Люди. Ускользающая жизнь: Лесостепное, Ч.1/6
Люди. Ускользающая жизнь
Я мог бы назвать этот проект "Уходящей натурой", ведь намерен рассказать о встречах с людьми и явлениями, которых, вероятно, уже и нет в нашем мире.
Мне часто так и говорят: "Надо же, сколько у тебя запечатлено уходящей натуры!" Но "натура" - это природа, стереотип не работает. Все же я хочу рассказать о жизни, а не о природе. Настоящей, невыдуманной; она хоть и неказиста, эта "сермяжная правда", но ведь порой хочется натурального продукта (эх, без производного от слова "натура" не обошелся...), а не каких-нибудь "чипсов" с усилителями вкуса и консервантами, которые преподносят глянцевые журнали и топ-блогеры.
Путешествия по глубинной России дарили мне сонмы встреч. Эти годы были удивительны, и, вероятно, большего счастья мне уже не испытать. И уже неважно, в каких "эмпиреях" обитают те, к кому мои зачастую запутанные и тернистые пути однажды привели.
Фото и текст © Геннадия Михеева
В оглавлениеПроект «Люди»
Лесостепное (часть первая)
Необычайные приключения чайника Пушкина
В селе Нижний Мамон бытует старинная легенда. Работали как-то крестьяне в поле, а в это время по проезжей дороге неслась повозка, запряженная двумя лошадьми. Экипаж остановился. Вылез из него барин, видно, нужду справить, а потом подзывает одного из мужиков: «Нет ли у вас, мол, водицы испить?».
Воды не было, А был квас в кувшине, но мужик сначала перетрухнул, упал барину в ноги, думал, сам царь остановился проверить своих незадачливых подданных. Невысокий, с пышными бакенбардами путник успокоил испуганного мужика: «Мол, успокойся, никакой я не царь, а всего лишь сочинитель, и зовут меня Пушкин». А, попробовав холодного кваску из кувшина, так был доволен, что презентовал пейзанину некий странный сосуд с ручкой и носиком, и повозка унеслась на юг, в неведомую даль.
2.
Посмотреть на диковинку сбежалось все местное население. До этого памятного дня в Мамоне чайников не видали. Долго еще чудной предмет ходил из семьи в семью, удивляя крестьян изысканностью барского быта. Почитай, это была сельская реликвия. Много всего такого пережила мамонская земля, преимущественно сермяжного, но чайник таки сохранили.
3.
Историю эту рассказали мне в том самом селе Нижний Мамон, в небольшом сельском музейчике, главным экспонатом которого и является тот самый чайник, уже порядочно помятый, паяный и луженый. Он прошел все революции и войны, его всегда старались упрятать от недобросовестных рук, ибо безмерно почитали. И я подумал о двух вещах. Во-первых, даже в Михайловском не осталось ни одной достоверной пушкинской вещи. А во-вторых, наверное, совершенно неважно, достоверна ли мамонская легенда. Важнее необыкновенная любовь, с которой мамонцы собрали свой музей, спасая от тлена каждый предмет своего старинного быта. За что им безмерное спасибо.
4.
Уже дома я попытался найти упоминание о вышеописанном событии у самого Пушкина. И нашел только следующее, в «Путешествии в Эрзурум»: «...До Ельца дороги были ужасны. Несколько раз коляска моя вязла в грязи, достойной грязи одесской. Мне случалось в сутки проехать не более пятидесяти верст. Наконец увидел я воронежские степи и свободно покатился по зеленой равнине...». Это собственно, вся мемория, которую Александр Сергеич оставил о своем пребывании на Воронежской земле.
А у нас-то - размах!
…Нашел я его мастерской. Несколько метров, разделяющих дом с сараем, который, как выяснилось, мастерской и называется, буквально заполнены были… домашней птицей. Переступая через пернатых и пытаясь прикинуть, сколько здесь видов птиц, я сбился со счета: по двору вальяжно расхаживали утки, индюки, куры, индоутки, индюки...
5.
Мастер, вопреки моим ожиданиям, делал не очередную птицу (раньше я уже видел его шикарных орлов), а сооружал какую-то деревянную конструкцию. Как объяснил он, это будет комплект мебели. Для дочери. Вскоре переместились к нему в дом; Погонин показал все резные вещи, которые у него есть (еще не успел раздать), а потом я услышал его основательный рассказ:
6.
- …Да вот, недавно было: привожу я одного в белой горячке, ну, врач спрашивает, как обычно, какие жалобы, что беспокоит. Тот: «Я абсолютно здоровый человек.» Врач подает белый лист бумаги: «Объясните, что здесь нарисовано?» - «А вы что, слепые? Вот Ленин, а вот Сталин…» Но смешное у нас бывает редко. Я работаю фельдшером на скорой. А бригада у нас состоит из водителя и фельдшера, все. И всего в районе у нас два поста. Приходится одному решать все вопросы, от белой горячки до рожениц. Но с роженицами меня пока Бог миловал, все были довезены благополучно. У нас аварии часто бывают (федеральная трасса проходит через район), вот с ними порой приходится «попахать». Только, когда в мастерскую приходишь - душой отдыхаешь…
- По идее, Юрий Иванович: голова есть, руки есть, ведь можно же бросить на фиг эту работу, тяжелую, и, по сути, неблагодарную, - пойти рубить дома, мебель резать…
7.
- Кто ж его знает? И привычка, и друзья там все. Коллектив. Хотя, иногда и надоедает… дерево - это моя вторая жизнь. Первое, все-таки, медицина. В медицине сердце, а в дереве душа моя. Сколько я себя помню, или рисовал, или резал. А дерево с рисунком взаимосвязано. Начинал, конечно, с мелочи. Плотничал понемножку, и первое, что сделал - «вертушку», дверь закрывать. А дед у меня очень здорово коней из дерева вырезал. Доску брал - топориком, ножовкой, стамеской поколдует - и коники, как живые получаются. Я недавно таких же, как и у деда попытался сделать. На воротах. Говорят, получилось. Тут цыгане проезжали - аж хруст позвонков слышен был - так им лошади понравились. Шеи воротили! Им уж очень понравилось движение лошадей. Они ж кавалеристы врожденные.
Когда меленьким был, то, что дед делал, было для меня верхом совершенства. Я сам пытался так же делать, кухонным ножом старался «сообразить». Где-то в пятом классе отец мне топорик купил, и, когда я к нему сам топорище выточил для меня это праздник был! Дед увидел, что я сделал, повертел, повертел: «Толк будет!»
Сюжетов у меня много. Одних только орлов я штук двести сделал, но это не самое любимое. Орлы - это жизнь требует: люди просят, и повторяться приходится. Чтобы на хлеб заработать. Я не спекулянт, недорого беру, но знаете ведь, какая зарплата сейчас у медиков…
Больше всего люблю сказочные сюжеты и исторические персонажи. Зверей люблю: я ж деревенский житель. Баба Яга, Змей Горыныч - это ж наши персонажи, русские. В Горыныче том, что у меня под потолком висит, есть даже что-то мистическое. Тут ко мне корреспондент пришел: и так снимать пытается, и эдак, - а вспышка-то не срабатывает! Так он и не снял его. А может, с аппаратурой что связано?
8.
Есть еще кое-что в задумке, но никак не осуществлю. Ермака хочу вырезать. И Александра Невского. В общем, по истории России. И Пушкина с ними. И вот, именно ансамбль такой: воины и Пушкин, как величайший из наших поэтов (мало он, к сожалению, пожил).
Люблю монументальные вещи. По честному сказать, мне мелочевка, игрушки там всякие, не нравятся. Что-то несерьезное. Мы же живем в России! Это величина, это страна-то какая, елки! В этом российское что-то, а не какое-то там азиатско-китайское… У них там нецке идут, а у нас-то размах! Хоть я и живу тут, в Кривополянье, но это же часть России…
Хранитель времени
Ветер свистит во всех щелях, рождая жутковатую мелодию. Кажется, что неведомая сила хочет таким способом напугать, отвлечь, сбить мысли в бесформенную кучу. Колени мои немного дрожат. Хотя отсюда видно лишь кусок неба, перед глазами стоит путь проделанный нами минуту назад: сырой кирпичный каземат, где приходилось переступать сразу через две ступеньки на ощупь, шатающиеся полусгнившие помосты, деревянные лестницы, и город под ногами... Поднимаясь, мы будто воспаряли над ним; в каждом следующем ярусе город, удаляющийся от нас, становился все меньше и меньше.
9.
Конечно, страшно только мне, и то - с непривычки. Ведь что такое - 46 метров? Всего лишь, 12-этажный дом... Именно на этой высоте расположен механизм часов. Мой провожатый вовсе не волнуется. На его лице я замечаю выражение какого-то... вдохновения, что ли. Николай Николаевич осматривал ме-е-едлено и совсем тихо перекатывающиеся шестерни с какой-то, показалось мне, особенной нежностью. Так дедушки обычно глядят на своих внуков. Но это немного погодя: вначале пришлось, чертыхаясь, выбирать из часовой комнаты грязь. Купол гниет и за неделю на полу собирается целая куча из осколков кирпичей, земли и птичьего помета. Сам механизм защищает от мусора специальная крыша. Купол никогда не пытались чинить, так как на 60-метровую высоту устремленного в небо конуса подняться никто не решается.
10.
Николай Николаевич Войнов “командует” курантами с 1974 года. Должность его носит название “часовой смотритель”. А это значит, что на Николае Николаевиче лежит обязанность не только заводить куранты, но и ухаживать за механизмом, ремонтировать его и преодолевать разнообразные нештатные ситуации. А таковые возникают непрестанно.
Так, однажды, в день завода (это делается раз в неделю, по четвергам) Войнов, крутя ручку завода, услышал под собой глухой, но довольно долгий грохот. Когда он глянул вниз через люк, то с ужасом обнаружил, что груз, весящий, между прочим, 140 килограмм, сорвался с троса и, падая, проломил несколько лестничных пролетов. Внутри колокольни звук, наверное, гасился и до города звук обвала не донесся. Вначале Николай Николаевич попробовал спуститься, но его попытка окончилась неудачно. Что делать? Под тобой добрых 30 метров (до каменного пола), крика никто не услышит - его ветер относит далеко за реку. Решил взбираться наверх - звонить в курантовский колокол. Сначала на звук набата никто из горожан не реагировал - мало ли, кто там шуткует - но где-то минут через двадцать яростной Войновской попытки из здания городской администрации (оно ближе всего к колокольне) вышли ничего не понимающие люди. Когда они подошли поближе, Николай Николаевич стал кричать: “Обрушилось!..” Но те ничего не могли расслышать. Войнов пытался показать свое положение жестами, он размахивал руками, и кто-то из стоящих внизу наконец понял, что часовщика надо спасать. Вызвали пожарную машину и при помощи тросов героя нашего спустили на грешную землю.
11.
Нет худа без добра: новые перекрытия, которые соорудили вскоре, служат верой и правдой по сей день. Правда, новые тросы и новые лесенки Войнову пришлось в одиночку поднимать.
Вот уж не подозревал Коленька Войнов в детстве, что придется ему однажды “принять командование” над Болховскими курантами... Когда он был еще ребенком, частенько они с друзьями лазили по запустелым церквам родного города. Тогда их было почти три десятка. Самым большим и таинственным казался мальчикам Спасо-Преображенский собор, на колокольне которого куранты и находились. Посмотреть куранты изнутри хотелось всем. Но немногие решались это сделать - страшно. Коля знал, что за курантами следит один мужик, инвалид войны, которого все попросту звали Юрой. Коленька однажды дождался инвалида у колокольни и заканючил: “Юр, а Юр, покажи часы!” И тот - согласился. Он долго объяснял мальчику что к чему, показывал тонкости часовой механики, помогал спуститься - оказалось, что лезть вниз втрое тяжелее, чем вверх.
12.
Коленька не запомнил ничего из того, что рассказал тогда Юра (осталось только смутное воспоминание о страхе высоты) и о своем детском приключении забыл на многие десятилетия. Когда он повзрослел, работал и шахтером, и водителем, и столяром. Теперь, почти сорок лет, Николай Николаевич - мастер по швейным машинам. Должность часового смотрителя для него - нечто вроде хобби.
В 74-м году сосед, милиционер, предложил Николаю Николаевичу заняться курантами. Инвалид Юра к тому времени умер, и за часами ухаживали разные люди, в результате чего они непрестанно останавливались. Войнов считался хорошим механиком и надежда была, в общем, только на него одного. Другие из известных механиков в Болхове были, мягко говоря, выпивающими, что вряд ли годилось для такой работы. Николай Николаевич перво-наперво отказывался (высоты он боялся) но обещанные 30 рублей приработка возымели свое действие и в один не очень погожий четверг он во второй раз в жизни поднялся на колокольню...
13.
Колокольня в свое время была пристроена к Спасо-Преображенскому собору. Храм этот имеет необыкновенную историю. В 1666 году на месте нынешнего собора Иван Иванович Ржевский (предок Пушкина и, возможно, легендарного поручика Ржевского) построил церковь. Купеческий город разрастался, и к ХIХ веку кафедральный собор не смог вместить в себя всех прихожан. Купцы порешили строить новый храм, для чего в столицу отправили соответствующую просьбу. Бюрократическая машина работала по-русски небыстро и ответа купцы ждали долго. Чтобы не тратить времени, решили начать строить собор... над старым. Возводили стены с тем соображением, что, если придет отрицательный вердикт, их можно было бы разобрать. Когда ответ из Синода пришел (он был положительным), над старой церковью новый собор уже был возведен. Старину разобрали и к 1851 году новенький Спасо-Преображенский собор, могущий вместить одновременно четыре с половиной тысячи прихожан, предстал пред городом во всей своей красе.
14.
А вот дата установки курантов ныне утеряна. Известно только, что подарил их городу обыкновенный губернский доктор Петр Михайлович Соломко. Да, были времена, когда обыкновенные врачи могли на вполне легальный заработок делать такие безвозмездные подарки... А вот купцы Болховские после постройки собора совершили одну непоправимую глупость: когда разрабатывался план строительства железной дороги, они воспрепятствовали проложению ее через Болхов; боялись, что в таком случае товары российских конкурентов вытеснят их мануфактуры. Вскоре Болхов зачах, и жизнь в нем пришла в упадок. Нынешнее состояние города видно хотя бы по виду Спасо-Преображенского собора, который не знал руки реставратора вот уже столетие. Хотя, я лично стал свидетелем знаменательнейшего события: через два дня после нашей с Николаем Николаевичем встречи жители города провели первый субботник по восстановлению собора. Начали пока с выноса из храма вековой грязи...
На часовом механизме никаких надписей не осталось. Когда Войнов принял хозяйство, по привычке механика он решил тщательно промыть и прочистить механизм. “По внешнему виду они стали красивыми. Но ходить - не ходили...” Часы намертво встали. В чем дело? Стал мастер разбираться. Вспомнилась ему давнишняя экскурсия с Юрой, но ничегошеньки он не помнил. Но понимал, что в любом устройстве должно быть “сердце”. И Николай Николаевич нашел его.
15.
Он понял, что куранты устроены так же, как простые “ходики”: в них есть груз (который впоследствии так драматично оборвался), маятник, шестеренки. Среди шестерней самая главная - анкерное колесо. Зубья анкерного колеса попеременно толкают две “лопаточки”, которые и приводят в движение остальные шестерни. Мастер стал прислушиваться к биению “лопаточек”, сравнивать, находить оптимальный ритм. И понял, наконец, что куранты не останавливаются лишь в том случае, если звук обеих “лопаточек” совершенно одинаков. То есть звук должен быть не “тик-так-тик-так”, а четко: “так-так-так-так”. И по сей день Войнов настраивает часы “на слух”.
А чистить механизм надо очень осторожно. Так как он ведет себя почти как живой организм и не любит перемен. Пусть будут на шестернях наросты спекшийся смазки, но зато - колеса будут исправно крутиться. Только успевай заводить часы. Но вот колокол почаще надо чистить: тогда он звучит особенно певуче и даже таинственно как-то. В сутки куранты “бьют” 96 раз: обозначая часы нужным количеством ударов и добавляя по удару посередине часа. Николай Николаевич очень любит подсчитывать, сколько всего куранты “пробили” за свой век. Хоть дата их рождения утеряна, но точно, что часам не менее 130 лет. За это время колокол пробил 4555200 раз!
16.
Часто между колесами механизма застревают птицы. Крыльями, лапками, хвостами - их нехитрое любопытство приводит к увечьям и к тому же нарушают размеренный ход часов. Но большими злодеями, как всегда, показывают себя люди. Особенно - молодежь. Замок на часовой комнате ломали с периодичностью в неделю, поэтому Николаю Николаевичу пришлось изобрести специальную стальную коробочку для замка, чтобы к нему нельзя было дотянуться “фомкой”. Но и теперь пылкие молодые сердца умудряются проникать в запретную комнату. Однажды “ребятишки” исхитрились погнуть штанги, ведущие к циферблатам (их три и диаметром они больше двух метров). Две штанги даже оторвались. Давно, во время войны, советский снаряд попал в один из циферблатов (“выкуривали” немецкого снайпера), но и он не смог принести такого урона - лишь сколок со стены напоминает о нем. Когда мастер поднялся к себе, так и обмер: “Ну, все, отработались мои часики...” Ремонт занял неделю. С рассвета и до темна Николай Николаевич просиживал в часовой комнате - и все-таки знакомый колокольный звон вновь наполнил окрестности. Одно время колокольню опоясывали леса (лучший способ погубить памятник), и другие “герои”, подобравшись к колокольне, своротили втулки на стрелках. В каждом циферблате по маленькому люку, в который пролазает лишь голова и одна рука. Стрелки между тем безвольно болтаются - не подлезешь к ним, и поломанная втулка совершенно недоступна. А снаружи работать - все равно как из космоса. Долго мастер раздумывал, и решил проточить в циферблате маленькую канавочку вокруг втулки, а на оставшийся кончик одеть кронштейн. Придуманное усовершенствование действует по сей день.
17.
Продолжили мы общение у Войнова дома. Честно говоря, на земле я чувствовал себя намного уверенней: ощущение только что перенесенной опасности переросло в не совсем ясное возбуждение (еще бы, ведь приличная доза адреналина “ударила” в голову). А как же мастер, боится ли он? Оказывается... иногда боится, даже сейчас, на четвертом десятке лет своих отношений с курантами. Особенно страшно зимой, но - не наверху, а по пути наверх, когда ступеньки превращаются в сплошную ледяную горку. На завалинке у дома сидела супруга Николая Николаевича, Лариса Алексеевна.. Вела беседу с соседкой. Решился спросить у нее:
- Не страшно вам за мужа?
- Ну, это такая историческая вещь... Весь город ими гордится! Я, правда, очень переживаю, особенно - зимой. Так вот придет когда позже, я ему: “Ну что же ты не звонил, не передавал, что задержишься?.. Бросай ты это дело!” Нет. Он, пока ползает, свои куранты не оставит. Только, на молодых злоба у меня.
- ?
- Да, рушат все. То и дело норовят что сломать.
18.
Николай Николаевич добавляет:
- Я стараюсь их, детишек, собирать - и вожу туда на экскурсию. Они ж с таким восторгов всегда смотрят!
- Лариса Алексеевна, а сами вы были там?
- Да! Голова-то у меня не кружится, но туда-то ползти... ужас! Но - я так понимаю - кому-то надо делать это...
По расчетам мастера, при правильном уходе механизм курантов вполне способен прослужить еще двести лет. На его век, как говорится, хватит. Ну, а дальше... Дальше время само решит, что там будет.
Адам и Ева
Пенсия в 4500 рублей, мягко говоря, не совсем удовлетворяла пенсионера Александра Александровича Назарова. И он решил пополнять семейный бюджет, рисуя картины для заказчиков.
19.
Тем более, что и талант для этого имелся. Хоть Сан Саныч и проработал всю почти жизнь стеклодувом, стремление писать картины он имел всегда. Даже, когда в молодости воевал в десантных войсках, выполнял многие художественные работы по приказу начальства, а, уйдя на пенсию, и вовсе целиком себя посвятил художеству.
Заказы от обывателей города Ельца в основным были немудреные: то девушку с юношей на качелях нарисуй, то «Диану» какую-нибудь, или, прости Господи, «Афродиту»... А вот сейчас по просьбе одного зажиточного товарища он пишет такой сюжет: миленькая девочка на берегу пруда кормит уточек. Пошловато, но жить как-то надо... Тем более есть отдушина: картины «для себя», то есть те, которые он ни при каких условиях не продаст.
Первая супруга Назарова умерла давно. Трагедия эта отразилась в его живописи. Он написал тогда картину «Родительская суббота», на которой изобразил свою дочь, ставящую в церкви свечку. Потому как дочка редко стала навещать. А потом создал эпохальное полотно «Нищий и Фортуна», где в образе нищего нарисовал самого себя, а Фортуной... стала просто идеальная женщина. Мечта. Жить с такими мыслями дальше не хотелось.
Так и жил бобылем, пока... Пока не повстречались они однажды с женщиной, тоже пожилой и одинокой, которую зовут Клавдией. У нее тоже были свои дети, и они долго приглядывались друг к другу, пока не поняли, что теперь им не прожить друг без друга, как в той песне поется.
20.
И Назарова прорвало! Он стал писать женщин... Прекрасных и таинственных, и всех - по воображению. Но более всего пришелся к его душе простой сюжет: Адам и Ева. Себя и Клавдию Михайловну он как раз представлял этими библейскими героями. Сразу несколько картин он написал на тему Адама и Евы. И понял: всегда надо чувствовать себя тем самым Адамом, перед которым стоит самое прекрасное, что может быть на Земле - женщина...
Жаль только, что теперь любимый сюжет не очень-то нравится заказчикам и приходится для этих темных людей малевать девочек с уточками...
О Михаилах: Архистратиге, Потапыче и прочих
Горний мир, хоть и совершенен по своей сути, но обладает чрезвычайно сложной и запутанной иерархической системой. Не знаю уж, откуда об этом узнали люди (может, сочинили?..), но почему-то Горний мир считается вполне изученным. Даже ангелы имеют степени старшинства, которых насчитывается целых девять. Высший ангельский чин - архангел. Ангельских «вождей» немного. Это: Гавриил, Рафаил, Уриил, Салафиил, Иегудиил, Варахиил, Иеримиил. Традиционно, над ними имел старшинство Михаил, который и переводится с древнееврейского, как «равный Богу».
21.
Древний русский апокриф повествует о том, что, когда Господь воспылал гневом на Сатанаила и его присных, превратившихся в «аггелов», он повелел Михаилу свергнуть его с небес в преисподняя, что и было исполнено. Предание утверждает, что «сверзил Михайла-архангел с небеси сатанино воинство, и попадало оно на землю в разные места, и пошли с той поры на земле Водяные, Лешие и Домовые.» Более точно звание Михаила звучит: «архистратиг», что означает - «главный воин». Старинная книга утверждает: «Како огнь зачался? Архангел Михаил зажег его от зеницы Божьей.» А в последние мгновения существования бренного мира, на Страшном суде, после того, как «потопие» омоет матушку-землю от грехов, «сойдет Михаил - батюшка, вострубит в трубную золоту, и пойдут гласы по всей земли, разбудят мертвых и вызовут их из гробов».
Михаил-архангел стоит на страже смерти. Он ведет неустанную битву с духами преисподней, обступающими смертное ложе и на него возложена перевозка душ праведных через огненную реку, отделяющую земную жизнь от вековечной. Изначально принимал со смертного одра души усопших архангел Гавриил, но вот однажды (как рассказывается в одном народном поверье) послал его Господь по душу к бедняку захудалому у которого одно богатство было - семеро по лавкам. Пожалел осиротить семью посланец Божий - вернулся он в высшему престолу: «как уморить его, Господи! Ведь у него малые детки, они, несчастные, погибнут от голода...» Воспылал гневом Господь, взял у Гавриила меч и вручил его Михаилу-архистратигу. Но и тот не мог поразить мечом бедняка, - и его разжалобили горькие слезы рыдавших возле смертного одра. «Жалко мне поразить этого человека!» - воззвал он ко Вседержителю. И завязал Господь ему уши, чтобы не мог он слышать плача людского; и сошел архангел на землю, и принял в свои руки душу человеческую...
Празднование Михайлова дня (21 ноября) в селе Архангельском начинается с выполнения некоторых обрядовых действ. Прежде всего, нужно ублажить Дворового, который считается младшим братом Домового. Крестьянину не след ссорится с Дворовым если он хочет, чтобы не только в его доме, но и вокруг все было по-доброму, по-хорошему в грядущую зиму. «Не ублажи Дворового до Михайлова дня - уйдет он со двора, а на свое место пришлет Лихого!» На утренней зорьке хозяйка, стоя на крыльце избы с помелом, приговаривала: «Батюшка Дворовой! Не уходи! Не разори двор, животину не погуби, Лихому пути-дороги не покажи!» После этого помело обмакивалось в дегтярницу и по стене со стороны двора проводилась дегтем полоса. Завидев полосу, Лихой чуть не за версту обходит двор.
Для села Архангельское Михайлов день - престольный праздник. Об этом напоминает печального вида церковь, естественно, носящая имя архистратига. На сей раз сюда приехал батюшка и провел в храме службу, с крестным ходом. А потом молодежь объезжает дворы. Село немаленькое, а потому не всякий хозяин удостаивается внимания. Михаилов поздравляют всех: от самого молодого и до самого пожилого. На сей раз молодым оказался Михаил Борисович Демин, четырех годов от роду; пожилым - Михаил Михайлович Меркулов - заслуженный механизатор. А как не зайти в избу к Антонине Ермиловне Киреевой, где собрались Архангельские кружевницы? Ведь это не выдумка: в Архангельском издавна женская половина долгими зимними вечерами просиживала за коклюшками, рождая сказочные плетеные цветы, так напоминающие неповторимые узоры рисуемые на стеклах волшебницей-зимой. Как в старину, в каждом почти доме стучат коклюшки, убаюкивая своим мерным звоном (они «поют» совсем как буддистские деревянные колокольца!) и унося в далекое невозвратное детство.
22.
23.
24.
25.
26.
27.
28.
29.
30.
31.
32.
Всего Михаилов в Архангельском семеро, и никого не забыли поздравить. Да! Забыл ведь: есть и восьмой Михаил. Зовут его Михайло Потапыч. Из лесу приходит он в этот день - сельчан поздравить, да и самому повеселиться от души. Ну, конечно, Мишка на совсем настоящий, но, если немного довообразить, то... не просто такой же он, как истинный лесной хозяин, а и лучше намного. Михайло Потапыч добрый, понимающий, плясать умеет, а то и пригреет, если кто замерз. И нипочем пятнадцатиградусный мороз, и ветер ледяной нипочем! Да посмотри только, как умеют целоваться на студеном ветру Катерина Яковлевна и Иван Дмитриевич Козловы, которые сегодня вселюдно отмечают годовщину своей свадьбы. И какую годовщину - шестидесятилетие! Бриллиантовая свадьба... Тут уж покажется, что не мороз вокруг а тропический зной.
И до самого темна на площади перед сельским храмом не утихает народное гуляние...
Геннадий Михеев