Еще одно высказывание императора Александра.
Еще одно высказывание императора Александра.
На этот раз про похороны. Он очень многим, включая Юрьевскую, говорил, что в могиле желает лежать без всяких знаков императорской власти и без орденов,а Юрьевской по этому поводу сказал:
- Когда мне придется предстать перед Господом, я не хочу иметь вид цирковой обезьяны, да и не время тогда будет корчить величество.
Тут надо сказать, что император включал в свою картину мира Бога, причем Бога достаточно благого и при этом провиденциального, осуществляющего некий промысел, однако весьма далекого от Бога ортодоксального и Церкви. Кроме приведенной фразы, существует всего четыре-пять данных о его представлениях на эту тему:
- он с неизменным фатализмом говорил, когда ему указывали на большой недостаток мер безопасности. что если он еще нужен Провидению в России, то Оно его охранит, а если не нужен и Оно захочет его прибрать, то все меры безопасности не помогут;
- он по своей иницативе, но с неизвестными целями молился;
- когда в 1866 Долгорукая ему отдалась, он ей сказал, что отныне она его "жена перед Богом"; учитывая, что императрица, связанная с ним Церковью таинством христианского брака, была в это время жива-живехонька, это означает, что тот Бог, перед которым Долгорукая становилась от этого самого "ныне" его женой, имел очень мало общего с Богом Церкви и ее таинств, а заодно благословлял то, что было по любой авраамитической ортодоксии тягчайшим грехом, если оно шло людям в радость;
- он указывал, что любить Долгорукую будет и за гробом;
- религиозные догмы для него авторитета, как по всему видно, не имели, и трудно себе представить, чтобы он считал за истину Священную историю, как она изложена в Библии. В отличие от всего предыдущего, это все очень гипотетично; но пример его личного друга А.К. Толстого, все его поведение, его отношение к неправославным конфессиям с одной стороны и дарвинизму с другой - клонит именно к такому выводу.
Невозможно по таким скудным данным понять, как он себе представлял картину мира, но по крайней мере можно понять, какой он ее себе НЕ представлял. Больше всего это похоже на соединение этизированного деизма с провиденциализмом. Бог при этом оказывается чем-то вроде иностранного благого верховного протектора и маяка, который не карает, не воспитывает, не торопится спасать и отвращать страдания и зло при жизни, но ведет некую общую политику во Вселенной и над человечеством, не прибегающую к воспитательно-лечебному или провиденциалистическому подневольному страданию, попущению оному и т.д., а по направлению созвучную природному понятию людей о благе. Если правитель сильно нужен для этой политики, Провидение его охраняет, обеспечивая его спасение, если не нужен - вообще может отозвать. В остальном Бог, видимо, не вмешивается; в частности, спасая нужного ему для благого дела правителя, он вполне может не оказывать аналогичной вмешивающейся помощи рядовым людям - при взрыве в Зимнем дворце Александра-то Бог спас, а вот солдат - нет; император для планов Провидения нужен, естественно, больше, чем рядовые солдаты. Безнадежной беды в этом нет, поскольку для всех существует личное бессмертие души с сохранением личности и ее желаний; по смерти душа попадает в сферу полного распоряжения Бога, которое окажется милосердным и покровительствующим любым радостям, если они не преступны по людским понятиям. (Только при этом условии он мог бы сохранить на том свете возможность любить Долгорукую). Ортодоксальная догматика значения не имеет. Бог благ, но не по-церковному, и не по логике "раз это Бог, то все, что он ни делает согласно догме, хорошо", а по логике "Бог благ, и раз так, то он не делает ничего такого, что по обычной человеческой логике было бы плохо, а если догма утверждает обратное, то и нечего ее слушать". Понимание блага и зла тем самым разворачивается в подобии Богу, - Бог и человек говорят примерно на одном этическом языке, природном обоим - но независимо от его воли. Подневольный ад едва ли существует, в противном случае императору было бы в нем самое место по нераскаянию в романе с Долгорукой и кощунству над таинством брака в 1866; то есть это доказывает только то, что император отрицал ортодоксальный ад, но трудно допустить, чтобы хороший человек, отвергнув концепцию ортодоксального подневольного ада, выдумал взамен ей иной подневольный ад уже по своей инициативе! - так что, вероятно, он никакого не признавал.
- Все это, повторю, гипотетическая реконструкция.
На этот раз про похороны. Он очень многим, включая Юрьевскую, говорил, что в могиле желает лежать без всяких знаков императорской власти и без орденов,а Юрьевской по этому поводу сказал:
- Когда мне придется предстать перед Господом, я не хочу иметь вид цирковой обезьяны, да и не время тогда будет корчить величество.
Тут надо сказать, что император включал в свою картину мира Бога, причем Бога достаточно благого и при этом провиденциального, осуществляющего некий промысел, однако весьма далекого от Бога ортодоксального и Церкви. Кроме приведенной фразы, существует всего четыре-пять данных о его представлениях на эту тему:
- он с неизменным фатализмом говорил, когда ему указывали на большой недостаток мер безопасности. что если он еще нужен Провидению в России, то Оно его охранит, а если не нужен и Оно захочет его прибрать, то все меры безопасности не помогут;
- он по своей иницативе, но с неизвестными целями молился;
- когда в 1866 Долгорукая ему отдалась, он ей сказал, что отныне она его "жена перед Богом"; учитывая, что императрица, связанная с ним Церковью таинством христианского брака, была в это время жива-живехонька, это означает, что тот Бог, перед которым Долгорукая становилась от этого самого "ныне" его женой, имел очень мало общего с Богом Церкви и ее таинств, а заодно благословлял то, что было по любой авраамитической ортодоксии тягчайшим грехом, если оно шло людям в радость;
- он указывал, что любить Долгорукую будет и за гробом;
- религиозные догмы для него авторитета, как по всему видно, не имели, и трудно себе представить, чтобы он считал за истину Священную историю, как она изложена в Библии. В отличие от всего предыдущего, это все очень гипотетично; но пример его личного друга А.К. Толстого, все его поведение, его отношение к неправославным конфессиям с одной стороны и дарвинизму с другой - клонит именно к такому выводу.
Невозможно по таким скудным данным понять, как он себе представлял картину мира, но по крайней мере можно понять, какой он ее себе НЕ представлял. Больше всего это похоже на соединение этизированного деизма с провиденциализмом. Бог при этом оказывается чем-то вроде иностранного благого верховного протектора и маяка, который не карает, не воспитывает, не торопится спасать и отвращать страдания и зло при жизни, но ведет некую общую политику во Вселенной и над человечеством, не прибегающую к воспитательно-лечебному или провиденциалистическому подневольному страданию, попущению оному и т.д., а по направлению созвучную природному понятию людей о благе. Если правитель сильно нужен для этой политики, Провидение его охраняет, обеспечивая его спасение, если не нужен - вообще может отозвать. В остальном Бог, видимо, не вмешивается; в частности, спасая нужного ему для благого дела правителя, он вполне может не оказывать аналогичной вмешивающейся помощи рядовым людям - при взрыве в Зимнем дворце Александра-то Бог спас, а вот солдат - нет; император для планов Провидения нужен, естественно, больше, чем рядовые солдаты. Безнадежной беды в этом нет, поскольку для всех существует личное бессмертие души с сохранением личности и ее желаний; по смерти душа попадает в сферу полного распоряжения Бога, которое окажется милосердным и покровительствующим любым радостям, если они не преступны по людским понятиям. (Только при этом условии он мог бы сохранить на том свете возможность любить Долгорукую). Ортодоксальная догматика значения не имеет. Бог благ, но не по-церковному, и не по логике "раз это Бог, то все, что он ни делает согласно догме, хорошо", а по логике "Бог благ, и раз так, то он не делает ничего такого, что по обычной человеческой логике было бы плохо, а если догма утверждает обратное, то и нечего ее слушать". Понимание блага и зла тем самым разворачивается в подобии Богу, - Бог и человек говорят примерно на одном этическом языке, природном обоим - но независимо от его воли. Подневольный ад едва ли существует, в противном случае императору было бы в нем самое место по нераскаянию в романе с Долгорукой и кощунству над таинством брака в 1866; то есть это доказывает только то, что император отрицал ортодоксальный ад, но трудно допустить, чтобы хороший человек, отвергнув концепцию ортодоксального подневольного ада, выдумал взамен ей иной подневольный ад уже по своей инициативе! - так что, вероятно, он никакого не признавал.
- Все это, повторю, гипотетическая реконструкция.