еще юбилейного № 13
Первая ливанская война, 1982-2017
Часть XIII. Сабра и Шатила
Дов Конторер
Продолжение. Начало в номере "Вестей" от 19 сентября с.г.
Эвакуация штабов и формирований ООП из ливанской столицы, достигнутая на условиях, близких к тем, которых Израиль добивался в период блокады Бейрута, и казавшаяся многим недостижимой, обладала значительным политическим эффектом. Она приглушила сомнения в связи с разросшимися масштабами операции "Мир Галилее" и, пусть ненадолго, убедила израильское общество в том, что правительство Бегина преследует в Ливане реальную цель. Однако требовать эвакуации так настойчиво было осмысленно лишь постольку, поскольку это позволяло новому руководству Ливана утвердиться у власти и поддерживать в дальнейшем режим, который не допустит восстановления военного потенциала ООП и возобновления антиизраильских диверсий. А для этого ЦАХАЛу следовало оставаться в Ливане и после того, как свыше четырнадцати тысяч активистов ООП, палестинских боевиков и сирийских солдат покинули Бейрут в рамках проведенной Многонациональными силами операции Épaulard ("Касатка").
Но как долго Израиль будет должен держать в Ливане свои войска? Ясности с этим не было. По сведениям израильской разведки, после августовской эвакуации в Бейруте осталось на подпольном и полуподпольном положении порядка двух тысяч боевиков ООП, сумевших разжиться ливанскими и иностранными паспортами в период блокады. Кроме того, в Бейруте имелось порядка семи тысяч ливанских боевиков союзной ООП группировки Национально-патриотические силы; эту группировку составляли 27 левых организаций, крупнейшей из которых была "Мурабитун" - военное крыло Партии независимых насеристов. Существенное значение имело и то, что, вопреки обязательствам Арафата, в процессе эвакуации из Бейрута палестинцы не сдали правительственной армии Ливана имевшееся у них тяжелое вооружение. В закрытых от посторонних глаз лагерях было можно утаить даже танки, но главные опасения связывались, конечно, не с танками, а с таким компактными средствами, как пулеметы, минометы, противотанковые ракетные комплексы и РПГ, не говоря уже о легком стрелковом оружии.
Бегин и Шарон в очередной раз встретились с Баширом Жмайелем в нагарийской гостинице "Карлтон" 1 сентября. Непростая беседа израильских лидеров с избранным президентом Ливана подтвердила высказывавшееся в Израиле предположение о том, что, оказавшись у власти, Жмайель предпочтет внутриливанскую легитимность и поддержку арабских стран политическим рискам, связанным с заключением мирного договора с Израилем. Так оно и случилось: Жмайель предлагал израильской стороне сохранить сложившийся в прежние годы негласный формат доверительных отношений. Бегин был глубоко разочарован поведением вождя фалангистов, но тот оставался главным израильским козырем, и премьер-министру пришлось умерить свою досаду. В должность президента Ливана Жмайель должен был вступить 23 сентября, однако ливанская армия уже подчинялась ему де-факто, и в ходе контактов с ним израильское командование настаивало на том, чтобы части ливанских правительственных войск как можно скорее вошли в Западный Бейрут и подчинили его своему контролю. На деле этот процесс был очень медленным; ливанские воинские части действовали неохотно, и их продвижение в кварталы, находившиеся под властью ООП-НПС, почти всегда требовало значительной поддержки ЦАХАЛа.
Тем временем на международной арене следовали одна за другой политические инициативы, общим знаменателем которых было то, что они противоречили формату урегулирования, которого Израиль добивался в Ливане, и часто содержали в себе неприемлемые для Израиля требования по остальным вопросам ближневосточной повестки дня.
Летом 1982 года Советом Безопасности ООН был принят десяток резолюций, посвященных войне в Ливане и блокаде Бейрута (№№ 508, 509, 511, 512, 513, 515, 516, 517, 518, 519), и это - не считая нескольких предложений, торпедированных посредством американского вето. Было бы ошибкой считать, что израильское руководство вовсе не обращало внимания на инвективы ООН. Политическая защита Израиля, сопряженная для США с необходимостью блокировать проекты резолюций СБ, предлагавшиеся их союзниками по НАТО, все больше тяготила администрацию Рейгана, побуждая ее давить на Израиль.
1 сентября, сразу же по завершении бейрутской эвакуации, подтвердилось предположение Йегошуа Саги о том, что непрямой диалог Вашингтона с ООП, сопровождавший попытки урегулирования ливанского кризиса, будет иметь своим результатом предъявление Израилю американских требований в отношении Иудеи, Самарии и Газы. В этот день Рональд Рейган представил собственный план общего политического урегулирования на Ближнем Востоке.
Выразив гордость в связи с успешным завершением работы "нашего великого дипломата Филиппа Хабиба", президент заявил, что "ситуация в Ливане является только частью общей проблемы на Ближнем Востоке". Ключевыми параметрами этой проблемы Рейган назвал то, что "военные потери ООП не уменьшают стремление палестинского народа к справедливому удовлетворению его требований", тогда как очередной военный успех Израиля, "хотя и продемонстрировал, что его армия не имеет равных себе в регионе", одновременно показал, что "она одна не в состоянии обеспечить справедливый и прочный мир Израилю и его соседям". Заявив о своем восхищении "героической борьбой Израиля за выживание" и призвав арабские страны "признать его реальность", президент в то же время сказал, что "завершившийся отход из Бейрута драматизирует бездомность палестинского народа как никогда прежде".
Вслед за тем президент вернулся к содержащемуся в Кемп-Дэвидском договоре требованию о предоставлении палестинским жителям Западного берега (Иудея и Самария) и сектора Газы полной автономии и самоуправления на пятилетний срок, который явится переходным периодом к переговорам об окончательном статусе этих территорий. В течение переходного периода США будут решительно возражать против строительства израильских поселений на Западном берегу и в секторе Газы, а результатом будущих переговоров Соединенные Штаты видят урегулирование, которое, с одной стороны, не подразумевает создания независимого палестинского государства, а, с другой, "не может быть достигнуто на основе израильского суверенитета или постоянного контроля над Западным берегом и Газой". Как следствие, США полагают, что "самоуправление палестинцев на Западном берегу и в Газе в сотрудничестве с Иорданией дает наилучшие шансы на надежный, справедливый и прочный мир". Подчеркнув приверженность США обеспечению безопасности Израиля, Рейган сказал, что определение конкретного контура будущих границ "будет в значительной мере зависеть от предлагаемых Израилю масштабов истинного мира, нормализации и договоренностей по вопросам его безопасности". Относительно Иерусалима президентом США было сказано, что он "должен остаться единым городом, но его будущий статус определится в ходе переговоров".
Менахем Бегин справедливо заключил, что план Рейгана покушается на интересы Израиля в большей степени, чем план госсекретаря Роджерса (1970), из-за которого его партия покинула правительство национального единства, созданное в Израиле накануне Шестидневной войны. Некоторые арабские страны, напротив, нашли в плане Рейгана "позитивные элементы", и для их обсуждения в марокканском городе Фес 6 сентября был созван саммит ЛАГ, на котором, однако, возобладала позиция радикалов, требовавших полного израильского отступления к границам 1967 года, ликвидации всех израильских поселений за "зеленой чертой", включая еврейские кварталы Восточного Иерусалима, краткого ("на несколько месяцев") переходного периода, в течение которого Западный берег и Газа будут находится под управлением ООН, создания палестинского государства со столицей в Иерусалиме, предоставления "права на возвращение" всем заинтересованным в этом палестинским беженцам и выплаты денежной компенсации тем из них, кто захочет остаться в местах своего проживания.
Наконец, 15 сентября собственный план урегулирования на Ближнем Востоке был изложен советским лидером Леонидом Брежневым: полное израильское отступление к границам 1967 года, создание независимого палестинского государства с безусловным включением в него Восточного Иерусалима, предоставление "права на возвращение" палестинским беженцам, право всех государств региона на мирное существование и развитие, прекращение состояния войны между Израилем и арабскими странами, включая будущее палестинское государство, и необходимость международных гарантий ближневосточного урегулирования.
Понятно, что израильскому правительству приходилось всерьез реагировать только на план Рейгана и на утверждавшиеся при поддержке США резолюции Совбеза ООН, поскольку ни ЛАГ, ни Москва, ни западноевропейские страны не имели собственных рычагов воздействия на Израиль. В то же время обилие международных инициатив, обязанных своим появлением военным событиям в Ливане, превращалось в фактор давления на правительство Бегина - уже и потому, что им стимулировалось ужесточение позиции США в отношении еврейского государства. Этим можно было пренебрегать, рассчитывая на политический козырь, которым израильское правительство располагало в Ливане. 14 сентября создалось впечатление, что Израиль лишается своего козыря, и ливанский сюжет устремился к развязке.
* * *
В этот день в бейрутском квартале Ашрафийя прогремел мощный взрыв. В 16.30 израильским командованием было получено сообщение о том, что взорвана штаб-квартира партии Катаиб, в которой должен был находиться избранный президент Ливана. Незадолго до полуночи стало известно, что тело Башира Жмайеля опознано по кольцу и остаткам лежавшего в кармане его костюма письма сестры. Вместе с Жмайелем при взрыве погибли еще 26 человек.
Расследование достаточно скоро установило, что исполнителем теракта был член Сирийской социал-националистической партии Ливана Хабиб Шартуни, завербованный сирийской разведкой. Шартуни жил с семьей в небольшой квартире на верхнем этаже здания, в котором помещалась штаб-квартира Катаиб; его дядя был одним из охранников Башира Жмайеля, а сестра - подругой помощника избранного президента. Накануне выступления Жмайеля перед товарищами по партии Шартуни установил мощное взрывное устройство в помещении над конференц-залом, и когда Жмайель поднялся в конференц-зал, он покинул здание и привел в действие взрывное устройство, воспользовавшись дистанционным взрывателем японского производства.
Вернемся, однако, к вечерним событиям 14 сентября. Еще до того, как тело Жмайеля было опознано, Шарон, заручившись согласием Бегина, приказал силам ЦАХАЛа подготовиться к вхождению в Западный Бейрут. Позже это решение объяснялось израильскому правительству тем, что с гибелью избранного президента возникла опасность воцарения в Бейруте кровавого хаоса и в перспективе - запугивания ливанского парламента, которому надлежало выбрать нового главу государства. Отмечалось также, что 12 сентября Шарон твердо договорился с Жмайелем о том, что до его вступления в должность в Бейруте не останется незаконных вооруженных формирований. Последнее придавало определенную легитимность действиям ЦАХАЛа, предпринятым сразу же после убийства избранного президента, но - не с точки зрения США, которым израильское правительство не раз обещало, что операция ЦАХАЛа завершится без захвата Западного Бейрута.
Для выполнения принятого Бегиным и Шароном решения в ливанской столице следовало быстро сосредоточить наиболее боеспособные кадровые части, и в бейрутский аэропорт были доставлены самолетами из Израиля по одному батальону десантников 35-й бригады и пехотинцев "Голани", сводная бригада курсантов Офицерской школы и другие силы. Туда же подтягивались бригада младших командиров пехоты и 211-я танковая бригада, которой после отставки полковника Эли Гевы командовал Дани Бендаль (эта бригада, вооруженная танками "Меркава", направлялась на учения в район Маале-Адуммим, и приказ о возвращении в Ливан застал колонну ее трейлеров-танковозов на подъеме к Иерусалиму). Общий замысел операции состоял в том, что территория Западного Бейрута южнее бульвара Мазраа будет занята наступающей с юга 96-й дивизией Амоса Ярона, а северную часть города, т.н. Рас-Бейрут, займет 91-я дивизия Ицхака Мордехая, базировавшаяся в Ашрафийе и в районе морского порта.
Утром 15 сентября министром обороны были отданы следующие распоряжения начальнику Генерального штаба:
1. Важно, чтобы вхождение в Бейрут было быстрым и бесперебойным.
2. Цель - сделать весь город открытым. Зачистку лагерей произведем на следующем этапе.
3. Наши силы должны находиться на всех центральных перекрестках и во всех ключевых точках.
4. Транспортные магистрали должны сохраняться открытыми.
5. Зачистка штабов террористов - сразу же по установлении контроля над перекрестками.
6. Действующими на местности силами командует только ЦАХАЛ. Для операции в лагерях запустим фалангистов.
7. Во время похорон Башира Жмайеля в воздухе [над Бейрутом] должны находиться самолеты наших ВВС.
Похороны Жмайеля состоялись в предвечерние часы 15 сентября, и к тому времени ЦАХАЛ уже разместил свои силы на большинстве перекрестков Западного Бейрута к югу от бульвара Мазраа. Командование ливанской армии сообщило комдиву-96 о своем отказе участвовать в операции по воссоединению Бейрута, и ее части оставались в своих казармах; во избежание случайных жертв в городе был объявлен круглосуточный комендантский час. При вхождении в Западный Бейрут силы ЦАХАЛа встретили в ряде районов, особенно в северной части города, сопротивление боевиков ООП-НПС, не вызвавшее, однако, существенных нарушений графика операции. В ряде случаев израильские командиры встречались с представителями НПС и убеждали их сложить оружие. Последние опасались, что в дальнейшем они все равно будут перебиты фалангистами, и израильское командование предлагало им вывезти их в Бекаа, откуда они смогут затем перебраться в контролируемую сирийцами часть Ливана. Это предложение не встретило отклика, но в результате переговоров с израильтянами основная часть боевиков "Мурабитун" и многие боевики других левых организаций отказались от сопротивления, переоделись в гражданскую одежду и "растворились" в населении Бейрута.
В течение дня Ариэль Шарон, Рефаэль Эйтан и командующий СВО Амир Дрори также встречались с Пьером Жмайлем (основателем партии Катаиб и отцом убитого лидера ЛС), командующим вооруженными силами фалангистов Фади Фремом и другими представителями христианского лагеря. В ходе этих встреч обсуждалось возможное участие фалангистов в операции по зачистке бейрутских лагерей беженцев от остававшихся там террористов.
Одновременно с этим командование ЦАХАЛа не оставляло попыток подключить ливанскую армию к операции по воссоединению Бейрута. Амир Дрори сумел убедить командовавшего столичным гарнизоном полковника Мишеля Ауна (в 1988 году он был назначен премьер-министром и в настоящее время является президентом Ливана) еще раз поднять этот вопрос перед главой ливанского правительства Шафиком Ваззаном, но последний категорически запретил любое участие правительственных войск в совместной с Израилем операции и, более того, потребовал от Ауна, чтобы с приближением сил ЦАХАЛа к постам и базам ливанской армии ее военнослужащие открывали огонь по израильтянам. Вскоре стало известно, что администрация США, решительно возражавшая против ввода израильских войск в Западный Бейрут, известила правительство Ваззана о своей сугубой незаинтересованности в военном сотрудничестве Израиля и Ливана при проведении операции по воссоединению Бейрута.
Шарон рассчитывал поставить американцев перед фактом. Информируя начальника Генштаба об оказываемом на Израиль давлении, он требовал установить военный контроль над всей столицей Ливана как можно скорее. Тем не менее, на рассвете 16 сентября министр обороны распорядился остановить дальнейшее продвижение израильских сил. Какие сомнения терзали Шарона, мы не знаем, но уже два часа спустя он отменил свое указание, и части ЦАХАЛа возобновили наступление в Бейруте. Возможно, однако, что дело тут не в сомнениях, а в тактической уловке: остановку израильских сил можно было представить американцам как выполнение их требования, а возобновившееся затем продвижение в еще не занятые кварталы Бейрута - как вынужденную реакцию израильских сил на контратаки противника, о которых США не могли достоверно знать, были они в действительности или нет.
Отметим, что если это была уловка, она не произвела впечатления на Белый дом. В тот же день заместитель госсекретаря Лоуренс Игелбергер вручил израильскому послу в США Моше Аренсу послание президента Рейгана, в котором указывалось, что предпринятые Израилем действия противоречат обещаниям, которые давались американской администрации премьер-министром Бегиным и министром обороны Шароном. Рейган напоминал, что эти обещания исключали вариант, при котором Западный Бейрут будет занят израильскими войсками. В течение последних 24 часов, писал президент, Соединенные Штаты действовали, основываясь на данных им Израилем обязательствах, и теперь они выглядят если не обманутой стороной, то участниками тайного сговора, целью которого было установление израильского контроля над всей ливанской столицей. Рейган настойчиво требовал от Израиля немедленно отвести свои войска в районы их прежней дислокации в Бейруте; Бегин отклонил это требование, сославшись на опасность захвата города силами ООП-НПС.
Можно сказать, что самому Бегину данный эпизод сошел с рук, тогда как Шарону он стоил дорого. После его смерти Нахум Барнеа написал в газете Едиот ахронот": "Во время войны и сразу же после нее Шарон немало поиздевался над Филиппом Хабибом, спецпосланником Белого дома на Ближнем Востоке. Местью за это для него стал персональный американский бойкот, остававшийся в силе на протяжении многих лет. Когда Джек Кэмп, министр строительства в администрации Буша-старшего, захотел встретиться с Шароном, занимавшим аналогичный пост в правительстве Ицхака Шамира, президент США запретил проводить эту встречу в Вашингтоне. Шарон навсегда усвоил преподанный ему урок. Став премьер-министром Израиля, он проявлял такую лояльность и чуткость по отношению к американцам, какой не проявлял до него ни один израильский лидер. Шарон панически боялся американского диктата, который загонит его в то, что он называл на техасский манер сorrals - сужающийся двор скотобойни, которым быки идут к месту забоя, не имея возможности свернуть в сторону. Именно этот страх привел Шарона к отступлению из Газы. Политической конфронтации с Белым домом, которая завершится навязанным американцами решением, он предпочел односторонний маневр".
Так или иначе, еще до полудня 16 сентября начальник Генштаба доложил министру обороны, что вся территория ливанской столицы, за исключением окруженных лагерей беженцев, контролируется израильскими войсками. Из города было вывезено значительное количество захваченного там оружия: три танка, пять бронетранспортеров, 56 джипов и иных автомашин с установленными на них пулеметами и безоткатными орудиями, пять 120-мм минометов, три пусковые установки 122-мм реактивных снарядов, 130-мм буксируемая пушка, три зенитных орудия, четыре безоткатных орудия и 29 грузовиков боеприпасов. Вскоре последовала отмена комендантского часа, и ливанской армии было предложено начать патрулирование во всех районах Бейрута, включая лагеря беженцев.
* * *
Не будет сущей нелепостью предположение о том, что массового убийства жителей Сабры и Шатилы удалось бы избежать, если бы ливанская правительственная армия произвела по просьбе Израиля разоружение и проверку бейрутских лагерей беженцев, но ее командование вновь отвергло предложение ЦАХАЛа.
Это не снимает с израильской стороны всей ответственности за случившееся на следующий день, и здесь можно вспомнить уже приводившееся в данном очерке предупреждение, с которым начальник АМАНа Йегошуа Саги выступил задолго до начала ливанской кампании: "Всё, что случится в зоне нашего военного контроля, будет записано на наш счет, и никому не будет дела до того, кто конкретно стрелял в безоружных - наши солдаты, люди Хаддада или фалангисты". Исходя из этого, ЦАХАЛ тщательно предупреждал любые эксцессы подобного рода при проведении операции "Мир Галилее", и внимание к данному вопросу видно во многих протоколах, относящихся к использованию подразделений АСЛ на юге Ливана и к возвращению Дамура под христианский контроль. Оставляя за строкой моральную сторону проблемы, нельзя не признать поразительным то, что трезвое осознание связанных с ней политических рисков притупилось с убийством Башира Жмайеля.
В условиях острого кризиса в отношениях с США, при наличии в Бейруте наблюдателей ООН и множества журналистов, в свете очевидного всем заинтересованным сторонам израильского военного контроля над столицей Ливана и блокирования его силами расположенных в ней лагерей беженцев, не было ни малейших причин полагаться на то, что "война всё спишет". Этого могли не понимать Фрем, Хобейка и другие закаленные ливанские гангстеры, которым было, в конце концов, наплевать на политическую репутацию и интересы Израиля, но иначе как помрачением умов трудно объяснить то, что в израильском руководстве оказалось некому остановить реализацию принятого Шароном решения о зачистке лагерей беженцев силами фалангистов.
Многим покажется странным, но наибольшую дальновидность на состоявшемся 16 сентября заседании кабинета проявил министр строительства Давид Леви: "Наша позиция, состоящая в том, что мы вошли в Западный Бейрут с целью предотвращения кровавого хаоса, может очень сильно пострадать и мы можем оказаться людьми, не заслуживающими доверия, если мы пускаем фалангистов в определенный квартал. Я знаю, что такое для них месть, это бойня. Если это случится, никто не поверит тому, что мы вошли туда навести порядок. Вина ляжет на нас". Но, высказав это возражение, Леви не потребовал голосования по затронутому им вопросу, и никто из министров не возвращался к нему в ходе дальнейшей дискуссии, отмечает Шимон Голан, автор фундаментального исследования о процессе принятия решений военным руководством Израиля в ходе Первой ливанской войны.
И все же, то обстоятельство, что израильское командование не раз, всерьез и настойчиво предлагало ливанской правительственной армии осуществить операцию по изъятию оружия и аресту подозрительных лиц в бейрутских лагерях беженцев, показывает, что оно, как минимум, не ставило перед собой специальную цель запустить в лагеря одержимых жаждой мести фалангистов. Здесь же можно еще раз отметить двусмысленную роль США, давших ливанскому руководству понять, что Вашингтон не желает участия правительственной армии Ливана в организуемых Израилем мероприятиях по воссоединению Бейрута. Наконец, заслуживает упоминания изданная в 1999 году книга "Из Израиля в Дамаск", автором которой является Роберт Марун Хатем, бывший телохранитель Элие Хобейки. Хатем утверждает, что Хобейка, командовавший силами фалангистов в Сабре и Шатиле, уже в 1982 году являлся агентом сирийских спецслужб, и что массовое убийство палестинцев было организовано им по указанию Хафеза Асада, желавшего скомпрометировать Израиль. При этом, вспоминает Хатем, израильские офицеры требовали от входивших в лагеря фалангистов вести себя там "как достойная армия".
Обвинения Хатема косвенно подтверждаются тем, что Хобейка, выступавший до 1985 года с произраильских позиций, тем не менее, поддерживал военное присутствие Сирии в Ливане. Его первенствующая роль в организации резни была хорошо известна, но ни ООП, ни Сирия, ни их мусульманские союзники в Ливане не предъявляли ему претензий и не инициировали его юридическое преследование. Более того, Хобейка дважды избирался в парламент в 1992 и 1996 гг., занимал министерские посты в просирийском правительстве Ливана и до 2001 года находился под охраной сирийских спецслужб. Вскоре после своего разлада с сирийцами он погиб в результате теракта 24 января 2002 года.
* * *
Массовое убийство в Сабре и Шатиле представляет собой наиболее известный эпизод Первой ливанской войны и часто - вообще единственное, что люди знают о ней, поэтому автор находит возможным именно здесь позволить себе лапидарность. Вечером 16 сентября отряды фалангистов вошли в окруженные ЦАХАЛом лагеря беженцев. Сабра оказалась почти пуста, и основные события разворачивались в Шатиле. Позднейшее расследование показало - и это, по крайней мере, отчасти было понятно уже по данным израильского прослушивания полевых радиостанций ЛС - что оказанное фалангистам сопротивление было ничтожным. 17 сентября командующий СВО Амир Дрори прибыл незадолго до полудня на командный пункт 96-й дивизии и, услышав от ее командира Амоса Ярона, что тот получает не подтвержденные пока донесения о кровавых эксцессах в ходе производимой зачистки, приказал присутствовавшему на КП представителю командования ЛС немедленно прекратить операцию.
Около 15.00 Дрори вновь обратился к ливанской правительственной армии с просьбой начать патрулирование в лагерях и изъятие хранимого там оружия, и вновь получил отказ. В 16.00, незадолго на наступления двухдневного еврейского праздника Рош ха-Шана, на дивизионный КП прибыл начальник Генштаба. После консультаций с командующим СВО, представителем Моссада и командирами фалангистов во главе с Фади Фремом он распорядился продолжить операцию в лагерях, назначив время ее завершения на 5 часов утра 18 сентября. Основываясь на записях этой беседы и показаниях ее участников комиссии Ицхака Кагана, Голан отмечает, что израильские представители не задавали прямых вопросов в связи с дошедшими до них слухами об отношении фалангистов к мирному населению, а представители ЛС не поднимали по собственной инициативе эту щекотливую тему.
После 20.00 состоялась беседа Шарона с вернувшимся из Ливана начальником Генштаба, судить о которой можно лишь по показаниям, дававшимися ее участниками комиссии Кагана. По версии Шарона, Эйтан доложил ему, что ущерб, причиненный фалангистами мирному населению, "оказался большим, чем можно было ожидать". Министр обороны утверждал, что начальник Генштаба указывал на проявленную фалангистами жестокость как на причину того, что операция в Сабре и Шатиле была прервана днем на несколько часов, и отмечал, что она же заставила ЦАХАЛ запретить фалангистам вводить в лагеря дополнительные силы. Эйтан категорически отрицал любые упоминания о массовых убийствах в ходе этой беседы, и комиссия Кагана сочла версию Шарона более убедительной.
Вскоре после беседы министра обороны с начальником Генштаба Шарону позвонил военный обозреватель "Едиот ахронот" Рон Бен-Ишай, сообщивший ему, что до него доходят сведения о совершаемой фалангистами расправе над жителями Сабры и Шатилы. Еще до того военный обозреватель "Гаарец" Зеэв Шиф, получивший такие же сведения, встретился с министром связи Мордехаем Циппори и сообщил ему о своих опасениях. Циппори, бригадный генерал запаса, командовавший в прошлом бронетанковыми силами ЦАХАЛа и занимавший один из высших постов в Оперативном управлении Генштаба, был одним из немногих министров, обладавших достаточным опытом для того, чтобы спорить с Шароном по военным вопросам, и действительно часто возражавший ему на заседаниях правительства, немедленно позвонил министру иностранных дел Ицхаку Шамиру и поделился с ним полученной информацией. Шамир счел сообщение Циппори слишком расплывчатым и не предпринял собственных мер для того, чтобы проверить слухи о бейрутской резне.
Утром 18 сентября в достоверности этих слухов не осталось сомнений. Теперь уже ливанская армия по собственной инциативе обратилась к израильскому командованию с просьбой позволить ей патрулирование в лагерях, и на следующий день ее силы вошли в оставленные фалангистами Сабру и Шатилу вместе с американскими и французскими подразделениями MNF. Сведения о совершившейся там кровавой расправе быстро распространились по всему миру (первой сообщение об этом передала Би-Би-Си). Даже с поправкой на вероятность сознательных преувеличений было ясно, что в Бейруте произошло массовое убийство мирных жителей. Дальнейшее расследование показало, что число убитых в лагерях составило никак не меньше 460 человек, включая пятнадцать женщин и двадцать детей. Многие несомненные признаки указывали на то, что подавляющее большинство из них были расстреляны, а не погибли с оружием в руках. Созданная позже комиссия Кагана допускала, основываясь на некоторых данных израильской военной разведки, что в Сабре и Шатиле было убито 700-800 палестинцев. Более высокие оценки, говорившие о двух-трех тысячах убитых, были, по всей вероятности, сильно завышены.
21 сентября, через неделю после убийства Башира Жмайеля, ливанский парламент выбрал президентом страны его старшего брата Амина. Тем временем внешнее давление на Израиль достигло в результате бейрутских событий критического уровня: Белый дом жестко требовал немедленного вывода израильских войск из ливанской столицы, и это же требование содержалось в двух принятых тогда резолюциях СБ №№ 520 и 521.
Не меньшее значение имел мощный всплеск внутреннего недовольства в израильском обществе, под влиянием которого 24 сентября правительство Бегина поручило президенту Верховного суда "произвести проверку фактов, связанных с чудовищными деяниями одного из подразделений Ливанских сил". Этого оказалось недостаточно. Пресса, оппозиционные партии, президент государства Ицхак Навон и участники многотысячной демонстрации, состоявшейся 25 сентября в Тель-Авиве, требовали создания государственной комиссии по расследованию, которая будет располагать эффективными юридическими полномочиями и решения которой будут иметь обязательную силу. Бегин категорически не желал создания такой комиссии, но 28 сентября ему пришлось подчиниться. А на следующий день, еще до того, как комиссия во главе с президентом Верховного суда Ицхаком Каганом приступила к своей работе, силы ЦАХАЛа вышли из Западного Бейрута. Этот день, 29 сентября 1982 года, официально считается датой завершения операции "Мир Галилее".
Вместе с Каганом в состав коммисии по расследованию вошли верховный судья Аарон Барак и генерал-майор запаса Йона Эфрат. Бывший комбриг "Голани", замначальника Оперативного управления ГШ и командующий ЦВО, Эфрат был призван из резерва с началом ливанской кампании и назначен помощником начальника Генштаба. В комиссии Кагана ему отводилась роль военного эксперта, непосредственно знакомого с ситуацией на поле боя и с практикой принятия решений по релевантным вопросам.
Слушания государственной комиссии продолжались четыре с половиной месяца; выводы произведенного ею расследования были опубликованы 7 февраля 1983 года. Комиссия Кагана признала безосновательными утверждения о том, что в Сабре и Шатиле вместе с отрядами фалангистов находились израильские военные или подразделения АСЛ, и о якобы имевшей место договоренности израильского командования с лидерами фалангистов о предстоящей расправе над жителями указанных лагерей. Прямую ответственность за резню комиссия возложила на отряды фалангистов, находившиеся под непосредственным командованием Элие Хобейки. В то же время комиссия сочла необходимым распространить косвенную - не уголовную, но моральную и общественную - ответственность за совершенные в бейрутских лагерях преступления на ряд политических и военных деятелей Израиля. Таковая возлагалась на Менахема Бегина, Ариэля Шарона, Ицхака Шамира, Рефаэля Эйтана, начальника АМАНа Йегошуа Саги, директора Моссада Нахума Адмони, командующего СВО Амира Дрори и комдива-96 Амоса Ярона.
В отношении Бегина, Шамира, Адмони и Дрори комиссия ограничилась декларацией о наложении определенной личной ответственности без применения к ним дополнительных мер; Шарону были рекомендовано уйти с поста министра обороны и, если он не поступит по собственной воле указанным образом, премьер-министру предлагалось отправить его в отставку; санкций в отношении Эйтана не предусматривалось, поскольку он и так должен был покинуть в апреле пост начальника Генштаба; генералу Саги предписывалось уйти с поста руководителя военной разведки; генералу Ярону воспрещалось занятие командных постов в течение трех лет.
Бегин, переживший к тому времени смерть жены, ставшую для него тяжелой утратой, и остро страдавший в связи с потерями ЦАХАЛа в Ливане, считал, что выводы комиссии обязывают его уйти в отставку; отказаться от этого шага его убедили министр юстиции Моше Ниссим и секретарь правительства Дан Меридор. Шарон, напротив, заявил о своем отказе покинуть военное ведомство, дав левым партиям повод для новых протестов.
Вечером 10 февраля в Иерусалиме состоялось шествие, организованное движением "Шалом ахшав" и имевшее своим главным требованием полное выполнение рекомендаций комиссии Кагана. На подходе к комплексу правительственных зданий некто Йона Аврушми, не по уму ретивый противник "Шалом ахшав", метнул в колонну демонстрантов осколочную гранату, взрывом которой был убит левый активист Эмиль Гринцвайг и ранены еще девять участников шествия, включая Авраама Бурга и Юваля Штайница, ставших впоследствии видными израильскими политиками (отметим в скобках, что Йосеф Бург, отец одного из раненых демонстрантов, был министром внутренних дел в правительстве Бегина; что же до Штайница, то он перешел со временем на позиции правого лагеря под влиянием соглашений "Осло", стал депутатом Кнессета от Ликуда в 1999 году и ныне является министром энергетики в кабинете Нетаниягу). На следующий день после совершенного Аврушми теракта правительство Бегина проголосовало большинством голосов за полную имплементацию выводов комиссии Кагана и заставило Шарона уйти в отставку с поста министра обороны, позволив ему, однако, остаться министром без портфеля. 23 февраля новым главой военного ведомства стал отозванный из Вашингтона посол Моше Аренс.
Продолжение следует
"Вести", 21 декабря 2017
Часть XIII. Сабра и Шатила
Дов Конторер
Продолжение. Начало в номере "Вестей" от 19 сентября с.г.
Эвакуация штабов и формирований ООП из ливанской столицы, достигнутая на условиях, близких к тем, которых Израиль добивался в период блокады Бейрута, и казавшаяся многим недостижимой, обладала значительным политическим эффектом. Она приглушила сомнения в связи с разросшимися масштабами операции "Мир Галилее" и, пусть ненадолго, убедила израильское общество в том, что правительство Бегина преследует в Ливане реальную цель. Однако требовать эвакуации так настойчиво было осмысленно лишь постольку, поскольку это позволяло новому руководству Ливана утвердиться у власти и поддерживать в дальнейшем режим, который не допустит восстановления военного потенциала ООП и возобновления антиизраильских диверсий. А для этого ЦАХАЛу следовало оставаться в Ливане и после того, как свыше четырнадцати тысяч активистов ООП, палестинских боевиков и сирийских солдат покинули Бейрут в рамках проведенной Многонациональными силами операции Épaulard ("Касатка").
Но как долго Израиль будет должен держать в Ливане свои войска? Ясности с этим не было. По сведениям израильской разведки, после августовской эвакуации в Бейруте осталось на подпольном и полуподпольном положении порядка двух тысяч боевиков ООП, сумевших разжиться ливанскими и иностранными паспортами в период блокады. Кроме того, в Бейруте имелось порядка семи тысяч ливанских боевиков союзной ООП группировки Национально-патриотические силы; эту группировку составляли 27 левых организаций, крупнейшей из которых была "Мурабитун" - военное крыло Партии независимых насеристов. Существенное значение имело и то, что, вопреки обязательствам Арафата, в процессе эвакуации из Бейрута палестинцы не сдали правительственной армии Ливана имевшееся у них тяжелое вооружение. В закрытых от посторонних глаз лагерях было можно утаить даже танки, но главные опасения связывались, конечно, не с танками, а с таким компактными средствами, как пулеметы, минометы, противотанковые ракетные комплексы и РПГ, не говоря уже о легком стрелковом оружии.
Бегин и Шарон в очередной раз встретились с Баширом Жмайелем в нагарийской гостинице "Карлтон" 1 сентября. Непростая беседа израильских лидеров с избранным президентом Ливана подтвердила высказывавшееся в Израиле предположение о том, что, оказавшись у власти, Жмайель предпочтет внутриливанскую легитимность и поддержку арабских стран политическим рискам, связанным с заключением мирного договора с Израилем. Так оно и случилось: Жмайель предлагал израильской стороне сохранить сложившийся в прежние годы негласный формат доверительных отношений. Бегин был глубоко разочарован поведением вождя фалангистов, но тот оставался главным израильским козырем, и премьер-министру пришлось умерить свою досаду. В должность президента Ливана Жмайель должен был вступить 23 сентября, однако ливанская армия уже подчинялась ему де-факто, и в ходе контактов с ним израильское командование настаивало на том, чтобы части ливанских правительственных войск как можно скорее вошли в Западный Бейрут и подчинили его своему контролю. На деле этот процесс был очень медленным; ливанские воинские части действовали неохотно, и их продвижение в кварталы, находившиеся под властью ООП-НПС, почти всегда требовало значительной поддержки ЦАХАЛа.
Тем временем на международной арене следовали одна за другой политические инициативы, общим знаменателем которых было то, что они противоречили формату урегулирования, которого Израиль добивался в Ливане, и часто содержали в себе неприемлемые для Израиля требования по остальным вопросам ближневосточной повестки дня.
Летом 1982 года Советом Безопасности ООН был принят десяток резолюций, посвященных войне в Ливане и блокаде Бейрута (№№ 508, 509, 511, 512, 513, 515, 516, 517, 518, 519), и это - не считая нескольких предложений, торпедированных посредством американского вето. Было бы ошибкой считать, что израильское руководство вовсе не обращало внимания на инвективы ООН. Политическая защита Израиля, сопряженная для США с необходимостью блокировать проекты резолюций СБ, предлагавшиеся их союзниками по НАТО, все больше тяготила администрацию Рейгана, побуждая ее давить на Израиль.
1 сентября, сразу же по завершении бейрутской эвакуации, подтвердилось предположение Йегошуа Саги о том, что непрямой диалог Вашингтона с ООП, сопровождавший попытки урегулирования ливанского кризиса, будет иметь своим результатом предъявление Израилю американских требований в отношении Иудеи, Самарии и Газы. В этот день Рональд Рейган представил собственный план общего политического урегулирования на Ближнем Востоке.
Выразив гордость в связи с успешным завершением работы "нашего великого дипломата Филиппа Хабиба", президент заявил, что "ситуация в Ливане является только частью общей проблемы на Ближнем Востоке". Ключевыми параметрами этой проблемы Рейган назвал то, что "военные потери ООП не уменьшают стремление палестинского народа к справедливому удовлетворению его требований", тогда как очередной военный успех Израиля, "хотя и продемонстрировал, что его армия не имеет равных себе в регионе", одновременно показал, что "она одна не в состоянии обеспечить справедливый и прочный мир Израилю и его соседям". Заявив о своем восхищении "героической борьбой Израиля за выживание" и призвав арабские страны "признать его реальность", президент в то же время сказал, что "завершившийся отход из Бейрута драматизирует бездомность палестинского народа как никогда прежде".
Вслед за тем президент вернулся к содержащемуся в Кемп-Дэвидском договоре требованию о предоставлении палестинским жителям Западного берега (Иудея и Самария) и сектора Газы полной автономии и самоуправления на пятилетний срок, который явится переходным периодом к переговорам об окончательном статусе этих территорий. В течение переходного периода США будут решительно возражать против строительства израильских поселений на Западном берегу и в секторе Газы, а результатом будущих переговоров Соединенные Штаты видят урегулирование, которое, с одной стороны, не подразумевает создания независимого палестинского государства, а, с другой, "не может быть достигнуто на основе израильского суверенитета или постоянного контроля над Западным берегом и Газой". Как следствие, США полагают, что "самоуправление палестинцев на Западном берегу и в Газе в сотрудничестве с Иорданией дает наилучшие шансы на надежный, справедливый и прочный мир". Подчеркнув приверженность США обеспечению безопасности Израиля, Рейган сказал, что определение конкретного контура будущих границ "будет в значительной мере зависеть от предлагаемых Израилю масштабов истинного мира, нормализации и договоренностей по вопросам его безопасности". Относительно Иерусалима президентом США было сказано, что он "должен остаться единым городом, но его будущий статус определится в ходе переговоров".
Менахем Бегин справедливо заключил, что план Рейгана покушается на интересы Израиля в большей степени, чем план госсекретаря Роджерса (1970), из-за которого его партия покинула правительство национального единства, созданное в Израиле накануне Шестидневной войны. Некоторые арабские страны, напротив, нашли в плане Рейгана "позитивные элементы", и для их обсуждения в марокканском городе Фес 6 сентября был созван саммит ЛАГ, на котором, однако, возобладала позиция радикалов, требовавших полного израильского отступления к границам 1967 года, ликвидации всех израильских поселений за "зеленой чертой", включая еврейские кварталы Восточного Иерусалима, краткого ("на несколько месяцев") переходного периода, в течение которого Западный берег и Газа будут находится под управлением ООН, создания палестинского государства со столицей в Иерусалиме, предоставления "права на возвращение" всем заинтересованным в этом палестинским беженцам и выплаты денежной компенсации тем из них, кто захочет остаться в местах своего проживания.
Наконец, 15 сентября собственный план урегулирования на Ближнем Востоке был изложен советским лидером Леонидом Брежневым: полное израильское отступление к границам 1967 года, создание независимого палестинского государства с безусловным включением в него Восточного Иерусалима, предоставление "права на возвращение" палестинским беженцам, право всех государств региона на мирное существование и развитие, прекращение состояния войны между Израилем и арабскими странами, включая будущее палестинское государство, и необходимость международных гарантий ближневосточного урегулирования.
Понятно, что израильскому правительству приходилось всерьез реагировать только на план Рейгана и на утверждавшиеся при поддержке США резолюции Совбеза ООН, поскольку ни ЛАГ, ни Москва, ни западноевропейские страны не имели собственных рычагов воздействия на Израиль. В то же время обилие международных инициатив, обязанных своим появлением военным событиям в Ливане, превращалось в фактор давления на правительство Бегина - уже и потому, что им стимулировалось ужесточение позиции США в отношении еврейского государства. Этим можно было пренебрегать, рассчитывая на политический козырь, которым израильское правительство располагало в Ливане. 14 сентября создалось впечатление, что Израиль лишается своего козыря, и ливанский сюжет устремился к развязке.
* * *
В этот день в бейрутском квартале Ашрафийя прогремел мощный взрыв. В 16.30 израильским командованием было получено сообщение о том, что взорвана штаб-квартира партии Катаиб, в которой должен был находиться избранный президент Ливана. Незадолго до полуночи стало известно, что тело Башира Жмайеля опознано по кольцу и остаткам лежавшего в кармане его костюма письма сестры. Вместе с Жмайелем при взрыве погибли еще 26 человек.
Расследование достаточно скоро установило, что исполнителем теракта был член Сирийской социал-националистической партии Ливана Хабиб Шартуни, завербованный сирийской разведкой. Шартуни жил с семьей в небольшой квартире на верхнем этаже здания, в котором помещалась штаб-квартира Катаиб; его дядя был одним из охранников Башира Жмайеля, а сестра - подругой помощника избранного президента. Накануне выступления Жмайеля перед товарищами по партии Шартуни установил мощное взрывное устройство в помещении над конференц-залом, и когда Жмайель поднялся в конференц-зал, он покинул здание и привел в действие взрывное устройство, воспользовавшись дистанционным взрывателем японского производства.
Вернемся, однако, к вечерним событиям 14 сентября. Еще до того, как тело Жмайеля было опознано, Шарон, заручившись согласием Бегина, приказал силам ЦАХАЛа подготовиться к вхождению в Западный Бейрут. Позже это решение объяснялось израильскому правительству тем, что с гибелью избранного президента возникла опасность воцарения в Бейруте кровавого хаоса и в перспективе - запугивания ливанского парламента, которому надлежало выбрать нового главу государства. Отмечалось также, что 12 сентября Шарон твердо договорился с Жмайелем о том, что до его вступления в должность в Бейруте не останется незаконных вооруженных формирований. Последнее придавало определенную легитимность действиям ЦАХАЛа, предпринятым сразу же после убийства избранного президента, но - не с точки зрения США, которым израильское правительство не раз обещало, что операция ЦАХАЛа завершится без захвата Западного Бейрута.
Для выполнения принятого Бегиным и Шароном решения в ливанской столице следовало быстро сосредоточить наиболее боеспособные кадровые части, и в бейрутский аэропорт были доставлены самолетами из Израиля по одному батальону десантников 35-й бригады и пехотинцев "Голани", сводная бригада курсантов Офицерской школы и другие силы. Туда же подтягивались бригада младших командиров пехоты и 211-я танковая бригада, которой после отставки полковника Эли Гевы командовал Дани Бендаль (эта бригада, вооруженная танками "Меркава", направлялась на учения в район Маале-Адуммим, и приказ о возвращении в Ливан застал колонну ее трейлеров-танковозов на подъеме к Иерусалиму). Общий замысел операции состоял в том, что территория Западного Бейрута южнее бульвара Мазраа будет занята наступающей с юга 96-й дивизией Амоса Ярона, а северную часть города, т.н. Рас-Бейрут, займет 91-я дивизия Ицхака Мордехая, базировавшаяся в Ашрафийе и в районе морского порта.
Утром 15 сентября министром обороны были отданы следующие распоряжения начальнику Генерального штаба:
1. Важно, чтобы вхождение в Бейрут было быстрым и бесперебойным.
2. Цель - сделать весь город открытым. Зачистку лагерей произведем на следующем этапе.
3. Наши силы должны находиться на всех центральных перекрестках и во всех ключевых точках.
4. Транспортные магистрали должны сохраняться открытыми.
5. Зачистка штабов террористов - сразу же по установлении контроля над перекрестками.
6. Действующими на местности силами командует только ЦАХАЛ. Для операции в лагерях запустим фалангистов.
7. Во время похорон Башира Жмайеля в воздухе [над Бейрутом] должны находиться самолеты наших ВВС.
Похороны Жмайеля состоялись в предвечерние часы 15 сентября, и к тому времени ЦАХАЛ уже разместил свои силы на большинстве перекрестков Западного Бейрута к югу от бульвара Мазраа. Командование ливанской армии сообщило комдиву-96 о своем отказе участвовать в операции по воссоединению Бейрута, и ее части оставались в своих казармах; во избежание случайных жертв в городе был объявлен круглосуточный комендантский час. При вхождении в Западный Бейрут силы ЦАХАЛа встретили в ряде районов, особенно в северной части города, сопротивление боевиков ООП-НПС, не вызвавшее, однако, существенных нарушений графика операции. В ряде случаев израильские командиры встречались с представителями НПС и убеждали их сложить оружие. Последние опасались, что в дальнейшем они все равно будут перебиты фалангистами, и израильское командование предлагало им вывезти их в Бекаа, откуда они смогут затем перебраться в контролируемую сирийцами часть Ливана. Это предложение не встретило отклика, но в результате переговоров с израильтянами основная часть боевиков "Мурабитун" и многие боевики других левых организаций отказались от сопротивления, переоделись в гражданскую одежду и "растворились" в населении Бейрута.
В течение дня Ариэль Шарон, Рефаэль Эйтан и командующий СВО Амир Дрори также встречались с Пьером Жмайлем (основателем партии Катаиб и отцом убитого лидера ЛС), командующим вооруженными силами фалангистов Фади Фремом и другими представителями христианского лагеря. В ходе этих встреч обсуждалось возможное участие фалангистов в операции по зачистке бейрутских лагерей беженцев от остававшихся там террористов.
Одновременно с этим командование ЦАХАЛа не оставляло попыток подключить ливанскую армию к операции по воссоединению Бейрута. Амир Дрори сумел убедить командовавшего столичным гарнизоном полковника Мишеля Ауна (в 1988 году он был назначен премьер-министром и в настоящее время является президентом Ливана) еще раз поднять этот вопрос перед главой ливанского правительства Шафиком Ваззаном, но последний категорически запретил любое участие правительственных войск в совместной с Израилем операции и, более того, потребовал от Ауна, чтобы с приближением сил ЦАХАЛа к постам и базам ливанской армии ее военнослужащие открывали огонь по израильтянам. Вскоре стало известно, что администрация США, решительно возражавшая против ввода израильских войск в Западный Бейрут, известила правительство Ваззана о своей сугубой незаинтересованности в военном сотрудничестве Израиля и Ливана при проведении операции по воссоединению Бейрута.
Шарон рассчитывал поставить американцев перед фактом. Информируя начальника Генштаба об оказываемом на Израиль давлении, он требовал установить военный контроль над всей столицей Ливана как можно скорее. Тем не менее, на рассвете 16 сентября министр обороны распорядился остановить дальнейшее продвижение израильских сил. Какие сомнения терзали Шарона, мы не знаем, но уже два часа спустя он отменил свое указание, и части ЦАХАЛа возобновили наступление в Бейруте. Возможно, однако, что дело тут не в сомнениях, а в тактической уловке: остановку израильских сил можно было представить американцам как выполнение их требования, а возобновившееся затем продвижение в еще не занятые кварталы Бейрута - как вынужденную реакцию израильских сил на контратаки противника, о которых США не могли достоверно знать, были они в действительности или нет.
Отметим, что если это была уловка, она не произвела впечатления на Белый дом. В тот же день заместитель госсекретаря Лоуренс Игелбергер вручил израильскому послу в США Моше Аренсу послание президента Рейгана, в котором указывалось, что предпринятые Израилем действия противоречат обещаниям, которые давались американской администрации премьер-министром Бегиным и министром обороны Шароном. Рейган напоминал, что эти обещания исключали вариант, при котором Западный Бейрут будет занят израильскими войсками. В течение последних 24 часов, писал президент, Соединенные Штаты действовали, основываясь на данных им Израилем обязательствах, и теперь они выглядят если не обманутой стороной, то участниками тайного сговора, целью которого было установление израильского контроля над всей ливанской столицей. Рейган настойчиво требовал от Израиля немедленно отвести свои войска в районы их прежней дислокации в Бейруте; Бегин отклонил это требование, сославшись на опасность захвата города силами ООП-НПС.
Можно сказать, что самому Бегину данный эпизод сошел с рук, тогда как Шарону он стоил дорого. После его смерти Нахум Барнеа написал в газете Едиот ахронот": "Во время войны и сразу же после нее Шарон немало поиздевался над Филиппом Хабибом, спецпосланником Белого дома на Ближнем Востоке. Местью за это для него стал персональный американский бойкот, остававшийся в силе на протяжении многих лет. Когда Джек Кэмп, министр строительства в администрации Буша-старшего, захотел встретиться с Шароном, занимавшим аналогичный пост в правительстве Ицхака Шамира, президент США запретил проводить эту встречу в Вашингтоне. Шарон навсегда усвоил преподанный ему урок. Став премьер-министром Израиля, он проявлял такую лояльность и чуткость по отношению к американцам, какой не проявлял до него ни один израильский лидер. Шарон панически боялся американского диктата, который загонит его в то, что он называл на техасский манер сorrals - сужающийся двор скотобойни, которым быки идут к месту забоя, не имея возможности свернуть в сторону. Именно этот страх привел Шарона к отступлению из Газы. Политической конфронтации с Белым домом, которая завершится навязанным американцами решением, он предпочел односторонний маневр".
Так или иначе, еще до полудня 16 сентября начальник Генштаба доложил министру обороны, что вся территория ливанской столицы, за исключением окруженных лагерей беженцев, контролируется израильскими войсками. Из города было вывезено значительное количество захваченного там оружия: три танка, пять бронетранспортеров, 56 джипов и иных автомашин с установленными на них пулеметами и безоткатными орудиями, пять 120-мм минометов, три пусковые установки 122-мм реактивных снарядов, 130-мм буксируемая пушка, три зенитных орудия, четыре безоткатных орудия и 29 грузовиков боеприпасов. Вскоре последовала отмена комендантского часа, и ливанской армии было предложено начать патрулирование во всех районах Бейрута, включая лагеря беженцев.
* * *
Не будет сущей нелепостью предположение о том, что массового убийства жителей Сабры и Шатилы удалось бы избежать, если бы ливанская правительственная армия произвела по просьбе Израиля разоружение и проверку бейрутских лагерей беженцев, но ее командование вновь отвергло предложение ЦАХАЛа.
Это не снимает с израильской стороны всей ответственности за случившееся на следующий день, и здесь можно вспомнить уже приводившееся в данном очерке предупреждение, с которым начальник АМАНа Йегошуа Саги выступил задолго до начала ливанской кампании: "Всё, что случится в зоне нашего военного контроля, будет записано на наш счет, и никому не будет дела до того, кто конкретно стрелял в безоружных - наши солдаты, люди Хаддада или фалангисты". Исходя из этого, ЦАХАЛ тщательно предупреждал любые эксцессы подобного рода при проведении операции "Мир Галилее", и внимание к данному вопросу видно во многих протоколах, относящихся к использованию подразделений АСЛ на юге Ливана и к возвращению Дамура под христианский контроль. Оставляя за строкой моральную сторону проблемы, нельзя не признать поразительным то, что трезвое осознание связанных с ней политических рисков притупилось с убийством Башира Жмайеля.
В условиях острого кризиса в отношениях с США, при наличии в Бейруте наблюдателей ООН и множества журналистов, в свете очевидного всем заинтересованным сторонам израильского военного контроля над столицей Ливана и блокирования его силами расположенных в ней лагерей беженцев, не было ни малейших причин полагаться на то, что "война всё спишет". Этого могли не понимать Фрем, Хобейка и другие закаленные ливанские гангстеры, которым было, в конце концов, наплевать на политическую репутацию и интересы Израиля, но иначе как помрачением умов трудно объяснить то, что в израильском руководстве оказалось некому остановить реализацию принятого Шароном решения о зачистке лагерей беженцев силами фалангистов.
Многим покажется странным, но наибольшую дальновидность на состоявшемся 16 сентября заседании кабинета проявил министр строительства Давид Леви: "Наша позиция, состоящая в том, что мы вошли в Западный Бейрут с целью предотвращения кровавого хаоса, может очень сильно пострадать и мы можем оказаться людьми, не заслуживающими доверия, если мы пускаем фалангистов в определенный квартал. Я знаю, что такое для них месть, это бойня. Если это случится, никто не поверит тому, что мы вошли туда навести порядок. Вина ляжет на нас". Но, высказав это возражение, Леви не потребовал голосования по затронутому им вопросу, и никто из министров не возвращался к нему в ходе дальнейшей дискуссии, отмечает Шимон Голан, автор фундаментального исследования о процессе принятия решений военным руководством Израиля в ходе Первой ливанской войны.
И все же, то обстоятельство, что израильское командование не раз, всерьез и настойчиво предлагало ливанской правительственной армии осуществить операцию по изъятию оружия и аресту подозрительных лиц в бейрутских лагерях беженцев, показывает, что оно, как минимум, не ставило перед собой специальную цель запустить в лагеря одержимых жаждой мести фалангистов. Здесь же можно еще раз отметить двусмысленную роль США, давших ливанскому руководству понять, что Вашингтон не желает участия правительственной армии Ливана в организуемых Израилем мероприятиях по воссоединению Бейрута. Наконец, заслуживает упоминания изданная в 1999 году книга "Из Израиля в Дамаск", автором которой является Роберт Марун Хатем, бывший телохранитель Элие Хобейки. Хатем утверждает, что Хобейка, командовавший силами фалангистов в Сабре и Шатиле, уже в 1982 году являлся агентом сирийских спецслужб, и что массовое убийство палестинцев было организовано им по указанию Хафеза Асада, желавшего скомпрометировать Израиль. При этом, вспоминает Хатем, израильские офицеры требовали от входивших в лагеря фалангистов вести себя там "как достойная армия".
Обвинения Хатема косвенно подтверждаются тем, что Хобейка, выступавший до 1985 года с произраильских позиций, тем не менее, поддерживал военное присутствие Сирии в Ливане. Его первенствующая роль в организации резни была хорошо известна, но ни ООП, ни Сирия, ни их мусульманские союзники в Ливане не предъявляли ему претензий и не инициировали его юридическое преследование. Более того, Хобейка дважды избирался в парламент в 1992 и 1996 гг., занимал министерские посты в просирийском правительстве Ливана и до 2001 года находился под охраной сирийских спецслужб. Вскоре после своего разлада с сирийцами он погиб в результате теракта 24 января 2002 года.
* * *
Массовое убийство в Сабре и Шатиле представляет собой наиболее известный эпизод Первой ливанской войны и часто - вообще единственное, что люди знают о ней, поэтому автор находит возможным именно здесь позволить себе лапидарность. Вечером 16 сентября отряды фалангистов вошли в окруженные ЦАХАЛом лагеря беженцев. Сабра оказалась почти пуста, и основные события разворачивались в Шатиле. Позднейшее расследование показало - и это, по крайней мере, отчасти было понятно уже по данным израильского прослушивания полевых радиостанций ЛС - что оказанное фалангистам сопротивление было ничтожным. 17 сентября командующий СВО Амир Дрори прибыл незадолго до полудня на командный пункт 96-й дивизии и, услышав от ее командира Амоса Ярона, что тот получает не подтвержденные пока донесения о кровавых эксцессах в ходе производимой зачистки, приказал присутствовавшему на КП представителю командования ЛС немедленно прекратить операцию.
Около 15.00 Дрори вновь обратился к ливанской правительственной армии с просьбой начать патрулирование в лагерях и изъятие хранимого там оружия, и вновь получил отказ. В 16.00, незадолго на наступления двухдневного еврейского праздника Рош ха-Шана, на дивизионный КП прибыл начальник Генштаба. После консультаций с командующим СВО, представителем Моссада и командирами фалангистов во главе с Фади Фремом он распорядился продолжить операцию в лагерях, назначив время ее завершения на 5 часов утра 18 сентября. Основываясь на записях этой беседы и показаниях ее участников комиссии Ицхака Кагана, Голан отмечает, что израильские представители не задавали прямых вопросов в связи с дошедшими до них слухами об отношении фалангистов к мирному населению, а представители ЛС не поднимали по собственной инициативе эту щекотливую тему.
После 20.00 состоялась беседа Шарона с вернувшимся из Ливана начальником Генштаба, судить о которой можно лишь по показаниям, дававшимися ее участниками комиссии Кагана. По версии Шарона, Эйтан доложил ему, что ущерб, причиненный фалангистами мирному населению, "оказался большим, чем можно было ожидать". Министр обороны утверждал, что начальник Генштаба указывал на проявленную фалангистами жестокость как на причину того, что операция в Сабре и Шатиле была прервана днем на несколько часов, и отмечал, что она же заставила ЦАХАЛ запретить фалангистам вводить в лагеря дополнительные силы. Эйтан категорически отрицал любые упоминания о массовых убийствах в ходе этой беседы, и комиссия Кагана сочла версию Шарона более убедительной.
Вскоре после беседы министра обороны с начальником Генштаба Шарону позвонил военный обозреватель "Едиот ахронот" Рон Бен-Ишай, сообщивший ему, что до него доходят сведения о совершаемой фалангистами расправе над жителями Сабры и Шатилы. Еще до того военный обозреватель "Гаарец" Зеэв Шиф, получивший такие же сведения, встретился с министром связи Мордехаем Циппори и сообщил ему о своих опасениях. Циппори, бригадный генерал запаса, командовавший в прошлом бронетанковыми силами ЦАХАЛа и занимавший один из высших постов в Оперативном управлении Генштаба, был одним из немногих министров, обладавших достаточным опытом для того, чтобы спорить с Шароном по военным вопросам, и действительно часто возражавший ему на заседаниях правительства, немедленно позвонил министру иностранных дел Ицхаку Шамиру и поделился с ним полученной информацией. Шамир счел сообщение Циппори слишком расплывчатым и не предпринял собственных мер для того, чтобы проверить слухи о бейрутской резне.
Утром 18 сентября в достоверности этих слухов не осталось сомнений. Теперь уже ливанская армия по собственной инциативе обратилась к израильскому командованию с просьбой позволить ей патрулирование в лагерях, и на следующий день ее силы вошли в оставленные фалангистами Сабру и Шатилу вместе с американскими и французскими подразделениями MNF. Сведения о совершившейся там кровавой расправе быстро распространились по всему миру (первой сообщение об этом передала Би-Би-Си). Даже с поправкой на вероятность сознательных преувеличений было ясно, что в Бейруте произошло массовое убийство мирных жителей. Дальнейшее расследование показало, что число убитых в лагерях составило никак не меньше 460 человек, включая пятнадцать женщин и двадцать детей. Многие несомненные признаки указывали на то, что подавляющее большинство из них были расстреляны, а не погибли с оружием в руках. Созданная позже комиссия Кагана допускала, основываясь на некоторых данных израильской военной разведки, что в Сабре и Шатиле было убито 700-800 палестинцев. Более высокие оценки, говорившие о двух-трех тысячах убитых, были, по всей вероятности, сильно завышены.
21 сентября, через неделю после убийства Башира Жмайеля, ливанский парламент выбрал президентом страны его старшего брата Амина. Тем временем внешнее давление на Израиль достигло в результате бейрутских событий критического уровня: Белый дом жестко требовал немедленного вывода израильских войск из ливанской столицы, и это же требование содержалось в двух принятых тогда резолюциях СБ №№ 520 и 521.
Не меньшее значение имел мощный всплеск внутреннего недовольства в израильском обществе, под влиянием которого 24 сентября правительство Бегина поручило президенту Верховного суда "произвести проверку фактов, связанных с чудовищными деяниями одного из подразделений Ливанских сил". Этого оказалось недостаточно. Пресса, оппозиционные партии, президент государства Ицхак Навон и участники многотысячной демонстрации, состоявшейся 25 сентября в Тель-Авиве, требовали создания государственной комиссии по расследованию, которая будет располагать эффективными юридическими полномочиями и решения которой будут иметь обязательную силу. Бегин категорически не желал создания такой комиссии, но 28 сентября ему пришлось подчиниться. А на следующий день, еще до того, как комиссия во главе с президентом Верховного суда Ицхаком Каганом приступила к своей работе, силы ЦАХАЛа вышли из Западного Бейрута. Этот день, 29 сентября 1982 года, официально считается датой завершения операции "Мир Галилее".
Вместе с Каганом в состав коммисии по расследованию вошли верховный судья Аарон Барак и генерал-майор запаса Йона Эфрат. Бывший комбриг "Голани", замначальника Оперативного управления ГШ и командующий ЦВО, Эфрат был призван из резерва с началом ливанской кампании и назначен помощником начальника Генштаба. В комиссии Кагана ему отводилась роль военного эксперта, непосредственно знакомого с ситуацией на поле боя и с практикой принятия решений по релевантным вопросам.
Слушания государственной комиссии продолжались четыре с половиной месяца; выводы произведенного ею расследования были опубликованы 7 февраля 1983 года. Комиссия Кагана признала безосновательными утверждения о том, что в Сабре и Шатиле вместе с отрядами фалангистов находились израильские военные или подразделения АСЛ, и о якобы имевшей место договоренности израильского командования с лидерами фалангистов о предстоящей расправе над жителями указанных лагерей. Прямую ответственность за резню комиссия возложила на отряды фалангистов, находившиеся под непосредственным командованием Элие Хобейки. В то же время комиссия сочла необходимым распространить косвенную - не уголовную, но моральную и общественную - ответственность за совершенные в бейрутских лагерях преступления на ряд политических и военных деятелей Израиля. Таковая возлагалась на Менахема Бегина, Ариэля Шарона, Ицхака Шамира, Рефаэля Эйтана, начальника АМАНа Йегошуа Саги, директора Моссада Нахума Адмони, командующего СВО Амира Дрори и комдива-96 Амоса Ярона.
В отношении Бегина, Шамира, Адмони и Дрори комиссия ограничилась декларацией о наложении определенной личной ответственности без применения к ним дополнительных мер; Шарону были рекомендовано уйти с поста министра обороны и, если он не поступит по собственной воле указанным образом, премьер-министру предлагалось отправить его в отставку; санкций в отношении Эйтана не предусматривалось, поскольку он и так должен был покинуть в апреле пост начальника Генштаба; генералу Саги предписывалось уйти с поста руководителя военной разведки; генералу Ярону воспрещалось занятие командных постов в течение трех лет.
Бегин, переживший к тому времени смерть жены, ставшую для него тяжелой утратой, и остро страдавший в связи с потерями ЦАХАЛа в Ливане, считал, что выводы комиссии обязывают его уйти в отставку; отказаться от этого шага его убедили министр юстиции Моше Ниссим и секретарь правительства Дан Меридор. Шарон, напротив, заявил о своем отказе покинуть военное ведомство, дав левым партиям повод для новых протестов.
Вечером 10 февраля в Иерусалиме состоялось шествие, организованное движением "Шалом ахшав" и имевшее своим главным требованием полное выполнение рекомендаций комиссии Кагана. На подходе к комплексу правительственных зданий некто Йона Аврушми, не по уму ретивый противник "Шалом ахшав", метнул в колонну демонстрантов осколочную гранату, взрывом которой был убит левый активист Эмиль Гринцвайг и ранены еще девять участников шествия, включая Авраама Бурга и Юваля Штайница, ставших впоследствии видными израильскими политиками (отметим в скобках, что Йосеф Бург, отец одного из раненых демонстрантов, был министром внутренних дел в правительстве Бегина; что же до Штайница, то он перешел со временем на позиции правого лагеря под влиянием соглашений "Осло", стал депутатом Кнессета от Ликуда в 1999 году и ныне является министром энергетики в кабинете Нетаниягу). На следующий день после совершенного Аврушми теракта правительство Бегина проголосовало большинством голосов за полную имплементацию выводов комиссии Кагана и заставило Шарона уйти в отставку с поста министра обороны, позволив ему, однако, остаться министром без портфеля. 23 февраля новым главой военного ведомства стал отозванный из Вашингтона посол Моше Аренс.
Продолжение следует
"Вести", 21 декабря 2017