Люди. Ускользающая жизнь: Вологодское, Ч. 2/3 (начало)

[mamlas]

Люди. Ускользающая жизнь

Я мог бы назвать этот проект "Уходящей натурой", ведь намерен рассказать о встречах с людьми и явлениями, которых, вероятно, уже и нет в нашем мире.

Мне часто так и говорят: "Надо же, сколько у тебя запечатлено уходящей натуры!" Но "натура" - это природа, стереотип не работает. Все же я хочу рассказать о жизни, а не о природе. Настоящей, невыдуманной; она хоть и неказиста, эта "сермяжная правда", но ведь порой хочется натурального продукта (эх, без производного от слова "натура" не обошелся...), а не каких-нибудь "чипсов" с усилителями вкуса и консервантами, которые преподносят глянцевые журнали и топ-блогеры.

Путешествия по глубинной России дарили мне сонмы встреч. Эти годы были удивительны, и, вероятно, большего счастья мне уже не испытать. И уже неважно, в каких "эмпиреях" обитают те, к кому мои зачастую запутанные и тернистые пути однажды привели.

Фото и текст © Геннадия Михеева
В оглавлениеПроект «Люди»
Вологодское (вторая треть)

Песнь топора
В былые времена ремеслом плотника обязан был владеть каждый мужчина. Но далеко не каждому дано было возвести умение владеть нехитрым плотницким инструментом в ранг искусства. Про таких людей обычно говорят: «У него топор в руках поет...»



Плотники - народ неразговорчивый. Может быть, у одного из тысячи шутки и прибаутки сыплются из уст с такой же веселой яростью, что и щепки из-под топора. Но не такие «говоруны», становились местными знаменитостями («плотницкие рассказы» созданы писателями, но не жизнью). Ценились молчаливые, суровые, но знающие свое дело мастера. Такие могут и ругаться крепко, и выпить иногда, но - в любом случае - дом, поставленный мастером, будет стоять не меньше века.

…На «Празднике плотницкого мастерства» плотников собралось около тридцати. Люди в большинстве своем - из «глубинки», я бы сказал, «корневые» такие мужики. То есть, не для показухи приехали, а действительно, для того, что бы показать свое умение. Большинство из приглашенных плотников были, как говорится, «в возрасте», одеждой богатой не отличались, да и лица плотников, как сказал один поэт, будто бы «вырублены были суровым резцом скульптора». Поскольку, по давнишней нашей российской привычке, к празднику ничего не успели толком подготовить, гостей сразу же по прибытии «впрягли» в работу: и плетни надо бы поставить, и качели соорудить, и деревянные помосты наложить. В общем, хватило работы. И без того не слишком говорливых мастеров неудобно было отвлекать от дела, а пообщаться хотелось бы...



2.
Только ближе к вечеру в канун праздника удалось пообщаться с одним из плотников, Александром Алексеевичем Прониным. «Саша Пронин» - так он отрекомендовался. А разговор он завел о том, что... именно он сочинил знаменитую песню про Вологду («Где ты моя, темноглазая, где...» и т.д.). Причем, рассказывал Александр Алексеевич это с такой убежденностью, нельзя было не поверить. Говорил, как в Москву ездил, целый день искал Союз композиторов, нашел, и почти встретился с композитором Пахмутовой.

- ...Жена у меня была темноглаза, така, полная женщина, конечно, килограмм на сто двадцать. Вот в песне я про нее, темноглазую, и написал...



3.
Немного погодя, Александр Алексеевич отвел меня в сторонку и тихонько попросил:

- Ты, это, пока попридержи про песню-то... еще не время.

Честно говоря, я плотнику тогда ничего не ответил. И знаете, почему? Да, по виду его ясно было (или мне так показалось) что только он и мог такую песню сочинить! И не только в убедительности рассказа Александра Алексеевича дело, но и в словах песни, где и про «резной палисад» упоминается. Ведь буквально за день до этого я с огромным удовольствием разгуливал по старинным улочкам Вологды, созерцая не только «резные палисады», но и мезонины, крыльца, наличники, подзоры, дымники. Деревянная Вологда - известная и много раз эксплуатируемая тема, но вот, что я заметил в мой нынешний приезд в этот город: Вологда оживает. Лет семь назад тихий северный город произвел на меня гнетущее впечатление. Дело в том, что тогда деревянные дома поджигали, и следы пожарищ встречались чуть ли не на каждом шагу. Как будто после бомбежки... Как говорят, поджоги устраивали сами их жители, что бы из красивых, но ветхих «шедевров» переехать в нормальные, со всеми удобствами, «хрущобы». На сей раз пожарища будто языком слизало. На их месте красовались новенькие, по вологодской традиции, двухэтажные домики, по всей видимости, принадлежащие фирмам или богатым людям. Между прочим, деревянные, и с резьбой. Потом я кстати. у одного местного архитектора узнал, что большинство из «новоделов» - кирпичные, но, для сохранения облика города, их обшивают тесом и украшают разными деревянными «примочками». Не все из нового в деревянном убранстве города мне понравилось, но важно другое: плотники, столь необходимые желанные в деревнях, нужны и в Вологде.



4.
Кстати, Александр Алексеевич научил меня правильно проверить топор на годность. Секрет прост: берешь молоток - и стучишь по топору. Если звук красивый, мелодичный - значит, инструмент годится, если топор «поет» глухо, или слишком коротко, это означает, что лучше его отложить в сторону. Есть, правда, способ улучшить инструмент: его надо закалить. Но для этого надо использовать только древесный уголь.

Вначале я удивлялся тому, с какой охотой плотники могут раскрывать свои «секреты». Но лишь недавно у писателя Василия Белова я прочитал, что в плотницком деле никогда не было профессиональных секретов. Эта область знаний считалась общенародной. Пожалуйста: узнавай, черпай, впитывай, насколько хватит твоего ума. Ходи в подмастерьях у плотника, повторяй каждое его движение: все равно в итоге решающим окажется не количество приобретенных умений, а... элементарный талант. Еще это называется умением «чувствовать» дерево, понимать его. Вот тогда-то ремесло и превращается в непостижимое искусство.

Кстати, о топоре. Самое последнее дело - попросить у напарника его топор (как и другие плотницкие инструменты - пилу, скобель, долото, напарью, струг). Ящичек или мешок с инструментом - самое святое для плотника, его второе сердце. Но, вообще-то, даже при желании воспользоваться чужим топором затруднительно: каждый вытачивает топорище под свою руку, да и не только руку, но и рост, комплекцию и т.д. Между прочим, первое, что обязан сделать подросток, пожелавший овладеть плотницким делом - это топорище. Отец или дед выдавал молодцу березовую плашку - потом еще одну, и еще - ведь, пока парень сумеет создать нечто похожее на топорище, загубит он не одну такую плашку.



5.
И, естественно, первый конкурс на празднике плотницкого мастерства - изготовление топорища. Замечу, между прочим, что, несмотря на то, что следующий конкурс считался важнее (постройка небольшого сруба) лучшим из плотников все равно был признан тот мастер, который сделал лучше всех топорище: Виктор Васильевич Даничев из Шекснинского района. Получив вполне царский приз - американскую бензопилу «Партнер 351» - лучший вологодский плотник со свойственной всем его коллегам «многословностью» произнес следующую речь: «...Ну, я, конечно, хотел показать, что может делать топор. Я не брал набор инструментов на полмашины, я взял только его... Топор оказался счастливым. А это, - увесистой рукой он легко приподнял подарок, - уже приложение к топору.»

Американские пилы, которые отдельно продавали на празднике, действительно вещь замечательная, хоть и дорогая. При помощи их демонстраторы творили всякие чудеса, но сами плотники смотрели на эти заморские шедевры (наши, родные «Дружбы» смотрелись рядом с ними допотопными монстрами) с выражением снисходительности на лицах. Мол, вещь хорошая, но топором-то, опять же, и качественней можно сделать...



6.
А праздник, между тем, начался рано утром с «зачина». То есть, когда плотники приступили к сборке часовни, как говорится, «без единого гвоздя». Называлось это действо, правда, несколько заковыристо: «начало работ по завершению воссоздания часовни Ильи Пророка». Здесь вполне применимо слово «сборка», так как все подготовительные работы по подгонке бревен, вырубке «чаш» - мест соединения бревен, были выполнены заранее. С одной стороны, часовня за один день - красиво, но с другой... знаете, какое качество в плотниках ценилось больше всего в старину? Медлительность! Пословица «Сила есть - ума не надо» - родилась в плотницкой среде, как бы в насмешку над излишней прямолинейностью и горячностью. Настоящий плотник никогда не жалел времени на точку топора, старался «семь раз отмерить», часто «перекуривал», отходя как бы в сторону и приглядываясь к срубу. В общем, силу экономили, но и работали с темна и до темна, с одним перерывом на обед. Беспрекословно слушали своего «бугра», или «страшого», как правило, мужика опытного и представительного (необязательно самого старого).

С часовней на сей раз вышел небольшой конфуз: ее освятили недостроенной. Плотники немного не успевали, так как старались сделать все потщательнее, а начальство (да и народ) не могли уже ждать - солнце уверенно клонилось в закату - и крышу не успевали докрыть; артель спустилась вниз, в то время как священник приступил к святому делу. Но, наверное, это наш неумирающий стиль такой: принимать объект с недоделками. Ну, да ладно, дело, конечно, не в том, как делаем; результат все же важнее. В итоге все равно красавица-часовенка будет веселить взор людей, проезжающих по трассе от Вологды до Кириллова. О празднике забудут напрочь, а вот часовня во имя Ильи Пророка будет стоять до-о-о-олго, и, может быть, через каких-нибудь сотню лет благочестивые граждане станут рассказывать детям и внукам, что вот, мол, были когда-то титаны, мастера с большой буквы, построившие часовню всего за один день...



7.
Среди плотников особенно почему-то привлек мое внимание мужик, внешне более всего (по моему, конечно, представлению) походивший на такого, хрестоматийного, что ли, представителя этой замечательной профессии. Худющий, с всклокоченной бородой, но с чистыми-чистыми глазами, которые можно увидеть только у деревенских людей на портретах художника Шилова. Хотя, к нему товарищи и обращались как-то фамильярно - «Таська» - поручали ему довольно тонкие плотницкие работы и частенько подходили за советом. Работал он не спеша, раздумчиво, часто останавливался, чтобы перекурить. В один из перекуров мы разговорились. За «Таську» он не обижается, да к тому же еще имеет другое прозвище: «Микоян», так как имя-отчество у него такое же, как и у знаменитого наркома - Анастасий Иванович. Фамилия, правда другая - Тихомиров - между прочим, весьма совпадающая с характером плотника.



8.
По поводу своих коллег, собравшихся в музее, Анастасий Иванович заметил, что настоящих плотников среди них не так и много: «Тут, привезли нас, но плотники не все, остальные - гармонисты... но есть среди плотников и такие ребята, у которых учится и учится...» Про то как он сам стал плотником, «Микоян» рассказал так:

- ...Сам я в деревне Дьяконовское живу, в Шекснинском районе. А получилось как: у нас сносили деревни, собирались строить Шекснинское водохранилище. И переселять пришлось три деревни. А жил я тогда там, где и родился: на Божае. Эта деревенька теперь тоже под водой. Учился я по техническому делу, дак. А потом так получилось, что мост послали строить, построили - и так дальше пошло - с пятьдесят шестого года с топором не расставался.

- Сколько вы домов построили за свою жизнь?

- Дак, как домов? Не считал, вообще-то. Может, больше ста домов одних, еще там бани, хлева. В одном только Дьяконовском только десятка полтора моих домов. Да, и нынче домов, так... ага: пять сделал. Да, что считать-то...

- Ну, к примеру, что последнее построили?

- А щас, дак, сауну одному чудику делаем. Надо, видишь, ему показать, как «белые люди» живут.

- Трудно делать сауну?

- А, как баню, только поболе размером. Главное, чтобы потолок хорошо «зашит» был - воздух что бы не уходил.



9.
- А вас кто-то учил плотницкому делу?

- Вот, деревни переселяли - тогда много строить довелось. На деле и научился. А вот знаете ли вы, как неправильно здесь, в музее, избы собрали? Между бревен паклю проложили! Да не делается так: надо мхом прокладывать, иначе засыреет все...

На сем мы расстались, так как плотников пригласил к себе губернатор. А немногим позже я узнал про «Таську» кое-что еще. Он действительно построил много домов, значительно больше ста. У Анастасия Ивановича три дочери и пять сыновей, и каждому из детей он возвел дом. Каждому! Сыновья тоже освоили вовсе непростое, и, без сомнения, уважаемое плотничное ремесло.

И вместе они обязательно поднимут еще много домов. Иначе и быть не может.

Иван Васильевич и его «липка»
«Липка» - это такое специальное приспособление для сапожного дела, типа скамейки, только с тем условием, чтобы колено находилось выше... ну, того места, которым обычно садятся. С «липки» и началось наше знакомство.



10.
Как обычно бывает: шагал себе по улице, простой деревенской (хоть и в городе она находится) и вдруг увидел человека. Пожилой мужик чистит лопатой снег, но, что удивительно, у него нет одной ноги, а он так ловко управляется с костылем, да еще эту скамеечку за собой двигает... В общем, только потом догадываешься, что перед тобой инвалид. А при ближайшем рассмотрении оказывается, что у него почти нет пальцев на правой руке.

- ...На фронте это было. И пальцы на руке, и нога. Под Колпино, на Пулковских высотах, в 44-м... Первое ранение у меня под Воронежем было, в позвоночник, так, отлежался я в госпитале, и бросили нас на прорыв блокады. Название нам было - «выздоровительный батальон». Когда в Ленинграде стояли - топить было нечем, вода в кружках замерзала, в общем, не здорово. А потом в лес нас забросили, вот там хорошо, у костров грелись, но немец бомбил часто. Они думали, что нас целое скопление, налетали целыми оравами, ну, и мне досталось при бомбежке.

Вернулся я домой, мне 21 год, а что я буду делать без ноги и с одной рукой? Ну, приняли меня в сапожную мастерскую, там все, считай, инвалиды, но - при руках. Бригадир говорит: «Как ты будешь работать?» Трудно было работать: пальцы ноют, болят, а потом привык. И как-то дали мне путевку бесплатную от производства, и никто мне не верил, что я работаю сапожником. Посмотрели не меня: «Не может быть, как ты с одной рукой работаешь сапожником?» А один мужик говорит: «А ну-ка, иди сюда...» Он старый против меня, я тогда моложе был, взял мои руки, оглядел их и заключает: «Он не врет» - «А с чего ты это решил?» - «Да, я сам сапожником был, у него щели от дратвы на руках...» Я говорю: «Вот, человек дело сказал». Все и захохотали.



11.
И вот на этой «липке» тридцать пять лет я отсидел в мастерской. Ну, и теперь она мне помогает: кошу-то, огород копаю я на костыле, а, вот, когда по дому чего - это с помощью ее, родной. Так случилось, что жена, Евгения Ивановна, старше меня на семь лет, и сейчас, конечно, состарилась, ну, приходится больше по дому мне. Но если ничего не делать - можно быстро «в доски уйти».

- Это как, в доски?

- Ну, в ящик деревянный, - смеется, - я и колодец копал с этой «липкой», вот как! А время убиваю как: две телогрейки сшил из одежи, рукавицы, валенки сам чиню, им лет двадцать, сорок заплат на них поставил! Старуха вот только...

Иван Васильевич на мгновенье призадумался.

Окончание

Геннадий Михеев