Герб России. Петербург. Евгений Ухналёв / Девятины
Ещё Петербург живописный
Персонаж: Евгений Ухналев
Чудные рисунки от автора герба России / Наследие: геральдика и живопись
Умер Евгений Ильич Ухналев. Никогда ничего не понимала в живописи, но у него единственного город выглядит так, как он выглядит на самом деле - когда на него очень долго никто, совсем никто не смотрит. ©
Автопортрет. 2005
Многие знали 83-летнего Евгения Ухналёва (к нашему огромному сожалению, он умер 2 сентября 2015 года) как автора современного государственного герба Российской Федерации, знаков президентской власти и высших государственных наград. Однако мы покажем вам иного Ухналёва! Романтического и нежного.Народный художник Российской Федерации, член Геральдического совета при Президенте РФ, автор официального дизайна Государственного герба Российской Федерации (принят 30 ноября 1993), штандарта и знака (цепи) Президента Российской Федерации, рисунков знаков орденов Святого апостола Андрея Первозванного, «За заслуги перед Отечеством», ордена Мужества и многих других, ведущий художник Эрмитажа Евгений Ильич Ухналев - один из самых значительных и узнаваемых российских художников последних десятилетий. Сейчас он, чуть сгорбившись, сидит передо мной, курит самокрутку и вспоминает свое ленинградское детство 30-х годов.
2.
- Я один из теперь уже редких людей, которые здесь родились, - говорит Ухналев и задумывается. - Этот город вызывает в памяти серятину - он всегда серый, всегда мглистый, всегда дождливый… Одно из первых детских воспоминаний относится к 1934 году, мне тогда было три. Я зрительно помню, что отец нес меня на руках через Аничков мост, как всегда вокруг была серо-черная толпа. И со стороны Невы на фоне серого неба вдруг стали видны красные всполохи - прожектора. Я спросил - папа, что это? Он сказал - это Кирова убили. Или, например, в ноябре 1937 года мы шли с отцом через Дворцовую площадь, было так же серо и холодно, тут всегда холодно. На Главном штабе висели большие, в полтора этажа портреты. Я спросил - кто это? Отец ответил - это товарищ Ежов. А уже дальше я все помню осознанно - мама уехала в Испанию, переводчиком в штаб республиканской армии, потом вернулась в 1939 году, развелась с отцом…
3.
- У вас было счастливое детство? - спрашиваю я.
- Сложный вопрос, на него так просто не ответишь. Что значит для маленького ребенка счастье? Каким было это детство - таким оно и должно было быть.
Я очень отчетливо помню момент объявления войны. В тот день мы собирались уезжать на дачу. За мамой тогда ухаживал директор Кировского завода Пузырев Николай Дмитриевич, чудесный дядька, и он должен был прислать ЗИС-101. Конечно, все мальчишки во дворе знали от меня, что за нами приедет такая машина. Мы жили на Марата, дом 31, там до сих пор у ворот есть две приворотные тумбы, только в моем детстве они были выше, или земля тогда была ниже. Стоял прекрасный солнечный день, редчайший случай в этом городе. Я сидел верхом на левой чугунной тумбе, ногами не доставал до земли. От Кузнечного подошла мама и сказала, что мы сегодня никуда не поедем, потому что началась война. Очень плохо, подумал я, что мы не поедем на дачу, но зато так интересно. Я побежал во двор, и мы сразу начали играть в войну.
- Было страшно?
- Нет, сначала война вообще никак не ощущалась. Потом, через какое-то время, ввели карточки. Помню, 8 сентября мы с мамой по какой-то надобности оказались на углу Марата и Невского, я бросил взгляд в сторону Московского вокзала и увидел на фоне голубого неба громадный неподвижный белый купол, похожий на кочан цветной капусты. Оказалось, немцы разбомбили Бадаевские склады, и это был дым, но почему-то не черный, а белый. Примерно тогда и начался голод. Теперь мы знаем, что на складах был недельный запас растительного масла и сахара, и склады эти занимали на карте очень маленькое место, просто, очевидно, происшествием благополучно воспользовались городские власти. Но мы сегодня не делаем исторических выводов, да? Еще я очень хорошо помню одно из первых ощущений разрушений. Рядом с Владимирской площадью есть Дмитровский переулок, и он был весь разбомблен, это случилось еще до Бадаевских складов. И мы- бабушка, мама и я - пошли по этому переулку смотреть. И весь город пошел смотреть - толпа непрерывно двигалась в середине переулка, где можно было пройти. Не было ужаса, только удивление. Я как сейчас помню, что в пыли, среди камней, лежали груды каких-то предметов, но никто ничего не тащил, никто не ждал ночи, чтобы что-то унести. Помню, там валялся большой толстый альбом, кармашки с монетами, и его никто не брал. Поразительно… - Ухналев снова замолкает на время, словно переносясь на разбомбленный Дмитровский переулок в центре Ленинграда. А потом возвращается. - Мы тогда уже спали одетыми, и меня очень раздражало, что как минимум один раз за ночь мы должны были бежать в бомбоубежище. Но потом мы плюнули и перестали туда спускаться. Тогда добрая половина людей не ходила в бомбоубежища.
4.
- А когда ваша семья уехала в эвакуацию?
- В 1942 году. Сначала мы передвигались вместе с Кировским заводом - они ехали в Челябинск, а мы доехали только до Свердловска, а потом отправились в деревню, к двоюродной сестре матери, Жене Розенфельд - ее дочка, моя троюродная сестра Света Розенфельд, известная поэтесса. У меня обо всей эвакуации осталось мерзейшее впечатление. За Уралом жили люди, которые всех эвакуированных называли жидами, независимо от национальности. И еще помню этот вечный обмен каких-то вещей на вшивую картошку. Голод был не меньший, чем в Ленинграде…
5.
В Ленинград семья Ухналева вернулась в июне 1944 года, и мама отвела Женю в среднюю художественную школу (СХШ) при Академии художеств. «Академия была мертвым, темным, мрачным и пустым зданием, но на третьем этаже уже работала СХШ, - вспоминает Ухналев. - И началась нормальная жизнь». А в 1948 году его арестовали.
- Когда я учился СХШ, один из моих родственников, седьмая вода на киселе, из какого-то разрушенного немецкого города привез коробочку немецких значков, - рассказывает Евгений Ильич. - И когда мы играли в то, что до войны называлось «играть в войну», носились по пустым коридорам Академии, мы нацепляли эти значки. Спустя несколько лет я рассказал об этом своему новому приятелю Благовещенскому - никогда не скрывал его имени, родина должна знать своих героев. Он почему-то стал говорить, что «эту деятельность» нужно продолжить, я его посылал. И спустя пару месяцев, когда я шел домой, меня арестовали около института Молотова. А на следующий день предъявили обвинение - антисоветская профашисткая диверсионно-террористическая группа. Нас тогда пятерых забрали.
- Вы как-то спокойно об этом рассказываете...
- Потому что тогда я совсем не испугался. Знаете, что мне запало в память? Шпалерка - тюрьма старая, построенная при Александре II, а Большой дом занимает место губернского суда, который большевики сожгли. Между этими зданиями на высоте второго-третьего этажей есть мостик. И вот когда меня вели по мостику во внутреннюю тюрьму, на всю жизнь я запомнил это ощущение - огромное темное пространство и резкий, дикий запах кислого хлеба. Но страшно не было - я понимал, что все это какая-то невероятная глупость. Как и каждый советский человек, я знал - да, вокруг берут врагов народа, но со мной-то произошла ошибка. Я прекрасно понимал, что все это чушь собачья и меня выпустят. Даже было какое-то облегчение, что мне не нужно идти в техникум, где я тогда учился и где у меня остались какие-то долги по зачетам. После окончания следствия мне дали дело, чтобы я его прочел и подписал. Как раз тогда я увидел подшитые к делу заявления, подписанные Благовещенским. А потом молодой лейтенантик дружелюбно сообщил мне, когда и в каком составе будет суд. Я его спросил - сколько, как он думает, мне дадут? Он подумал и сказал - десять лет. И вот это меня испугало.
6.
17-летнему Евгению Ухналеву дали 25 лет. В августе 1949 он оказался на Воркуте.
- В 2008 году я, волею судеб, опять оказался там, - говорит Ухналев. - Меня повез туда режиссер Александр Гутман, когда снимал документальный фильм . Вы знаете, там практически ничего не осталось. Мы поехали на 6-ю шахту, где я работал, когда был в лагере, - и на месте шахты ничего, даже торчащей из снега железки нет, пусто. Даже в поселке, построенном в 1953 году, - ничего. Хорошие каменные двухэтажные дома стоят мертвыми, только редко где-то, как лампадка, светится окно, и одинокий дымок из трубы. Мы приехали на место, где был лагерь - и там ничего нет, вообще ничего. Только железнодорожный мост остался целым. Какая-то досада на ту эпоху. Столько человеческих жизней было потрачено на то, что оказалось никому не нужным…
В Ленинград Ухналев вернулся в 1954 году.
- Во мне поселился какой-то испуг от этого нового мира, - говорит он. - Первые несколько дней я вообще из дома не выходил - сидел у окна и смотрел на людей. Но еще до этого, в Вологде, а я возвращался через Вологду, я увидел, как девчонки расчертили на асфальте «классики» и прыгают по ним. И только в этот момент я почувствовал, что свободен.
В лагере Ухналев рисовал. Из того времени сохранились маленькие миниатюры - несколько штук, случайно, Ухналев говорит про них - «мой ГУЛАГ». А в Ленинграде он уже не рисовал - работал в проектных организациях. Его перебивает жена Наталья Александровна: «В каких-то подвалах выставлялись нонконформисты, а Женя сказал - все, жизнь рухнула, никому ничего не нужно, рисовать не буду».
7.
- Спустя годы, когда я уже работал главным архитектором Эрмитажа, я встретил старого знакомого - Борю Рабиновича, добрейшего, наивнейшего человека, - снова вступает Ухналев. - Он мне рассказал, что рисует и выставляется, и позвал смотреть свои работы. Я пошел к нему в мастерскую, хотя совершенно не хотел ничего смотреть, но оказалось, что Боря - чудеснейший художник, я увидел его прекрасные работы. Что-то со мной случилось тогда, и я снова стал рисовать.
И вот тут я к своему ужасу вспоминаю, что размер статьи ограничен, и задаю предпоследний вопрос: «Скажите, а как вам кажется, вы известный художник?»
- Некое количество приличных людей меня знает, - задумывается Евгений Ильич. - Приятно, но это - не самоцель. Откровенно говоря, мне даже нравится выставляться. Но я никогда ничего не делал из расчета на зрителя - как он посмотрит, как он похвалит или не похвалит. Вон они, в коридоре стоят, картины мои… Я горжусь тем, что всегда работаю только по собственному наитию и только для себя. Было два случая, когда я делал нечто по заказу, и я под этим даже не подписывался.
8.
- А вы скучаете по работам, которые продаете?
- Конечно, - у Ухналева загораются глаза. - Я все картины помню, правда, про многие не знаю, где они. Но по всем скучаю.
А вот небольшая подборка картин Евгения Ильича Ухналева
9. Банковский мостик. 1995
10. Дорога в никуда. 1987
11. Трубы, крыши. Серия из 3х листов. Лист 1. 1995
12. Трубы, крыши. Серия из 3х листов. Лист 2. 1995
13. Трубы, крыши. Серия из 3х листов. Лист 3. 1995
14. Фонарь. 2002
15. Надежда. 1987
16. Ненастье (знак беды). 1982
17. Все ушли - и слава Богу.
18. Присутствие (коридор НКВД). 1986
19. Одесса. 1994 год
20. Николаевские чугунные ворота (Павловск). 2003 год
21. Путешествие из Петербурга в Гатчину. Призрак
22. Февраль 96-го. 1996 год
23. Скучный дом. 1978 год
24. Ямской рынок в сумерках 99-го года. 1999-2000
25. Большой эрмитажный двор. 1995 год
26. Моя ностальгия. 2002 год
27. Всю жизнь. 1978 год
28. Путешествие из П. Это та башня, до которой я никак не могу добраться и о которой никто ничего не знает
29. Мой алтарь. 1979 год
30.
31. Тайна. 1981 год
32. Восход луны. 1998 год
33. Над вечным покоем. 2005 год
34-35. Но это же наша Родина. Диптих. 2005 год
36. Глухая пора. 1998 год
37. Путешествие из П. Пропилеи. 2004 год.
38. Путешествие из Петербурга в ГатчинуТомоновский фонтан
39. Закат. 2005 год
40. Плоть Дерптского переулка. 1984 год
41.
42.
43.
44.
45. Путешеств. из П. Круглая рига. 2004 год
46.
47. Путешествие из Петербурга в Гатчину. Фонтан-грот
48.
49.
50.
51.
52. Прими меня в лоно свое. 1992 год
53. Зона (по Тарковскому). 1990 год
54-56. "А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам Колеса, колеса, колеса..."
Александр Галич. Триптих. 2001 год
57. Ноябрь 94-го. 1994 год
58. Царскосельский этюд. 1997 год
59. Это моё. 1988-89
60. Герб Российской Федерации. 1993
61. Эскиз герба Российской Федерации. 1993
Дописточники: Новости в фотографиях || Svetlana Mironova / ФБ || «КудаГо» || Арсений Андрианов / ВК || Альбом «Евгений Ильич Ухналев»
Текст: Евгений Коган, фото: Евгений Лучинский
PhotoPeople / ФБ, 6 апреля 2011
Персонаж: Евгений Ухналев
Чудные рисунки от автора герба России / Наследие: геральдика и живопись
Умер Евгений Ильич Ухналев. Никогда ничего не понимала в живописи, но у него единственного город выглядит так, как он выглядит на самом деле - когда на него очень долго никто, совсем никто не смотрит. ©
Автопортрет. 2005
Многие знали 83-летнего Евгения Ухналёва (к нашему огромному сожалению, он умер 2 сентября 2015 года) как автора современного государственного герба Российской Федерации, знаков президентской власти и высших государственных наград. Однако мы покажем вам иного Ухналёва! Романтического и нежного.Народный художник Российской Федерации, член Геральдического совета при Президенте РФ, автор официального дизайна Государственного герба Российской Федерации (принят 30 ноября 1993), штандарта и знака (цепи) Президента Российской Федерации, рисунков знаков орденов Святого апостола Андрея Первозванного, «За заслуги перед Отечеством», ордена Мужества и многих других, ведущий художник Эрмитажа Евгений Ильич Ухналев - один из самых значительных и узнаваемых российских художников последних десятилетий. Сейчас он, чуть сгорбившись, сидит передо мной, курит самокрутку и вспоминает свое ленинградское детство 30-х годов.
2.
- Я один из теперь уже редких людей, которые здесь родились, - говорит Ухналев и задумывается. - Этот город вызывает в памяти серятину - он всегда серый, всегда мглистый, всегда дождливый… Одно из первых детских воспоминаний относится к 1934 году, мне тогда было три. Я зрительно помню, что отец нес меня на руках через Аничков мост, как всегда вокруг была серо-черная толпа. И со стороны Невы на фоне серого неба вдруг стали видны красные всполохи - прожектора. Я спросил - папа, что это? Он сказал - это Кирова убили. Или, например, в ноябре 1937 года мы шли с отцом через Дворцовую площадь, было так же серо и холодно, тут всегда холодно. На Главном штабе висели большие, в полтора этажа портреты. Я спросил - кто это? Отец ответил - это товарищ Ежов. А уже дальше я все помню осознанно - мама уехала в Испанию, переводчиком в штаб республиканской армии, потом вернулась в 1939 году, развелась с отцом…
3.
- У вас было счастливое детство? - спрашиваю я.
- Сложный вопрос, на него так просто не ответишь. Что значит для маленького ребенка счастье? Каким было это детство - таким оно и должно было быть.
Я очень отчетливо помню момент объявления войны. В тот день мы собирались уезжать на дачу. За мамой тогда ухаживал директор Кировского завода Пузырев Николай Дмитриевич, чудесный дядька, и он должен был прислать ЗИС-101. Конечно, все мальчишки во дворе знали от меня, что за нами приедет такая машина. Мы жили на Марата, дом 31, там до сих пор у ворот есть две приворотные тумбы, только в моем детстве они были выше, или земля тогда была ниже. Стоял прекрасный солнечный день, редчайший случай в этом городе. Я сидел верхом на левой чугунной тумбе, ногами не доставал до земли. От Кузнечного подошла мама и сказала, что мы сегодня никуда не поедем, потому что началась война. Очень плохо, подумал я, что мы не поедем на дачу, но зато так интересно. Я побежал во двор, и мы сразу начали играть в войну.
- Было страшно?
- Нет, сначала война вообще никак не ощущалась. Потом, через какое-то время, ввели карточки. Помню, 8 сентября мы с мамой по какой-то надобности оказались на углу Марата и Невского, я бросил взгляд в сторону Московского вокзала и увидел на фоне голубого неба громадный неподвижный белый купол, похожий на кочан цветной капусты. Оказалось, немцы разбомбили Бадаевские склады, и это был дым, но почему-то не черный, а белый. Примерно тогда и начался голод. Теперь мы знаем, что на складах был недельный запас растительного масла и сахара, и склады эти занимали на карте очень маленькое место, просто, очевидно, происшествием благополучно воспользовались городские власти. Но мы сегодня не делаем исторических выводов, да? Еще я очень хорошо помню одно из первых ощущений разрушений. Рядом с Владимирской площадью есть Дмитровский переулок, и он был весь разбомблен, это случилось еще до Бадаевских складов. И мы- бабушка, мама и я - пошли по этому переулку смотреть. И весь город пошел смотреть - толпа непрерывно двигалась в середине переулка, где можно было пройти. Не было ужаса, только удивление. Я как сейчас помню, что в пыли, среди камней, лежали груды каких-то предметов, но никто ничего не тащил, никто не ждал ночи, чтобы что-то унести. Помню, там валялся большой толстый альбом, кармашки с монетами, и его никто не брал. Поразительно… - Ухналев снова замолкает на время, словно переносясь на разбомбленный Дмитровский переулок в центре Ленинграда. А потом возвращается. - Мы тогда уже спали одетыми, и меня очень раздражало, что как минимум один раз за ночь мы должны были бежать в бомбоубежище. Но потом мы плюнули и перестали туда спускаться. Тогда добрая половина людей не ходила в бомбоубежища.
4.
- А когда ваша семья уехала в эвакуацию?
- В 1942 году. Сначала мы передвигались вместе с Кировским заводом - они ехали в Челябинск, а мы доехали только до Свердловска, а потом отправились в деревню, к двоюродной сестре матери, Жене Розенфельд - ее дочка, моя троюродная сестра Света Розенфельд, известная поэтесса. У меня обо всей эвакуации осталось мерзейшее впечатление. За Уралом жили люди, которые всех эвакуированных называли жидами, независимо от национальности. И еще помню этот вечный обмен каких-то вещей на вшивую картошку. Голод был не меньший, чем в Ленинграде…
5.
В Ленинград семья Ухналева вернулась в июне 1944 года, и мама отвела Женю в среднюю художественную школу (СХШ) при Академии художеств. «Академия была мертвым, темным, мрачным и пустым зданием, но на третьем этаже уже работала СХШ, - вспоминает Ухналев. - И началась нормальная жизнь». А в 1948 году его арестовали.
- Когда я учился СХШ, один из моих родственников, седьмая вода на киселе, из какого-то разрушенного немецкого города привез коробочку немецких значков, - рассказывает Евгений Ильич. - И когда мы играли в то, что до войны называлось «играть в войну», носились по пустым коридорам Академии, мы нацепляли эти значки. Спустя несколько лет я рассказал об этом своему новому приятелю Благовещенскому - никогда не скрывал его имени, родина должна знать своих героев. Он почему-то стал говорить, что «эту деятельность» нужно продолжить, я его посылал. И спустя пару месяцев, когда я шел домой, меня арестовали около института Молотова. А на следующий день предъявили обвинение - антисоветская профашисткая диверсионно-террористическая группа. Нас тогда пятерых забрали.
- Вы как-то спокойно об этом рассказываете...
- Потому что тогда я совсем не испугался. Знаете, что мне запало в память? Шпалерка - тюрьма старая, построенная при Александре II, а Большой дом занимает место губернского суда, который большевики сожгли. Между этими зданиями на высоте второго-третьего этажей есть мостик. И вот когда меня вели по мостику во внутреннюю тюрьму, на всю жизнь я запомнил это ощущение - огромное темное пространство и резкий, дикий запах кислого хлеба. Но страшно не было - я понимал, что все это какая-то невероятная глупость. Как и каждый советский человек, я знал - да, вокруг берут врагов народа, но со мной-то произошла ошибка. Я прекрасно понимал, что все это чушь собачья и меня выпустят. Даже было какое-то облегчение, что мне не нужно идти в техникум, где я тогда учился и где у меня остались какие-то долги по зачетам. После окончания следствия мне дали дело, чтобы я его прочел и подписал. Как раз тогда я увидел подшитые к делу заявления, подписанные Благовещенским. А потом молодой лейтенантик дружелюбно сообщил мне, когда и в каком составе будет суд. Я его спросил - сколько, как он думает, мне дадут? Он подумал и сказал - десять лет. И вот это меня испугало.
6.
17-летнему Евгению Ухналеву дали 25 лет. В августе 1949 он оказался на Воркуте.
- В 2008 году я, волею судеб, опять оказался там, - говорит Ухналев. - Меня повез туда режиссер Александр Гутман, когда снимал документальный фильм . Вы знаете, там практически ничего не осталось. Мы поехали на 6-ю шахту, где я работал, когда был в лагере, - и на месте шахты ничего, даже торчащей из снега железки нет, пусто. Даже в поселке, построенном в 1953 году, - ничего. Хорошие каменные двухэтажные дома стоят мертвыми, только редко где-то, как лампадка, светится окно, и одинокий дымок из трубы. Мы приехали на место, где был лагерь - и там ничего нет, вообще ничего. Только железнодорожный мост остался целым. Какая-то досада на ту эпоху. Столько человеческих жизней было потрачено на то, что оказалось никому не нужным…
В Ленинград Ухналев вернулся в 1954 году.
- Во мне поселился какой-то испуг от этого нового мира, - говорит он. - Первые несколько дней я вообще из дома не выходил - сидел у окна и смотрел на людей. Но еще до этого, в Вологде, а я возвращался через Вологду, я увидел, как девчонки расчертили на асфальте «классики» и прыгают по ним. И только в этот момент я почувствовал, что свободен.
В лагере Ухналев рисовал. Из того времени сохранились маленькие миниатюры - несколько штук, случайно, Ухналев говорит про них - «мой ГУЛАГ». А в Ленинграде он уже не рисовал - работал в проектных организациях. Его перебивает жена Наталья Александровна: «В каких-то подвалах выставлялись нонконформисты, а Женя сказал - все, жизнь рухнула, никому ничего не нужно, рисовать не буду».
7.
- Спустя годы, когда я уже работал главным архитектором Эрмитажа, я встретил старого знакомого - Борю Рабиновича, добрейшего, наивнейшего человека, - снова вступает Ухналев. - Он мне рассказал, что рисует и выставляется, и позвал смотреть свои работы. Я пошел к нему в мастерскую, хотя совершенно не хотел ничего смотреть, но оказалось, что Боря - чудеснейший художник, я увидел его прекрасные работы. Что-то со мной случилось тогда, и я снова стал рисовать.
И вот тут я к своему ужасу вспоминаю, что размер статьи ограничен, и задаю предпоследний вопрос: «Скажите, а как вам кажется, вы известный художник?»
- Некое количество приличных людей меня знает, - задумывается Евгений Ильич. - Приятно, но это - не самоцель. Откровенно говоря, мне даже нравится выставляться. Но я никогда ничего не делал из расчета на зрителя - как он посмотрит, как он похвалит или не похвалит. Вон они, в коридоре стоят, картины мои… Я горжусь тем, что всегда работаю только по собственному наитию и только для себя. Было два случая, когда я делал нечто по заказу, и я под этим даже не подписывался.
8.
- А вы скучаете по работам, которые продаете?
- Конечно, - у Ухналева загораются глаза. - Я все картины помню, правда, про многие не знаю, где они. Но по всем скучаю.
А вот небольшая подборка картин Евгения Ильича Ухналева
9. Банковский мостик. 1995
10. Дорога в никуда. 1987
11. Трубы, крыши. Серия из 3х листов. Лист 1. 1995
12. Трубы, крыши. Серия из 3х листов. Лист 2. 1995
13. Трубы, крыши. Серия из 3х листов. Лист 3. 1995
14. Фонарь. 2002
15. Надежда. 1987
16. Ненастье (знак беды). 1982
17. Все ушли - и слава Богу.
18. Присутствие (коридор НКВД). 1986
19. Одесса. 1994 год
20. Николаевские чугунные ворота (Павловск). 2003 год
21. Путешествие из Петербурга в Гатчину. Призрак
22. Февраль 96-го. 1996 год
23. Скучный дом. 1978 год
24. Ямской рынок в сумерках 99-го года. 1999-2000
25. Большой эрмитажный двор. 1995 год
26. Моя ностальгия. 2002 год
27. Всю жизнь. 1978 год
28. Путешествие из П. Это та башня, до которой я никак не могу добраться и о которой никто ничего не знает
29. Мой алтарь. 1979 год
30.
31. Тайна. 1981 год
32. Восход луны. 1998 год
33. Над вечным покоем. 2005 год
34-35. Но это же наша Родина. Диптих. 2005 год
36. Глухая пора. 1998 год
37. Путешествие из П. Пропилеи. 2004 год.
38. Путешествие из Петербурга в ГатчинуТомоновский фонтан
39. Закат. 2005 год
40. Плоть Дерптского переулка. 1984 год
41.
42.
43.
44.
45. Путешеств. из П. Круглая рига. 2004 год
46.
47. Путешествие из Петербурга в Гатчину. Фонтан-грот
48.
49.
50.
51.
52. Прими меня в лоно свое. 1992 год
53. Зона (по Тарковскому). 1990 год
54-56. "А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам Колеса, колеса, колеса..."
Александр Галич. Триптих. 2001 год
57. Ноябрь 94-го. 1994 год
58. Царскосельский этюд. 1997 год
59. Это моё. 1988-89
60. Герб Российской Федерации. 1993
61. Эскиз герба Российской Федерации. 1993
Дописточники: Новости в фотографиях || Svetlana Mironova / ФБ || «КудаГо» || Арсений Андрианов / ВК || Альбом «Евгений Ильич Ухналев»
Текст: Евгений Коган, фото: Евгений Лучинский
PhotoPeople / ФБ, 6 апреля 2011