи меняются быстро, а другие - медленно, даже если измерять время только через события в организме самого человека. И человек описывает эффект от учёта им одной и той же ценности «по-быстрому» и «по-медленному» разными словами, иногда даже не видя связи между упоминаемыми явлениями.
Вот «жизнь» как ценность. Её «быстрое» переживание и есть «переживание» как таковое, «чувство», рефлекс, сама способность человека к изменению сию секунду. А «медленное» переживание жизни исходит из множества понятий, основой которых будет «здоровье».
Легко вообразить сюжет, в котором идеальное «здоровье», влёт понимаемое как «вечная жизнь», ставится в прямое противоречие «чувству», задаётся через переход персонажа в состояние некоей волшебной бесчувственности и бесстрастности. Полагаю, что конкретные произведения читателю и напоминать не надо. Тем не менее, и «чувство», и «здоровье» суть описание учёта человеком одной и той же ценности. Разница здесь сугубо в скорости этого учёта, в характерном времени процесса.
Говоря о ценности «превосходства», в качестве удачного примера можно привести «A Clockwork Orange» («Механический апельсин» или «Заводной апельсин»), который мне недавно случилось перечитать. Рассказчик там с любовью и тщанием выведен как субъект, у которого, во-первых, «всё хорошее» в жизни заведено на соблюдение своего «быстрого» превосходства в любых обстоятельствах, а во-вторых, у него нет никакого понимания «медленного» превосходства. Само отношение к сколько-нибудь долгосрочному планированию своего поведения у рассказчика появляется в самом конце повествования и выглядит шаржем.
Если «быстрому» превосходству можно сопоставить «победу», «триумф», то «медленное», «запасённое», «консервированное», «чёрствое» превосходство - это «достоинство». Очевидно, что «достоинство» у человека без каких-то «побед», сколь угодно смешных наблюдателю, не может состояться и набрать силу. Верно и другое - условием всякой «победы», всякого достижения сиюминутного превосходства будет некая трата этой силы, конвертирование (или инвестиция, если хотите) «достоинства» в «победу». Как напомнил нам Толстой, но уже другой,
«А стольники, которые прежде нас посланы сюда, выуча один компас, хотели в Москву ехать, чаяли, что - всё тут… Но мы намерение их переменили, велели им идти в чернорабочие на остадскую верфь - еще и ртом посрать…»
То есть «победа» или, условно, «выигрыш» как «превосходство быстрое», и «достоинство» как превосходство медленное.
Да, и «Механический апельсин», увидевший свет в 1962 году в Великобритании и перечитанный мною неделю назад в Московской области, объясняет одну вещь, которая потребовала внимания к себе полвека спустя.
Рассказчика, одноклеточное с очень узким горизонтом событий (только «быстрые» процессы), «предают» все, у кого этот горизонт хоть на несколько дней шире. В сочетании с постоянным стремлением к «победе» эти «предательства» дают настолько узнаваемый круговорот «перемоги» и «зрады» в природе, что оный никак нельзя привязывать к национальным особенностям или историческим обстоятельствам. Он вековечен и вездесущ.
Теперь о «пользе». Обусловленное ценностью «пользы» поведение тоже может иметь очень разные формы в зависимости от скорости сопровождаемых этим поведением процессов. «Быстрая» «польза» всегда заведена на акт «использования», «потребления», то есть уничтожения или порчи каких-то предметов и замедления или остановки каких-то процессов на благо потребителя.
Что будет «запасённой» «пользой», «медленной» «пользой»? Ответ, пусть и не требует долгих размышлений, однако выглядит непривычным: «добро». То самое, одновременно и «имущество», которым можно пользоваться очень долго («добротность», «качество», да), и «признанная помощь, отмеченная услуга», оставшаяся в памяти.
Отсюда, кстати, следует, что «зло», будучи понятием очень удобным и оттого крайне расплывчатым, своим корнем, фокусом имеет противоположность «добру» в смысле, приведённом абзацем выше. «Плохо сделанная вещь», «намеренно некачественная работа» и так далее. Красные нашли удачное обобщение: «вредительство». В качестве примера: чистым, незамутнённым злом стала подстава полярной экспедиции одного Татаринова другим в «Двух капитанах».
Далее о «справедливости». «Быстрая» «справедливость» заведена на равенство, а в пределе на одинаковость переживаний взаимодействующих субъектов, с разными правилами оценки и прогнозирования этих переживаний («этические императивы», о которых я говорил и продолжу говорить) и разными ситуациями, к которым эти правила применяются.
Саму техническую реализацию общества в группе можно рассматривать как совокупность решений по совместной жизни, которые так или иначе уменьшают различие этих правил в понимании разных субъектов и разность ситуаций, в которых эти субъекты находятся, позволяя хоть как-то существовать «быстрой» «справедливости».
Такая «быстрая» «справедливость», стремление к единообразию поведения в разных ситуациях, имеет своим кумулятивным эффектом предсказуемость этого поведения, «репутацию».
Если по-русски, то «медленной» «справедливостью» будет «имя» или «честное имя», понимаемое именно как ценность - то, что надо поддерживать, и то, что может быть конвертировано в «справедливость» сиюминутную, наведение порядка по правилам, вплоть до карикатурного уровня «уважаемый человек думает, что сейчас всем надо плакать».
Остаётся «свобода», и «быстрой» «свободой», «освобождением» как таковым станет всякий акт разрыва субъектом связей с кем-либо или чем-либо, установление и подтверждение своей независимости от этого «кого-то» или «чего-то», отказ от учёта поведения бывшего контрагента во время принятия решения о собственном поведении.
Не скажу, что мне пришёлся по душе ответ на вопрос, что такое «свобода» «медленная», то есть нечто, что может быть использовано для «освобождения» по свистку, и одновременно нечто, что с такими «освобождениями» у субъекта набирается и хранится.
Это «ум» как способность к намеренному получению новых описаний окружающей действительности. Всякое «освобождение» есть намеренное изменение окружающей действительности, и практика «освобождения» не может не привести к выработке у субъекта способности всегда видеть альтернативы существующему порядку вещей - а точнее, генерировать описания порядка вещей, не похожего на существующий (не обязательно жизнеспособного или приятного). И такое будет обязательным условием для последующего «освобождения», торжества «быстрой» «свободы» во всё новых жизненных ситуациях.
Тут можно отметить имитацию «свободы» через имитацию «ума», когда субъект не самостоятельно выводит какие-то новые описания, а бессмысленно заимствует их, полагая сам ассортимент заимствованного неким доказательством «свободы». Однако это другая тема, и заезженная к тому же.
Итого, «жизнь» как «чувство» и «здоровье», «превосходство» как «победа» и «достоинство», «польза» как «потребление» и «добро», «справедливость» как «равенство» и «имя» и, наконец, «свобода» как «освобождение» и «ум».
Хотите, пользуйтесь, в изложенном ли виде или с поправками для и под себя. Не хотите, так по крайней мере знайте, что этим пользуется автор, на которого Вы потратили четверть часа времени (я).
Сам я использую приведённый расклад для понимания всевозможных программных текстов о делах исторических и политических, особенно с вердиктами и предсказаниями. Что понимаемый автор считает более и менее важным в списке базовых ценностей, виден ли приоритет «быстрого» над «медленным» или наоборот, поддерживается ли такой приоритет… очень частая системная ошибка (уже в моём понимании) у авторов состоит в том, что у одной из ценностей они полагают более важным её «быстрый» аспект, а у другой - «медленный». Такое может давать красивые приговоры и призывы, но оно не живёт.
Актуальным или потенциальным авторам антиутопий, забредшим на огонёк, я никак не запрещаю использовать изложенное для генерации речей каких-нибудь демагогов или маньяков в их, авторов, произведениях.
Я и сам планирую прикинуть на публику, как могла бы выглядеть политическая программа с «медленными» ипостасями перечисленных ценностей в описании реалий желательного общественного будущего и «быстрыми» в описании решений по установлению этих реалий.
Другой интересной темой, к которой я, наверное, ещё подойду, получается поведение, направленное на намеренное отрицание перечисленных выше вещей. То самое расплывчатое «зло», которым мы называем и объясняем очень разные поступки и переживания, можно будет с таким подходом классифицировать и упорядочить - и это уже дело небесполезное.
Наконец, напомню, что «человек» должен быть «субъектом», а вот «субъект» «человеком» быть уже никак не обязан. Посему сказанное выше вполне применимо не только к анализу художественных произведений или постов о жизненных невзгодах нового Акакия Акакиевича, но и к работе с текстами о политике любых степеней пикейности, где «субъектами» выступают политическое движение, государство, блок государств, планета, Галактика или Метагалактика.
Спасибо за внимание.