Добавка к расчету структуры людских потерь
В комментах указали, во-первых, на несоответствие «кривошеевской» цифры демографических потерь военнослужащих (8,656 тыс.) гендерной послевоенной структуре населения, а, во-вторых, как я и просил, дали массу ссылок, одна из которых - на интервью с петербургским историком К.М.Александровым показалось (особенно) интересной - в части, где он дает структуру потерь гражданского населения (увы, без указания источников). Давайте интегрируем эти данные в график структуры людских потерь и посмотрим, как он выглядел бы с их учетом.
Демографические потери военнослужащих (13 млн.) на 4.4 больше цифры Кривошеева. Вытекают из оценки АДХ [1] смертности мужчин призывных возрастов в 17 млн. чел. с сер. 1941 по сер. 1945. (Такая оценка сделана путем реконструкции гендерно-возрастной структуры населения СССР в 1945 исходя из переписи 1959, некоторые детали подобного расчета по России с опорой на другую работу тех же авторов можно посмотреть и у меня). Эта цифра плохо вяжется с «кривошеевской» цифрой демографических потерь военнослужащих. Ведь в армии гибли главным образом мужчины, и если принять, что их там погибло 8.6 млн., то выходит, что «тыловая» смертность мужчин призывных возрастов практически равнялась «фронтовой». Это кажется совершенно невероятным. Ведь Россия не Англия, которая до 1942 воевала столь искусно, что вероятность того, что солдат в армии получит телеграмму о гибели жены от бомбы, превышала вероятность того, что жена получит телеграмму о гибели мужа в бою [2].
На основании этого демографического расчета Александров делает вывод, что безвозвратные потери военнослужащих (включая мобилизованных женщин и воевавших юношей и мужчин непризывных возрастов) составляли 16-17 млн., что с учетом вернувшихся из плена и повторно мобилизованных дезертиров и прочих пропавших без вести, остававшихся на оккупированной территории (около 3 млн. по данным Кривошеева, см. пред. запись) дает минимальную оценку демограф. потерь военнослужащих в 13 млн. Разница в 4.4. млн. с «кривошеевскими» данными складывается, по мнению Александрова, главным образом, за счет забиравшихся в качестве маршевого пополнения мужчин от 16-17 до 50-летнего возраста с освобожденных территорий, которые гибли столь массово и быстро, что их не успевали учитывать в качестве бойцов и выдавать военную форму, а также за счет неудовлетворительного учета потерь бойцов разных ополченческих формирований в 1941-1942.
Если принять вытекающую из демографических расчетов цифру потери военнослужащих в 13 млн., то приведенная в предыдущей записи советская цифра 13,685 тыс. замученных фашистами и погибших от тягот жизни на оккупированной территории и принудительных работ в Германии становится абсолютным бредом, поскольку она не оставляет ничего ни на дополнительную детскую смертность, ни на смертность в блокадном Ленинграде или в каком-либо еще месте неоккупированной территории СССР. Согласно Александрову, сверхсмертность на оккупированной территории от террора, голода и прочих тягот жизни «под немцем» была в 6 раз меньше - 2.2 млн., чел., а остальные 10.6 млн. потерь гражданского населения пришлись на советский тыл (см. структуру на графике).
Не буду настаивать на достоверности этих оценок - строго документированных среди них нет и не будет. Но, на мой взгляд, они выглядят правдоподобно. В частности, нераспределенная цифра тыловой сверхсмертности в 6,650 тыс. включает в себя малоизвестные эпизоды массовой смертности от голода на Вологодчине и в Якутии, смертность в Гулаге, составлявшую 20-25% в 1942-43, гибель девушек и женщин, принудительно направлявшихся на торфоразработки и лесозаготовки, и других трудмобилизованных, ковавших «оружие победы» в советском тылу в нечеловеческих условиях.
Ссылки:
Демографические потери военнослужащих (13 млн.) на 4.4 больше цифры Кривошеева. Вытекают из оценки АДХ [1] смертности мужчин призывных возрастов в 17 млн. чел. с сер. 1941 по сер. 1945. (Такая оценка сделана путем реконструкции гендерно-возрастной структуры населения СССР в 1945 исходя из переписи 1959, некоторые детали подобного расчета по России с опорой на другую работу тех же авторов можно посмотреть и у меня). Эта цифра плохо вяжется с «кривошеевской» цифрой демографических потерь военнослужащих. Ведь в армии гибли главным образом мужчины, и если принять, что их там погибло 8.6 млн., то выходит, что «тыловая» смертность мужчин призывных возрастов практически равнялась «фронтовой». Это кажется совершенно невероятным. Ведь Россия не Англия, которая до 1942 воевала столь искусно, что вероятность того, что солдат в армии получит телеграмму о гибели жены от бомбы, превышала вероятность того, что жена получит телеграмму о гибели мужа в бою [2].
На основании этого демографического расчета Александров делает вывод, что безвозвратные потери военнослужащих (включая мобилизованных женщин и воевавших юношей и мужчин непризывных возрастов) составляли 16-17 млн., что с учетом вернувшихся из плена и повторно мобилизованных дезертиров и прочих пропавших без вести, остававшихся на оккупированной территории (около 3 млн. по данным Кривошеева, см. пред. запись) дает минимальную оценку демограф. потерь военнослужащих в 13 млн. Разница в 4.4. млн. с «кривошеевскими» данными складывается, по мнению Александрова, главным образом, за счет забиравшихся в качестве маршевого пополнения мужчин от 16-17 до 50-летнего возраста с освобожденных территорий, которые гибли столь массово и быстро, что их не успевали учитывать в качестве бойцов и выдавать военную форму, а также за счет неудовлетворительного учета потерь бойцов разных ополченческих формирований в 1941-1942.
Если принять вытекающую из демографических расчетов цифру потери военнослужащих в 13 млн., то приведенная в предыдущей записи советская цифра 13,685 тыс. замученных фашистами и погибших от тягот жизни на оккупированной территории и принудительных работ в Германии становится абсолютным бредом, поскольку она не оставляет ничего ни на дополнительную детскую смертность, ни на смертность в блокадном Ленинграде или в каком-либо еще месте неоккупированной территории СССР. Согласно Александрову, сверхсмертность на оккупированной территории от террора, голода и прочих тягот жизни «под немцем» была в 6 раз меньше - 2.2 млн., чел., а остальные 10.6 млн. потерь гражданского населения пришлись на советский тыл (см. структуру на графике).
Не буду настаивать на достоверности этих оценок - строго документированных среди них нет и не будет. Но, на мой взгляд, они выглядят правдоподобно. В частности, нераспределенная цифра тыловой сверхсмертности в 6,650 тыс. включает в себя малоизвестные эпизоды массовой смертности от голода на Вологодчине и в Якутии, смертность в Гулаге, составлявшую 20-25% в 1942-43, гибель девушек и женщин, принудительно направлявшихся на торфоразработки и лесозаготовки, и других трудмобилизованных, ковавших «оружие победы» в советском тылу в нечеловеческих условиях.
Ссылки:
- Andreev, E., L. Darskii, and T. Khar’kova. Otsenka liudskikh poter’ v period Velikoi Otechestvennoi voiny. Vestnik statistiki. 1990, no.10, pp. 25-27.
- А Дж. П. Тейлор. Вторая мировая война.