наследие Эндре Ади
Внимание любителям халявы. Теперь Все скидки по купонам в Набережных Челнах и это не сказка. Если любите всевозможные скидки на шмотки или электронику, то вперед за купонами и будет вам счастье!
Возвращаясь к двум романсным циклам 1916 года, отметим их крайнюю усложненность, свидетельствующую о напряженном стилистическом «перевооружении» Бартока в те трудные для него, переломные годы. Оба цикла - особенно второй - своим безысходно мрачным содержанием выражают мучительное душевное смятение автора, настроения тягостного безверия и черной меланхолии. Поэтические тексты, выбранные им из наследия Эндре Ади, проливают свет на тогдашние думы и переживания композитора и в какой-то мере объясняют образный строй некоторых его инструментальных опусов той поры.
Все романсы, вошедшие в циклы ор. 15 и ор. 16, решены в плане речитативных монологов, почти лишенных привычной лирической кантилены. Короткие, горестно ниспадающие фразы, нервные восклицания, ритмически прихотливая псалмодия создают ощущение взволнованной задыхающейся речи. Барток обнаруживает при этом чуткое постижение внутренней «музыки стиха», умело зарисовывая тончайшие нюансы речевых интонаций. Многое в этой декламационной технике напоминает оперные речитативы «Замка герцога Синяя борода». Вокальная партия причудливо сплетается с сложнейшей партией рояля, порой решенной в духе сверхвкртуозной декоративной звукописи. Голос и фортепиано кажутся вполне равноправными участниками дуэта; автор всячески подчеркивает ритмическую и даже ладовую автономию каждого из них. Рояль иногда выступает на первый план, то рисуя монументальный пейзаж, то исполняя инструментальные рефрены, тонко раскрывающие настроение стихов.
Возвращаясь к двум романсным циклам 1916 года, отметим их крайнюю усложненность, свидетельствующую о напряженном стилистическом «перевооружении» Бартока в те трудные для него, переломные годы. Оба цикла - особенно второй - своим безысходно мрачным содержанием выражают мучительное душевное смятение автора, настроения тягостного безверия и черной меланхолии. Поэтические тексты, выбранные им из наследия Эндре Ади, проливают свет на тогдашние думы и переживания композитора и в какой-то мере объясняют образный строй некоторых его инструментальных опусов той поры.
Все романсы, вошедшие в циклы ор. 15 и ор. 16, решены в плане речитативных монологов, почти лишенных привычной лирической кантилены. Короткие, горестно ниспадающие фразы, нервные восклицания, ритмически прихотливая псалмодия создают ощущение взволнованной задыхающейся речи. Барток обнаруживает при этом чуткое постижение внутренней «музыки стиха», умело зарисовывая тончайшие нюансы речевых интонаций. Многое в этой декламационной технике напоминает оперные речитативы «Замка герцога Синяя борода». Вокальная партия причудливо сплетается с сложнейшей партией рояля, порой решенной в духе сверхвкртуозной декоративной звукописи. Голос и фортепиано кажутся вполне равноправными участниками дуэта; автор всячески подчеркивает ритмическую и даже ладовую автономию каждого из них. Рояль иногда выступает на первый план, то рисуя монументальный пейзаж, то исполняя инструментальные рефрены, тонко раскрывающие настроение стихов.