По следам зверя

Aug 19, 2015 23:54


П.Белявский || « Известия» №196, 21 августа 1942 года

Немецким оккупантам не удалось и не удастся сломить волю советских людей в борьбе за свою свободу и независимость. С каждым днем наши братья и сестры, оставшиеся на территории, временно захваченной немцами, усиливают удары по врагу.

Славные советские партизаны! Еще крепче бейте немецких мерзавцев! За поруганную нашу землю, за горе и муки женщин и детей, за сожженные города и села наши - смерть немецким оккупантам!.

# Все статьи за 21 августа 1942 года.




Вот то, что было в течение многих месяцев передним краем немецкой обороны. Рогатки, вокруг которых обвились ржавые солитеры колючей проволоки. Накаты блиндажей и дзотов, разметанные взрывами наших снарядов, мин и авиабомб. Вороха расстрелянных гильз. Бурые пятна крови на стенках ходов сообщения. Какое-то цветное тряпье, втоптанное в глину. Пустые консервные жестянки. Зловоние и смрад. Бурьян и крапива. Пустые гнезда грачей на голых и обожженных ветвях берез. Здесь залегал зверь. Отсюда, из щелей нор он высматривал кабаньими своими глазами новую добычу, готовился сделать еще рывок вперед, чтобы вцепиться в нее клыками и терзать все живое, и жечь новые деревни, и топтать новые поля. Ему не удалось это.

То, что мы видим здесь, трудно передать словами. Мы видели народное горе. И мы видели народное счастье. Первое принесли немцы. Второе возвращено Красной Армией. И первое было так тяжко и второе проявляется так ярко, что ничему иному между этими выражениями народной скорби и радости просто нет места.

Деревня П. Вернее, бывшая деревня. Даже печи и трубы - то, что остается обычно на месте пожарища, - обрушились и заросли сорной травой в рост человека. Ветви яблонь, как черные руки, поднятые к небу в немой мольбе. Они цепляют проходящих цепочкой бойцов, взывая о мести, о расправе над лютым и непримиримым врагом, осквернившим родную землю. Но на этих ветвях уже сушится белье. На пепелищах над веселыми огоньками костров в котелках, вырытых из ям, кипит какое-то варево. Две женщины у заплесневелого прудочка занимаются стиркой. На запущенной, разоренной усадьбе седой сутулый старик мастерит шалаш. В кабинке брошенного немцами грузовика ребятишки увлеклись какой-то одним им ведомой игрой. Первые проблески жизни. Первые движения свободного труда. Первые слова, произнесенные безбоязненно громко. Первые улыбки, осушающие слезы жен и увлажняющие глаза мужчин.

Мы подходим к старику, возводящему двухскатную кровлю, под которой впервые за эту ночь соберется его семья.

- Вот мы и дома, - говорит он и оборачивается, и мы видим, что он не стар еще, хотя согбен и сед. Бритва не касалась его впалых щек «с тех пор, как пришли немцы». Рубаха, что на нем, грязна настолько, что нельзя определить первоначального цвета и рисунка полуистлевшей ткани, - он не менял ее «с тех пор, как пришли немцы». Босые ноги его распухли и посинели, как если бы их долгое время стягивали кандалы. Он спрашивает нас:

- Можно нам убирать хлеб?

Он еще не верит своему счастью. Спелая рожь шумит за околицей. Можно ли им, колхозникам, возвратившимся на родное пепелище, жать эту рожь, есть хлеб своего, колхозного, урожая. Он спрашивает так, как приучено было население здешних деревень спрашивать у немецкого коменданта, можно ли нарвать перьев лука со своего огорода.

- Мы ели траву, - говорит он. И показывает: - Вот эту... и такую вот... И кору...

Простоволосая женщина с целым выводком ребят стоит у шалаша и, как зачарованная, смотрит на бойцов, на машины и повозки, которые пылят по дороге.

- Родные вы наши, родные... спасители... - шепчут ее запекшиеся губы. - Угнал нас немец проклятый далеко от деревни, велел вырыть окопы и жить в них. Окоп-то тесный, сырой, я в нем с детушками, как в могиле...

Немцы угоняли население прифронтовой полосы от мала до велика в свои тылы. Подростков от 12 лет и взрослых до шестидесяти они помещали в концентрационные лагери - в сараи или в землянки, огражденные колючей проволокой. Они заставляли их строить укрепления, ремонтировать полевые и железные дороги. Дети и старики работали, не разгибая спины, с рассвета до ночи. Кормили их раз в сутки - по возвращении с работы - жидкой «заправкой» без хлеба. Тех, кто не мог работать по старости или болезни, они предоставляли самим себе, им не давали даже этого «супа», и они жили в шалашах, не смея под страхом смерти выходить на дороги или появляться в селениях. По данным властей Н-ского района, именно они составляют большинство, 40 процентов, вымершего от голода и фашистских расправ крестьянского населения этого района.

Жителей этой черной полосы, не подчинившихся приказу о «переселении», немцы расстреливали на месте. Так, в совхозе В. они убили 19 человек, в соседней деревне Н. - 18. В деревне Р. они повесили 57-летнего Николая Егоровича Никитина за отказ выдать колхозное имущество, а в селе Г. повесили крестьянина Петра Васильевича Мурашева, заподозрив в нем партизана. В поселке П. немцы расстреляли гражданок Алтухову и Спиридонову, а в деревне П. - учительницу Сударкину только потому, что они - жены бойцов и командиров Красной Армии. Местные жители рассказывают, что, стоя под направленными в нее дулами винтовок, Сударкина воскликнула:

- Немцам не победить Россию! Наши мужья отомстят за нас!

На М. Горе немцы повесили 35-летнюю колхозницу Анастасию Чикину. В доме ее жил офицер. Однажды ночью кто-то выстрелил в окно избы, в которой в этот момент за освещенным столом сидел незваный постоялец Чикиной. На следующий день немцы расстреливали в этой деревне всех, кто по ней проходил. Так убили они здесь 12 человек.

Жизнь человека в кошмарные месяцы фашистской оккупации не имела никакой цены. «Мирное население» - такого понятия нет в варварском лексиконе гитлеровцев. Жизнью и достоянием человека полновластно мог распорядиться здесь любой солдат. От расправы не защищали и фанерные дощечки, которые обязан был носить каждый советский человек, проживающий в деревнях, удаленных от фронта. На этой дощечке были выжжены номер, под которым зарегистрирован в комендатуре каждый человек в возрасте от 12 до 60 лет, и название населенного пункта. Без этой дощечки на груди человек не мог показаться на улице. Его убивали на месте. Предполагалось, что он партизан. Но его принимали за партизана и убивали, если он со своей дощечкой выходил за пределы деревни.

- Они повесили на нас ошейники, как на собак. Они думали перевести всех русских людей. Не вышло по-ихнему! Не бывать немцу над нами! - говорила в группе бойцов Анфиса Чуркина, мать трех советских воинов. Сухие глаза ее горели ненавистью. Может быть, она видела перед собой пятилетнего внука, своего Шурика, которого затравил своим псом стоявший у нее обер-фельдфебель, - Шурик вышел после шести часов вечера, в запретный час, в палисадник перед домом. И бойцы, столпившиеся вокруг нее, слушали ее молча, но находя слов утешения. А она, убитая горем, великая в своем неукротимом священном гневе, прижимала к иссохшей груди руки, и умоляла и требовала:

- Будьте вы моими родными сынами, отомстите за Шурика! Немец - это зверь. Он - людоед. Бейте его! Вот вам мое материнское благословение!.. // П.Белявский, спец. корреспондент «Известий». ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 20 августа
___________________________________________
Бешеные волки ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург: Стандартные убийцы ("Красная звезда", СССР)

************************************************************************************************************
Фашистские мерзавцы изощренно издеваются над попавшими в плен красноармейцами, стараясь унизить их человеческое достоинство. На снимке, из'ятом у захваченного в плен старшего солдата 3 роты 2 батальона 490 полка 269 пехотной дивизии Вальтера Крапса, показана толпа фашистских негодяев, которая впрягла в железнодорожный вагон двух пленных красноармейцев в заставила их тянуть его по рельсам.






Лагери смерти

Из писем, найденных у убитых на нашем участке фронта немцев, а также из рассказов солдат германской армии - поляков, перебежавших на нашу сторону, вырисовываются кошмарные картины режима каторги, пыток и смерти, осуществляемого фашистами в лагерях для советских военнопленных.

Многие из этих лагерей немцы создали в Голландии, окрестностях Вены, Варшавы, в Норвегии. Охрана там подобрана из отпетых фашистских разбойников, которые зверски издеваются над военнопленными и мучают их беспрестанно. Кроме жидкой бурды раз в день, пленные ничего не получают. Ежедневно смерть уносит десятки людей.

В одном из лагерей над пленными нашими бойцами фашисты испытывали действие нового газа.

Нередко на кинос'емку фильмов «С фронта» пригоняют пленных в качестве статистов. Все это обреченные на смерть люди, так как по ходу действия фильма против них применяется огнестрельное оружие, в том числе и минометы.

Некоторые лагери в Польше оцеплены колючей проволокой, через которую пропущен электрический ток. Чтобы предупредить попытки бегства, немцы насажали в лагери провокаторов. В Лешере, неподалеку от германо-швейцарской границы, 90 пленных подготовляли массовый побег, но были выданы одним из таких провокаторов. Военно-полевой суд приговорил всех 90 пленных к расстрелу.

Лагерь этот сохранился со времен войны 1914-1918 гг. И тогда в нем находились пленные из русской армии. Лагерь обнесен колючей проволокой в несколько родов и, кроме того, опоясан глубоким, наполненным водою рвом. Тем не менее пленные пытаются бежать из лагеря, считая, что гибель при попытке к бегству лучше, чем немецкая каторга. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. (От спец.корр. «Известий»).

************************************************************************************************************
ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. РАЙОН КОТЕЛЬНИКОВО. Минометчики Н-ской части в последних боях уничтожили 5 огневых точек, 3 миномета и 13 машин с пехотой противника. НА СНИМКЕ: минометчики ведут огонь по немцам.






Грозный счет

Эх, товарищ, что рассказывать?
Много здесь таких, как я.
Собирается не сразу ведь
Партизанская семья.

Видел я, как близких мучили,
Как громили наш колхоз.
Плакал я слезами жгучими,
А потом не стало слез.

Видел я, как немцы пьяные
Подпалили дом родной,
И подался в партизаны я,
В боевой отряд лесной.

Стал я смелым, стал отчаянным,
Горе выпил я до дна
И теперь с немецким каином
Грозный счет свожу сполна.

За судьбу свою разбитую,
За калек и за сирот,
За жену мою убитую
И за весь честной народ.

За святую нашу родину,
За родимый отчий дом,
За душистую смородину,
Что сажал я под окном!..

Эх, товарищ, что рассказывать?
Видишь, волос бел, как снег!
Закаляется не сразу ведь
Партизанский человек!

Вас. ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ.

________________________________________________
Л.Копелев: Немецкие офицеры в плену* ("Красная звезда", СССР)
Д.Заславский: Облик фашистской армии* ("Красная звезда", СССР)
В.Прозоровский: Венерические болезни в немецкой армии ("Красная звезда", СССР)
А.Леонов: Система оболванивания в германской армии ("Красная звезда", СССР)
А.Ерусалимский: О моральном облике гитлеровского офицера* ("Красная звезда", СССР)
А.Ерусалимский: Моральное состояние гитлеровского солдата* ("Красная звезда", СССР)

Газета «Известия» №196 (7882), 21 августа 1942 года

зверства фашистов, газета «Известия», август 1942, 1942, лето 1942, Лебедев-Кумач

Previous post Next post
Up