Встречи с творческой интеллигенцией
По теме: Дорогие гости | Дорогие гости #2 | С ответным визитом ... | Встречи с интеллигенцией
Оригинал взят у babs71 в Встречи с творческой интеллигенцией.Еще несколько фотографий Сергея Смирнова посвящены общению властей в лице Никиты Сергеевича Хрущева с "творческой интиллигенцией".
Иногда встречи проходили более-менее миролюбиво, как на этом снимке:
___
Здесь изображена встреча на госдаче в селе Семеновском и альбом датирует ее 1961-м годом. Однако писатель В. Тендряков датирует эту встречу 1960-м годом. Возможно, в альбоме ошибка в дате (они в нем встречаются, увы, часто), а может быть, это все-таки другая встреча. В любом случае, для ознакомления с атмосферой этих встреч я рекомендую рассказ Тендрякова "На блаженном острове коммунизма".
Вероятно, к этой же встречи относится и этот снимок Фурцевой с кинематографистами:
2.
Однако далеко не все встречи заканчивались столь благополучно. Одна из самых печально известных - посещение Хрущевым выставки МОСХа в Манеже в 1962-м году. Один из самых известных ее эпизодов - словесный поединок Хрущева с Эрнстом Неизвестным:
3.
Вот воспоминания некоторых художников, участвовавших в той выставке.
...
"Входит Хрущев, спрашивает, кто тут главный. Кто-то выталкивает Элия Белютина, руководителя студии при московском горкоме (работы этой студии висят на стенах). Белютин начинает что-то объяснять. Ильичев, курировавший в ЦК искусство, говорит: "Никита Сергеевич, главный не этот, главный вот тот", указывает на Неизвестного. "Ты пидарас?", интересуется Хрущев. "Нет, говорит Неизвестный. Дайте мне девушку, и я сейчас докажу". Хрущеву это нравится, он начинает слушать Неизвестного. Тот защищает интеллигенцию, объясняет ему величие Пикассо. "В этом человеке есть дьявол и ангел, говорит Хрущев. Дьявола мы уничтожим, а ангелу поможем".
...
"По воспоминаниям участника выставки художника Леонида Рабичева, негодование Хрущева было вызвано тем, что накануне ему доложили о разоблачении группы гомосексуалистов в издательстве "Искусство". Видно было, что он мучительно хотел понять, что это за картины, что за люди перед ним, как бы ему не попасть впросак, не стать жертвой их обмана. Но при всем при этом на фоне лиц-масок помощников, сопровождавших его, однозначно замкнутых, однозначно угодливых, однозначно послушных или однозначно безразличных, лицо Никиты Сергеевича отличалось естественной живостью реакций. В данном случае оно стало злым. Никита Сергеевич молчал около двух минут, а затем громко, с ненавистью произнес: "Говно!”. И, подумав, добавил: "Педерасты!”. И тут все сопровождавшие его государственные люди, как по команде, указывая пальцами то на одного, то на другого из нас, закричали: "Педерасты!”. Стоящий рядом с Рабичевым Суслов кричит: "Задушить!" "Арестовать их! Уничтожить! Расстрелять!" - кричат и другие члены правительства (Шелепин, Мазуров, Фурцева). Хрущев подходит к автопортрету Бориса Жутовского. "На два года на лесозаготовки", приказывает он. Вдруг кто-то обращает внимание на художника Алексея Колли и кричит: "Вот живой педераст!" Члены правительства и члены идеологической комиссии окружают его и кричат: "Живой педераст! Живой педераст!"
...
"Хрущев три раза обежал довольно большой зал, где были представлены 60 художников нашей группы. Его движения были очень резки. Он то стремительно двигался от одной картины к другой, то возвращался назад, и все окружавшие его люди тут же услужливо пятились, наступая друг другу на ноги. Со стороны это выглядело, как в комедийных фильмах Чаплина и Гарольда Ллойда. Первый раз Хрущев задержался на портрете девушки.
-Что это? Почему нет одного глаза? Это же морфинистка какая-то! с каждым словом его голос становился визгливее.
Начав с портрета девушки А. Россаля, Хрущев стремительно направился к большой композиции Л. Грибкова "1917 год".
-Что это такое? спросил Хрущев.
Чей-то голос сказал:
-1917 год.
-Что это за безобразие, что за уроды? Где автор?
В опустевший зал, где я остался стоять, неожиданно вошли два члена Политбюро, Полянский и Кириленко. Полянский направился ко мне и сказал:
-Не расстраивайтесь, товарищ Белютин, все не так плохо, как вам, наверное, кажется.
-Да я так не думаю, сказал я.
-Я хочу, сказал этот молодой (ему только что исполнилось 45 лет) государственный деятель, вам сказать от лица Идеологической комиссии, что 60 - 70 работ ваших и ваших товарищей, если вы этого захотите, будут помещены в нижних залах.
В этот момент вошли мои ученики. Студийцы окружили нас, и началась удивительно свободная беседа. Но вдруг издалека раздался истерический крик Хрущева. Его голос был визгливым и оглушающе пронзительным:
-Запретить! Все запретить! Прекратить это безобразие! Я приказываю! Я говорю!
Лица коллег Хрущева вытянулись. Наверное, за годы его правления они привыкли ко многому, но это уже было чересчур.
-И проследить за всем! И на радио, и на телевидении, и в печати поклонников этого выкорчевать!"
А вот фотография одного из самых заметных моментов встречи с интеллигенцией в 1963-м году - выступление Андрея Вознесенского.
4.
Вот как описывает этот эпизод в своих "Устных рассказах" Михаил Ромм:
"Ну-с, вот, вышел Вознесенский. Ну, тут начался гвоздь программы. Я даже затрудняюсь как-то рассказать, что тут произошло. Вознесенский сразу почувствовал, что дело будет плохо, и поэтому начал робко, как-то неуверенно. Хрущев почти мгновенно его прервал - резко, даже грубо и, взвинчивая себя до крика, начал орать на него. Тут были всякие слова: и «клевета», и «клеветник», и «что вы тут делаете?», и «не нравится здесь, так катитесь к такой-то матери», «мы вас не держим». «Вам нравится там, за границей, у вас есть покровители - катитесь туда! Получайте паспорт, в две минуты мы вам оформим. Громыко здесь?» - «Здесь». - «Оформляйте ему паспорт, пусть катится отсюда!»
Вознесенский говорит: я здесь хочу жить!
- А если вы здесь хотите жить, так чего ж вы клевещете?! Что это за точка зрения из сортира на Советскую власть!
И так далее. Трудно даже как-то и вспомнить весь этот крик, потому что я не ожидал этого взрыва, да и никто не ожидал, - так это было внезапно. И мне даже показалось, что это как-то несерьезно, что Хрущев сам себя накачивает, взвинчивает. Пока вдруг во время очередной какой-то перепалки, когда Вознесенский что-то пытался ответить, Хрущев вдруг не прервал его и, обращаясь в зал, в самый задний ряд, не закричал:
- А вы что скалите зубы! Вы, очкарик, вон там, в последнем ряду, в красной рубашке! Вы что зубы скалите? Подождите, мы еще вас выслушаем, дойдет и до вас очередь! Кто это?
Ему кричат:
- Аксенов.
- Ах, Аксенов? Ладно, послушаем Аксенова. Ну, продолжайте, - это он Вознесенскому.
Вознесенский не знает, что продолжать, говорит:
- Я честный, я за Советскую власть, я не хочу никуда уезжать.
Хрущев машет рукой:
- Слова все это, чепуха.
Вознесенский говорит:
- Я вам, разрешите, прочту свою поэму «Ленин».
- Не надо нам вашей поэмы.
- Разрешите, я ее прочитаю.
- Ну, читайте.
Стал читать он поэму «Ленин». Читает, но не до чтения ему: позади сидит Хрущев, кулаками по столу двигает. Рядом с ним холодный Козлов, Ильичев, который что-то на ухо Хрущеву говорит.
Прочитал он поэму, Хрущев махнул рукой:
- Ничего не годится, не годится никуда. Не умеете вы и не знаете ничего! Вот что я вам скажу. Сколько у нас в Советском Союзе рождается ежегодно людей?
Ему говорят: три с половиной миллиона.
- Так. Так вот, пока вы, товарищ Вознесенский, не поймете, что вы - ничто, вы только один из этих трех с половиной миллионов, ничего из вас не выйдет. Вы это себе на носу зарубите: вы - ничто.
Ну, разумеется, Хрущев не знал, что он в этот момент только цитировал знаменитое изречение Гитлера, которое было напечатано - на открытках, на альбомах печаталось в третьем рейхе - и которое звучало так: ты - ничто, твой народ - это все («Du bist nichts, dein Volk ist alles»). Так вот, повторил он это и предложил Вознесенскому зарубить на носу, что он - ничто.
Вознесенский молчит. Что уж он там пробормотал, не знаю, не помню, и Хрущев заканчивает так:
- Вот что я вам посоветую. Знаете, как бывает в армии, когда поступает новобранец негодный, неумеющий, неспособный? Прикрепляют к нему дядьку, в былое время из унтер-офицеров, а сейчас из старослужащих солдат. Так вот, я вам посоветую такого дядьку. Возьмите-ка в дядьки к себе Грибачева. Это верный солдат партии, он вас научит писать стихи, научит уму-разуму. Товарищ Грибачев, возьметесь обучить Вознесенского?
Грибачев с места:
- Возьмусь!
- Ну, вот так. Берите Грибачева в дядьки и запомните это. Идите."
P.S. Буду рад комментариям на тему кто есть кто на этих фото (потому как сам я могу опознать здесь далеко не всех).
Оригинал взят у babs71 в Встречи с творческой интеллигенцией.Еще несколько фотографий Сергея Смирнова посвящены общению властей в лице Никиты Сергеевича Хрущева с "творческой интиллигенцией".
Иногда встречи проходили более-менее миролюбиво, как на этом снимке:
___
Здесь изображена встреча на госдаче в селе Семеновском и альбом датирует ее 1961-м годом. Однако писатель В. Тендряков датирует эту встречу 1960-м годом. Возможно, в альбоме ошибка в дате (они в нем встречаются, увы, часто), а может быть, это все-таки другая встреча. В любом случае, для ознакомления с атмосферой этих встреч я рекомендую рассказ Тендрякова "На блаженном острове коммунизма".
Вероятно, к этой же встречи относится и этот снимок Фурцевой с кинематографистами:
2.
Однако далеко не все встречи заканчивались столь благополучно. Одна из самых печально известных - посещение Хрущевым выставки МОСХа в Манеже в 1962-м году. Один из самых известных ее эпизодов - словесный поединок Хрущева с Эрнстом Неизвестным:
3.
Вот воспоминания некоторых художников, участвовавших в той выставке.
...
"Входит Хрущев, спрашивает, кто тут главный. Кто-то выталкивает Элия Белютина, руководителя студии при московском горкоме (работы этой студии висят на стенах). Белютин начинает что-то объяснять. Ильичев, курировавший в ЦК искусство, говорит: "Никита Сергеевич, главный не этот, главный вот тот", указывает на Неизвестного. "Ты пидарас?", интересуется Хрущев. "Нет, говорит Неизвестный. Дайте мне девушку, и я сейчас докажу". Хрущеву это нравится, он начинает слушать Неизвестного. Тот защищает интеллигенцию, объясняет ему величие Пикассо. "В этом человеке есть дьявол и ангел, говорит Хрущев. Дьявола мы уничтожим, а ангелу поможем".
...
"По воспоминаниям участника выставки художника Леонида Рабичева, негодование Хрущева было вызвано тем, что накануне ему доложили о разоблачении группы гомосексуалистов в издательстве "Искусство". Видно было, что он мучительно хотел понять, что это за картины, что за люди перед ним, как бы ему не попасть впросак, не стать жертвой их обмана. Но при всем при этом на фоне лиц-масок помощников, сопровождавших его, однозначно замкнутых, однозначно угодливых, однозначно послушных или однозначно безразличных, лицо Никиты Сергеевича отличалось естественной живостью реакций. В данном случае оно стало злым. Никита Сергеевич молчал около двух минут, а затем громко, с ненавистью произнес: "Говно!”. И, подумав, добавил: "Педерасты!”. И тут все сопровождавшие его государственные люди, как по команде, указывая пальцами то на одного, то на другого из нас, закричали: "Педерасты!”. Стоящий рядом с Рабичевым Суслов кричит: "Задушить!" "Арестовать их! Уничтожить! Расстрелять!" - кричат и другие члены правительства (Шелепин, Мазуров, Фурцева). Хрущев подходит к автопортрету Бориса Жутовского. "На два года на лесозаготовки", приказывает он. Вдруг кто-то обращает внимание на художника Алексея Колли и кричит: "Вот живой педераст!" Члены правительства и члены идеологической комиссии окружают его и кричат: "Живой педераст! Живой педераст!"
...
"Хрущев три раза обежал довольно большой зал, где были представлены 60 художников нашей группы. Его движения были очень резки. Он то стремительно двигался от одной картины к другой, то возвращался назад, и все окружавшие его люди тут же услужливо пятились, наступая друг другу на ноги. Со стороны это выглядело, как в комедийных фильмах Чаплина и Гарольда Ллойда. Первый раз Хрущев задержался на портрете девушки.
-Что это? Почему нет одного глаза? Это же морфинистка какая-то! с каждым словом его голос становился визгливее.
Начав с портрета девушки А. Россаля, Хрущев стремительно направился к большой композиции Л. Грибкова "1917 год".
-Что это такое? спросил Хрущев.
Чей-то голос сказал:
-1917 год.
-Что это за безобразие, что за уроды? Где автор?
В опустевший зал, где я остался стоять, неожиданно вошли два члена Политбюро, Полянский и Кириленко. Полянский направился ко мне и сказал:
-Не расстраивайтесь, товарищ Белютин, все не так плохо, как вам, наверное, кажется.
-Да я так не думаю, сказал я.
-Я хочу, сказал этот молодой (ему только что исполнилось 45 лет) государственный деятель, вам сказать от лица Идеологической комиссии, что 60 - 70 работ ваших и ваших товарищей, если вы этого захотите, будут помещены в нижних залах.
В этот момент вошли мои ученики. Студийцы окружили нас, и началась удивительно свободная беседа. Но вдруг издалека раздался истерический крик Хрущева. Его голос был визгливым и оглушающе пронзительным:
-Запретить! Все запретить! Прекратить это безобразие! Я приказываю! Я говорю!
Лица коллег Хрущева вытянулись. Наверное, за годы его правления они привыкли ко многому, но это уже было чересчур.
-И проследить за всем! И на радио, и на телевидении, и в печати поклонников этого выкорчевать!"
А вот фотография одного из самых заметных моментов встречи с интеллигенцией в 1963-м году - выступление Андрея Вознесенского.
4.
Вот как описывает этот эпизод в своих "Устных рассказах" Михаил Ромм:
"Ну-с, вот, вышел Вознесенский. Ну, тут начался гвоздь программы. Я даже затрудняюсь как-то рассказать, что тут произошло. Вознесенский сразу почувствовал, что дело будет плохо, и поэтому начал робко, как-то неуверенно. Хрущев почти мгновенно его прервал - резко, даже грубо и, взвинчивая себя до крика, начал орать на него. Тут были всякие слова: и «клевета», и «клеветник», и «что вы тут делаете?», и «не нравится здесь, так катитесь к такой-то матери», «мы вас не держим». «Вам нравится там, за границей, у вас есть покровители - катитесь туда! Получайте паспорт, в две минуты мы вам оформим. Громыко здесь?» - «Здесь». - «Оформляйте ему паспорт, пусть катится отсюда!»
Вознесенский говорит: я здесь хочу жить!
- А если вы здесь хотите жить, так чего ж вы клевещете?! Что это за точка зрения из сортира на Советскую власть!
И так далее. Трудно даже как-то и вспомнить весь этот крик, потому что я не ожидал этого взрыва, да и никто не ожидал, - так это было внезапно. И мне даже показалось, что это как-то несерьезно, что Хрущев сам себя накачивает, взвинчивает. Пока вдруг во время очередной какой-то перепалки, когда Вознесенский что-то пытался ответить, Хрущев вдруг не прервал его и, обращаясь в зал, в самый задний ряд, не закричал:
- А вы что скалите зубы! Вы, очкарик, вон там, в последнем ряду, в красной рубашке! Вы что зубы скалите? Подождите, мы еще вас выслушаем, дойдет и до вас очередь! Кто это?
Ему кричат:
- Аксенов.
- Ах, Аксенов? Ладно, послушаем Аксенова. Ну, продолжайте, - это он Вознесенскому.
Вознесенский не знает, что продолжать, говорит:
- Я честный, я за Советскую власть, я не хочу никуда уезжать.
Хрущев машет рукой:
- Слова все это, чепуха.
Вознесенский говорит:
- Я вам, разрешите, прочту свою поэму «Ленин».
- Не надо нам вашей поэмы.
- Разрешите, я ее прочитаю.
- Ну, читайте.
Стал читать он поэму «Ленин». Читает, но не до чтения ему: позади сидит Хрущев, кулаками по столу двигает. Рядом с ним холодный Козлов, Ильичев, который что-то на ухо Хрущеву говорит.
Прочитал он поэму, Хрущев махнул рукой:
- Ничего не годится, не годится никуда. Не умеете вы и не знаете ничего! Вот что я вам скажу. Сколько у нас в Советском Союзе рождается ежегодно людей?
Ему говорят: три с половиной миллиона.
- Так. Так вот, пока вы, товарищ Вознесенский, не поймете, что вы - ничто, вы только один из этих трех с половиной миллионов, ничего из вас не выйдет. Вы это себе на носу зарубите: вы - ничто.
Ну, разумеется, Хрущев не знал, что он в этот момент только цитировал знаменитое изречение Гитлера, которое было напечатано - на открытках, на альбомах печаталось в третьем рейхе - и которое звучало так: ты - ничто, твой народ - это все («Du bist nichts, dein Volk ist alles»). Так вот, повторил он это и предложил Вознесенскому зарубить на носу, что он - ничто.
Вознесенский молчит. Что уж он там пробормотал, не знаю, не помню, и Хрущев заканчивает так:
- Вот что я вам посоветую. Знаете, как бывает в армии, когда поступает новобранец негодный, неумеющий, неспособный? Прикрепляют к нему дядьку, в былое время из унтер-офицеров, а сейчас из старослужащих солдат. Так вот, я вам посоветую такого дядьку. Возьмите-ка в дядьки к себе Грибачева. Это верный солдат партии, он вас научит писать стихи, научит уму-разуму. Товарищ Грибачев, возьметесь обучить Вознесенского?
Грибачев с места:
- Возьмусь!
- Ну, вот так. Берите Грибачева в дядьки и запомните это. Идите."
P.S. Буду рад комментариям на тему кто есть кто на этих фото (потому как сам я могу опознать здесь далеко не всех).