Мольер. Тартюф. (Другой взгляд на пьесу)
В нашумевшем фильме «Последний урок» Жана-Поля Лильенфельда учительница Соня Бержерак (в исполнении прекрасной Изабель Аджани) во время урока рассказывает ученикам о Мольере. О нём и хотелось бы поведать в этой небольшой рецензии. Думаю, что каждый, кто смотрел этот фильм, навсегда запомнил, что настоящее его имя - Жан-Батист Поклен. Сын обойщика, Мольер стал ведущим драматургом времён короля Людовика XIV. Думаю, что мои читатели смотрели и другой французский фильм - «Король танцует» (2000), где роль выдающегося комедиографа сыграл французский актёр турецкого происхождения Чеки Карио. Произведения данного автора неоднократно ставились и экранизировались, в том числе и у нас. Мольер - один из популярнейших французских авторов. Среди ценителей его творчества - один из выдающихся французов в мировой истории император Наполеон I, который смотрел комедию «Тартюф» более 10 раз и изрёк: «Мир - это великая комедия, где на одного Мольера приходится с десяток Тартюфов». Пьеса Мольера «Тартюф» - одна из важнейших составляющих современной европейской и мировой культуры. Мольер является одним из классиков мировой драматургии. Его пьесы ставят во многих странах мира на самых разных языках. Такая картина предстаёт перед нами, когда мы начинаем интересоваться его творчеством.
Думаю, не стоит подробно пересказывать, как появилась эта пьеса и какие трудности ей пришлось преодолеть, чтобы появиться на сцене. Отмечу, прежде чем перейти к главному, что это стало возможно благодаря вмешательству короля, и потому Мольер написал в его честь оду в самом конце, которую произносит Офицер. Собственно, Мольер был придворным драматургом и режиссёром-постановщиком, который обслуживал его королевское величество и занимался вопросами пиара, нужного в целях укрепления монаршей абсолютной власти. Он выполнял госзаказы, например, по осмеиванию салонной оппозиции («Смешные жеманницы») или против политических амбиций третьего сословия («Мещанин во дворянстве»).
Как говорит официальное литературоведение, «Тартюф» - это «пьеса, прежде всего, о ханжестве, лицемерии и о том, как за благовидной личиной могут скрываться страшные пороки». Первые постановки вызвали шквал негодования со стороны влиятельных лиц, сумевших добиться её запрета. Среди них были мать короля, Анна Австрийская, а также президент Парижского парламента Ламуаньон и парижский архиепископ Перефикс. Стоит отметить, что пьеса появилась вовсе не в таком виде, в каком мы привыкли её читать и смотреть. Она имела три редакции - известная нам пьеса является именно третьим вариантом. Как сообщается, Мольер писал эту пьесу, основываясь на своих наблюдениях за деятельностью тайного религиозного общества - «Общества святых даров», которому покровительствовала вдовствующая королева. Действуя под девизом «Пресекай всякое зло, содействуй всякому добру», её члены главной своей задачей ставили борьбу с вольнодумством и безбожием. Проникая в частные дома, они, по существу, выполняли функции тайной полиции, ведя негласный надзор теми, кого подозревали, собирая факты, доказывающие их виновность. Члены общества проповедовали суровость и аскетизм в нравах, отрицательно относились ко всякого рода светским развлечениям и театру, преследовали увлечение модами. Именно против деятельности данного общества и выступил в своей пьесе Мольер. Стоит отметить, что в первой редакции пьесы Тартюф был священником. Против этого выступило это самое общество, в результате чего Мольер и решил переделать пьесу и сделать её героем тайного агента данного общества. По сути, это была личная месть обиженного автора. Однако, несмотря на смягчение под нажимом тогдашнего гражданского общества (наши господа либералы часто считают, что таковым являются только они одни, а люди, требующие, к примеру, запрета гнусного фильма «Матильда», таковым не являются), он всё-таки сохранил свою основную идею и смысл - «обличение ханжества и обманщиков, скрывающихся под личиной святости». В новом, итоговом, варианте Мольер развернулся - он сделал главного героя его не только ханжой, лицемером и развратником, но также предателем, доносчиком и клеветником, то есть, приписал ему все возможные смертные грехи. Хотя остальные герои, которые считаются положительными, пожалуй, ничем не лучше, чем тот, кто показан исчадием ада.
Тартюф проникает в дом, где после брака хозяина с молодой Эльмирой вместо прежнего благочестия царят вольные нравы, веселье, слышатся критические речи. Подобная семья была подозрительна и за ней, конечно же, была установлена слежка. Однако Мольер поворачивает дело так, что Тартюф - это банальный мошенник, главная цель которого - завладеть домом и имуществом Оргона. Это давало автору некоторый козырь - он мог в ответ на критику показать, что, дескать, это мошенник, прикрывающийся благочестием, а никакой не борец за исправление нравов. Но это было бы лукавством - автор сознательно был настроен против Общества и был готов сделать всё, чтобы его очернить, запачкать грязью и всевозможно оклеветать. Впрочем, уже тот факт, что героем первой редакции был священник, показывает, что Мольер явно посмел поднять руку на католическую церковь.
Впоследствии из «Тартюфа» выросла вся просветительская французская антиклерикальная литература XVIII века, главным автором которой был, конечно, Вольтер. Впрочем, просветители были настроены уже значительно более радикально, они взялись довольно серьёзно за борьбу с религией. Знаменитый Дени Дидро действовал не только через свои произведения, но и через «Энциклопедию». Всё это потом породит якобинцев и антирелигиозный террор во Франции в эпоху революции, когда в отношении храмов совершался вандализм, когда убивали священников, когда вводили разного рода культы вроде культов Разума и Верховного Существа. И долго ещё антиклерикалы будут бороться с церковью во Франции, делая всё, чтобы сократить её влияние, ослабить своих противников, опиравшихся на неё. В итоге, им это удалось. И сегодня Франция, во многом, пожинает плоды просветительской атаки на церковь - мы видим, как секулярная Франция капитулирует перед атаками исламистов, одержимых своей идеей и готовых убивать и умирать во имя её. Секуляристам же нечего противопоставить этим фанатикам. Все эти Je suis Charlie во главе с откровенным ничтожеством, по недоразумению называющимся президентом Франции, Франсуа Олландом смотрятся совершенно жалко и беззубо. Получилось то, что получилось. Tu l’as voulu, Georges Dandin! - если говорить словами из другой мольеровской пьесы. Vous l’avez voulu! Святитель Феофан Затворник очень хорошо сказал по поводу революции во Франции и о том, к чему она привела: "Как шла французская революция? Сначала распространились материалистические воззрения. Они пошатнули и христианские и общерелигиозные убеждения. Пошло повальное неверие: Бога нет; человек - ком грязи; за гробом нечего ждать. Несмотря однако на то, что ком грязи можно бы всем топтать, у них выходило: не замай! не тронь! дай свободу! И дали! Начались требования - инде разумные, далее полуумные, там безумные. И пошло всё вверх дном".
Собственно, обращаясь к началу нашего текста, мы видим, что в фильме «Последний урок» противостоят варварская культура арабских мигрантов, основанная на племенных понятиях и на исламе и французская светская секулярная культура, классиком которой и является Мольер. Мы прекрасно помним, как нам навязывали, всячески пихая в головы светскую советскую культуру, которая дополнялась «революционно-демократическими» авторами XIX века и тщательно выверенным подбором русских авторов. Из неё тщательно вытравливалась вся православная составляющая русской культуры. Советской культуре был не нужен Лесков (от него оставили для широкого читателя «Левшу», по каковой повести его и знают, в бобьшинстве своём, ну ещё, помимо того, ещё можно назвать «Очарованного странника»), не нужны были те произведения Достоевского и Гоголя, в которых те говорили о важности Православия и об опасности нигилизма, того, что потом станет основой большевицкого террора в отношении русского народа и православной Церкви. Большевикам было просто непереносимо от того, что в «Бесах» Фёдор Михайлович показал истинное лицо «пламенных революционеров». Тогда как показать «истинное лицо» Церкви для них было приятно. И бедных русских детей встречал на страницах Павка Корчагин, подсыпающий батюшке табаку в тесто - просто так, из вредности. Потом «просто так» такие же павки священников убивали, зачастую с откровенной жестокостью и изуверством. Если вспомнить, с каким зверством и с каким остервенением убивали русского царя с его семьёй…То же самое было и во Франции времён революции - это творили те, кого подзуживал «малый народ», описанный Огюстеном Кошеном и Игорем Шафаревичем. «Малый народ», впитавший в себя идеологию Просвещения, остервенело боролся против католической церкви - я писал выше о том, как вёл свою пропаганду Дидро, как действовал Вольтер, могу ещё назвать барона Гольбаха, также отметившегося на ниве атеистической пропаганды. Естественно, что Мольер был их любимым драматургом. Естественно, что они обожали «Тартюфа». А потом обзывали всех искренне верующих людей «тартюфами», всех, кто был очень благочестив и выделялся из числа остальных людей. «Малый народ» сразу замечал праведника, и немедленно бесов начинало корёжить, они набрасывались с яростью на него, стараясь его замазать и испачкать. Они выставляли его на посмешище и устраивали ему травлю. Белинский и ему подобные заклеймили глубоко православного Гоголя «Тартюфом Васильевичем», они не могли поверить в то, что он может быть человеком глубоко религиозным, что увидев, в каком грехе погрязло человечество, он просто не сможет написать второй том «Мёртвых душ». Их просто взбесили «Выбранные места из переписки с друзьями», где увидели Гоголя как искренне верующего православного человека и монархиста. Советское литературоведение просто исходило гневом и брызгало слюной, чёрной, чуть ли не демонической фигурой (хотя как раз демоническими можно назвать именно тех, кто это делал) духовника писателя - о.Матвея Константиновского. Бесов всегда корёжит от людей благочестивых и святых.
Вообще тот факт, что данная вещь была написана в форме пьесы для театра. Говорит о многом. Через театр гораздо легче передать какие-либо идеи, нежели через толстые трактаты. По сути же, светская культура ставит театр на одно из важных мест, считая его важным местом, которое выполняет функцию чуть ли не поучения, чуть ли не исправления нравов. Но правильно ли это? О.Иоанн Кронштадтский писал о театре следующее: «Театр усыпляет христианскую жизнь, уничтожает ее, сообщая жизни христиан характер жизни языческой. «Воздремашася вся и спаху» (Мф.25:5), между прочим этот гибельный сон производит в людях и театр. А потом что? Науки, в духе языческом преподаваемые, заботы житейские, усиленные донельзя, любостяжание, честолюбие, сластолюбие. Театр - школа мира сего и князя мира сего - диавола; а он иногда «преобразуется и в ангела светла» (2Кор.11:14), чтобы прельщать удобнее недальновидных, иногда ввернет, по-видимому, и нравственную пьеску, чтобы твердили, трубили про театр, что он пренравоучительная вещь и стоит посещать его не меньше церкви, а то пожалуй и больше: потому-де, что в церкви одно и то же, а в театре разнообразие и пьес, и декораций, и костюмов, и действующих лиц». Как верно сказано! Собственно, через театральную сцену тот «малый народ» пытается пронести свои установки, навязать обществу свои «ценности». И, в данном случае, «Тартюф» пытается показать, что нет людей благочестивых, что они - попросту ханжи и лицемеры, а нормальным считается жить легкомысленно, развлекаться и говорить возмутительные речи. Эльмира, которая вполне легко готова соблазнить человека для того, чтобы его изобличить перед мужем - а что если она так может сделать и просто так, уже для себя, не прикрываясь никакими «благими целями»? А жених Марианны, Валер? Не посещающий храма и заражённый вольномыслием, он был из породы тех аристократов, которые были в первых рядах революционеров, «шатавших режим», а потом с обрезанными волосами и связанными руками ехавших в телеге на гильотину. А тот же речистый Клеант? А дерзкая на язык и нахально ведущая себя с господами служанка Дорина? И эти люди что-то ещё могут судить об истинном благочестии? По сути, пьеса нам показывает, что есть два варианта - блудить прикрываясь благочестием и не прикрываясь. А жить благочестиво попросту никто и не может да и не надо - такой посыл следует из неё.
Театр учит чему-то с подмостков, пытаясь проповедовать. Но проповедь разумного, доброго и вечного, вечных истин - это то, что мы можем слышать каждый раз на литургии, когда священник с амвона возглашает нам о том, что мы должны любить ближнего, не делать зла, не гневаться, не творить зла, соблюдать Заповеди и стремиться к исправлению, к покаянию в грехах. Но «малому народу» это как раз не нужно, им нужно донести до людей то, что слушать церковную проповедь нельзя ни в коем случае. Поэтому они пытаются создать образ: вот, смотрите, вас попы учат как жить, а сами-то, сами… В ход идут «толстые попы на мерседесах», «часы Патриарха» и прочие мерзости и гадости, разного рода клевета. Как тут не вспомнить образцы советской сатиры - отец Фёдор в «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова и отец Елпидий в «Самоубийце» Эрдмана. Игорь Шафаревич писал о первых следующее: «Мне кажется, пора бы пересмотреть и традиционную точку зрения на романы Ильфа и Петрова. Это отнюдь не забавное высмеивание пошлости эпохи нэпа. В мягкой, но четкой форме в них развивается концепция, составляющая, на мой взгляд, их основное содержание. Действие их как бы протекает среди обломков старой русской жизни, в романах фигурируют дворяне, священники, интеллигенты -все они изображены как какие-то нелепые, нечистоплотные животные, вызывающие брезгливость и отвращение. Им даже не приписывается каких-то черт, за которые можно было бы осудить человека. На них вместо этого ставится штамп, имеющий целью именно уменьшить, если не уничтожить, чувство общности с ними как с людьми, оттолкнуть от них чисто физиологически: одного изображают голым, с толстым отвисшим животом, покрытым рыжими волосами; про другого рассказывается, что его секут за то, что он не гасит свет в уборной... Такие существа не вызывают сострадания, истребление их - нечто вроде веселой охоты, где дышится полной грудью, лицо горит и ничто не омрачает удовольствия». Отец Фёдор изображён корыстным и желающим обогатиться, а отец Елпидий призывает главного героя пьесы совершить самоубийство, которое, вообще-то, считается церковью страшным грехом - то есть, автор допускает сознательную и гнусную ложь.
Мы живём в мире, где под нападки на религию и традиционные ценности, когда «тартюфами» клеймят искренне верующих людей, нам протаскивают совершенно чуждые нам «ценности» - нам предполагается или стать трансгендерами-зоофилами, принять то, что содомия - это «нормально», или же принять шариатский порядок, где нет места христианской любви к ближнему, нет тех основ, которые создали европейскую цивилизацию. По сути же, европейцы проделали путь через Реформацию и Просвещение к прямому безверию. Католицизм оказался слаб перед угрозами, которые вставали всё это время и встают сейчас. Католические храмы закрываются, закрываются и лютеранские кирхи, которые переходят под приюты для мигрантов-агарян. Теперь условному Валеру не надо ходить в храм, он может пойти в гей-клуб, забыв про Марианну, куда взойдёт условный Ахмед и приведёт действие свой пояс шахида. И некому будет его уже спасти.
Наша страна пережила страшные гонения на веру, Церковь находилась в жесточайших условиях. Грабили, закрывали и рушили храмы, либо же переделывали под склады и туалеты или дома культуры. Убивали архиереев, священников, монахов и мирян. Но несмотря на эти гонения, Русская Православная Церковь выстояла и сегодня в России мы видим возрождение духовной жизни, мы видим, что люди идут в открывающиеся и строящиеся храмы, мы видим, что дети с детства имеют возможность узнать Слово Божие свободно. Но, конечно, безбожники и одержимые никуда не делись и нападки на Церковь, на Веру продолжаются со стороны представителей «малого народа». Они требуют крови, требуют уничтожить религию - причём, нападают они именно на православную веру, в отношении же ислама, например, они ведут себя тихо и скромно, а иудаизм не трогают вообще (и на то есть причины, поскольку нападки на него воспринимаются как антисемитизм, который является одним из жупелов «малого народа» - они часто предъявляют обвинения в нём там, где никакой ненависти к евреям нет и не было). Называя Православную Церковь «сектой», они умиляются, а то и совсем не обращают внимания на совершенно конкретные деструктивные секты.
Поэтому хочется сказать, завершая этот текст, следующее. Вместо иной легкомысленной пьесы, которая не только не учит нас ничему хорошему, в которой нет высокого нравственного примера, лучше всего прочесть жития святых, в которых можно найти много примеров для нравственного исправления, где можно увидеть примеры истинно христианской жизни. А в церковной проповеди можно услышать гораздо больше важного и душеполезного, чем с театральной сцены.