В рубрике «Промысел Божий» я хочу расширить Ваши представления о традиционных народных промыслах.
Многие склонны считать, что промысел - нечто возвышенное, утонченное. На самом деле все не совсем так: промысел - средство выживания, ответ на вызов, который бросает данному обществу Судьба. Другое дело, что люди принимают вызов с достоинством и научаются в рутинной работе выискивать красоту. Либо не научаются - тупо повторяют наработанные приемы и штампуют, штампуют, штампуют...
Об этом стоит рассказать, ибо при любом раскладе перипетии жизни весьма своеобычны.
Фото и текст
© Геннадия Михеева
В оглавлениеРепортаж из Тверской области
«Страдивари» его прозвали не за скрипки, конечно. Дело жизни Меркушева - гармони. И в этом ремесле он достиг значительных высот…
Анатолий Ильич Меркушев. Деревня Александровка Сандовского района Тверской области
Когда я приехал к мастеру, он был немного навеселе. Так что, мне не повезло и повезло одновременно. Везение состоит в том, что у обычно молчаливого Меркушева «развязался язык», так-то он не любитель разговаривать. «Ложка дегтя» в том, что рассказ у Анатолия Ильича получился сбивчивый, даже пришлось мне значительно подредактировать речь мастера:
- …Саня с деревни Болото «драл» меня - и правильно «драл».
- За что же это так?
- Было, за что. Чтоб учился. Там, в Болоте, целые династии гармонных мастеров были. Вот, Саня Борисов и был моим учителем. Их четыре брата было, но погибли они на войне. А я в другой деревне родился и ничего сначала общего с гармонью не имел. Отец, дак, у меня балалайкой владел, может, оттого у меня любовь к музыке возникла. Нот не знаем, ничего такого не знаем, а «голоса» в слепую, дак строим. И гармони я быстро выучился, мальчиком еще: женщины соберутся на «беседы», ткут, прядут, а я в уголке наигрываю. А потом и к Сане пошел в учебу.
Работал-то я в нашем колхозе «Победа», и шофером, и трактористом, а так-то я и плотник, и печник и вообще… А колхоз у нас теперь « Беда» прозвали. Живем, наверно, бедово. Я ж мастер; я могу такой инструмент сделать - любого завидки возьмут. А настоящий мастер никогда своих секретов на прячет. Так и учитель мой говорил.
2.
Могу все сделать, а материалу нету. Новых, с нуля я, может, и немного сделал гармоней, а вот ремонтировал много. Очень много. Материалу для гармони, знаешь, сколько надо? Для тех же «голосов». Для них я самовары старые беру и разрезаю. Для «голосов» нужен хороший металл, цветной. Только, самоваров не стало - они пропиты все. Все снесли в утиль, а без хорошего металла в нашем деле никуда.
Я все вручную и на слух делаю. Беру пластины металлические и «лящу» на «бабке» молотком. А строишь все на губе. Подул - и подточил, подул - и подточил. Я увлекусь, дак, та и оставьте меня в покое. Месяц, или два - я только делаю «строй». Муха пролетит на кухне - слышу, что пролетела. Такая у меня тишина… И чтоб никто не мешал, даже жену гоню.
А целиком гармонь, новенькую, я за три месяца делаю. Но это при условии, чтоб никто не мешал, и «сто грамм» в рот не брать.
3.
И получается у меня строй «минорный». Все фабрики, заводы, - они «минорок» не делают. Только «хромки». Свези в Тулу «минорку», они не поймут, что за строй. А строй «минорный» особенный. Есть разные, вообще, гармони. «Бологовки» - они, дак, с колокольчиками. Бывают еще «фролевки», «тальянки», и «минорки». Я знаю, как и те, и эти делать, но больше «миноркам» почтение отдаю.
У «минорок» строй еще немецким» называется. Я и губные гармошки делаю, вот, у них тоже «немецкий» строй. С губной гармошкой я всю жизнь, и телят с ней пас. Вот, ей я сам по себе выучился, без учителей. Ой, в поле как выведешь стадо, заиграешь:
Все пташки, кенарейки
Так жалобно, ой, да поють,
А нам с тобой, друг милай…
Да… «минорка» состоит из голоса и подголоска. Ну, как птички, прямо, поют. И строишь, я говорю, все это на губе.
4.
Вот, видишь, в ремонт ко мне вернулась гармошка? Я ее в 74-м сделал. Так, ей еще сто лет служить, только подремонтировать надо. Планки у ней хорошие, строй не нарушен, только меха поменяю. Меха делаются из картона и снашиваются. И будь уверен: на сто годов играть будет. Инструмент будет высшего класса, такого теперь никто не делает.
Для гармони много чего надо: и дерево, и картон, и даже консервные банки я собираю, из них я «науголки» на меха выбиваю. Но больше, я говорю, хороший цветной металл. Вот, пропьют все - я на мель и сяду, дак.
Не буду делать гармонь -я умру с голоду, желанный. Чего ж я буду делать? Но главное: никто не желает учится. Два сына у меня, они уехали, дак, ни разу не поинтересовались: бать, покажи, как «минорку» делать!». Нет, не надо им это. Да и зачем молодежи учиться-то? Теперь люди ничего не делают…
Геннадий Михеев