/между дел - Обобщенная сюрреалистическая моделька/
/между дел - Обобщенная сюрреалистическая моделька/
Наблюдения за речами вокруг 57-й (кстати, рекомендую ФБ Егора Авраама Осипова-Гипша, https://www.facebook.com/osipovgipsh?fref=ts , - я бы при иной ситуации и казны отвалил за такую ссылку, а тут нашел сам [*]) дали мне возможность сформулировать для себя в виде наглядной модельки то, что я знал и так.
Моделька такая. Представим себе обычную кошку. И приатташированного к ней человечка (для кошки невидимого и неощутимого, но для нас слышимого). Кошка ведет свою нормальную кошачью жизнь. Человечек же наделен единственной функцией: что бы ни сделала кошка, - произносить по этому поводу возвышенную речь, восхваляющую и обосновывающую это действие кошки с позиций - ну, скажем, с позиций комбинации современного международного права, сочинений Штефана Георге и морального кодекса строителей коммунизма с бэкграундом (ингредиенты могли бы быть и другие). То есть если кошка уворовала сосиску и ее съела - объяснить, что этим она утверждала в борьбе свои права угнетенного класса на экспроприацию экспроприаторов (это в основном по моральному кодексу стр. комм. с бэкграундом). Если она поймала мышку - указать, что она имела на эту мышку все права как воинка (феминитив)-и-аристократка-духа (это уже по Георге - то есть кроме феминитива, разумеется, Георге разводил противоположных тараканов). Если она мышей, наоборот, ловить не хочет (и так сытая), чем печалит своего кошкодержателя, - человечек укажет, что это она таким образом не допускает геноцида, ибо охота и на одну мышку по факту того, что она мышка, есть попытка частичного уничтожения вида мышей как такового (см. определение геноцида). И т.д.
При этом, повторюсь, самой кошке ни до человечка, ни до восхвалительных речей, ни до Георге и геноцида дела нет. Она обо всем этом и не знает. Она просто таскает сосиски в меру небоязни физических последствий, охотится или не охотится на мышек в меру текущих желаний, проявляет свои симпатии и антипатии так, как они у нее почему-то (т.е. по инстинктам, ассоциациям и условным рефлексам) сложились и в той мере, в какой ей этого в данный момент хочется и т.д. Она живет обычной кошачьей жизнью, имеющей достаточно осмысленные причинно-следственные связи.
Зная эти связи, на кошку можно воздействовать. Но вот вовлекать в это воздействие (как и в попытки понять и предсказать действия кошки) человечка с его речами - было бы полностью ошибочно. Кошка действует независимо от него, как если бы его вообще не было, он просто сопутствующая кошке программа комбинации слов с определенной целью. Соответственно, было бы неверно, желая добиться от кошки неворования сосисок, как-то вовлекать в это человечка и с ним объясняться, апеллируя, например, к концепции прав собственности в международном праве (в наборе человечка ничего ближе к обеспечению целости своих сосисок, пожалуй, и не найдешь). Во-первых, человечек запрограммирован так, чтобы оправдывать все шаги кошки, так что все равно по вопросу о сосисках прибегнет к дискурсу о классовой борьбе, в крайнем случае к учительствованиям Штефана Георге, а все насчет прав собственности отметет. Во-вторых, что бы ни сказал человечек, кошка все равно действует независимо от него, по своим соображениям, в которые все эти баобабы не входят.
Поведение некоторой части представителей (пост)советского образованного слоя (любых так называемых убеждений и ценностных ориентаций) хорошо ложится в эту модельку. Оно само по себе осмысленно, в нем опознаются причинно-следственные связи (примерно такие же, как у кошки), его, соответственно, можно пытаться предсказывать и, имея соответствующие рычаги, на него можно воздействовать. Оно только не имеет никакого реального отношения к оглашаемым при этом речам-на-темы (речи же на темы сопровождают тут каждый шаг и подчиняются тому же алгоритму, что речи человечка в модельке). Было бы совершенно неверно строить представление о поведении данных людей с учетом их речей и, так сказать, убеждений (надо просто наблюдать и анализировать само это поведение в прочих его проявлениях, то есть так, как если бы при этом они вообще ничего не говорили; тогда логика этого поведения начнет проясняться). Тем более неверно было бы пытаться чего-то от этих людей добиться, беседуя с компонентом "реченосный человечек" и предлагая аргументы, которые номинально должны были бы иметь вес в рамках оглашаемых им дискурсов. Во-первых, компонент "человечек" за логикой и фактами не гоняется, а просто запрограммирован на отыскивание в определенных кучах слов таких словесных конструкций, которые зададут позитивные ассоциации действиям компонента "кошка". Собеседник / оппонент из него такой же, как из компьютерного генератора текстов. Во-вторых, действительно ведущий себя компонент, т.е. компонент "кошка", от компонента "человечек" никак не зависит и им не направляется.
Единственное отличие реальности от вышеприведенной модельки состоит в том, что в реальности (в отличие от модельки) компонент "кошка" о компоненте "реченосный человечек" как раз знает, получает от его деятельности одно из своих удовольствий наряду с ворованием сосисок, охотой или не-охотой на мышек и т.д., - и, более того, именно с этим компонентом ассоциирует образ своего "я". Но в поведении его это ничего по сравнению с моделькой не меняет.
[*] Пример из Е./А. О.-Г.: ...Моя любовь к Нидерландам иногда, конечно, переходит в одержимость... Главное тут, по-моему, - это поразительно острое, прививаемое окружающим ландшафтом и погодой, ощущение болезненной, граничащей с раздирающим одиночеством, свободы, которая вырастает из учащенного осознания неизбежности. Мне кажется, что когда есть холмы, даже самые маленькие, человек по своей природе позволяет себе мысль о том, что где-то еще (нет-нет, конечно, не прям за этим холмом, но чуть подальше!) есть лучшее место, добравшись до коего, он сможет, наконец, насладиться собой, любовью и жизнью в полном объеме. В Нидерландах, по крайней мере в Зеландии и обеих Голландиях, это невозможно; ибо здесь, оглядываясь вокруг, ...ты понимаешь, что и через километр, и через двадцать - такая же страна и земля, без красочных чудес и райских садов, и что тебе, милый, стоит озаботиться своею душою немедленно, потому что никто, кроме тебя, тебе, в конце концов, не поможет. Эту мысль принимаешь не сразу, но очень скоро ее почти что религиозный - как в своей суровости, так и в плане откровения - характер начинает будто возвращать, в удвоенном количестве, силы для поддержания внутренней свободы.
Согласимся, что за это можно было бы и казны отвалить, а тут бесплатно.
Наблюдения за речами вокруг 57-й (кстати, рекомендую ФБ Егора Авраама Осипова-Гипша, https://www.facebook.com/osipovgipsh?fref=ts , - я бы при иной ситуации и казны отвалил за такую ссылку, а тут нашел сам [*]) дали мне возможность сформулировать для себя в виде наглядной модельки то, что я знал и так.
Моделька такая. Представим себе обычную кошку. И приатташированного к ней человечка (для кошки невидимого и неощутимого, но для нас слышимого). Кошка ведет свою нормальную кошачью жизнь. Человечек же наделен единственной функцией: что бы ни сделала кошка, - произносить по этому поводу возвышенную речь, восхваляющую и обосновывающую это действие кошки с позиций - ну, скажем, с позиций комбинации современного международного права, сочинений Штефана Георге и морального кодекса строителей коммунизма с бэкграундом (ингредиенты могли бы быть и другие). То есть если кошка уворовала сосиску и ее съела - объяснить, что этим она утверждала в борьбе свои права угнетенного класса на экспроприацию экспроприаторов (это в основном по моральному кодексу стр. комм. с бэкграундом). Если она поймала мышку - указать, что она имела на эту мышку все права как воинка (феминитив)-и-аристократка-духа (это уже по Георге - то есть кроме феминитива, разумеется, Георге разводил противоположных тараканов). Если она мышей, наоборот, ловить не хочет (и так сытая), чем печалит своего кошкодержателя, - человечек укажет, что это она таким образом не допускает геноцида, ибо охота и на одну мышку по факту того, что она мышка, есть попытка частичного уничтожения вида мышей как такового (см. определение геноцида). И т.д.
При этом, повторюсь, самой кошке ни до человечка, ни до восхвалительных речей, ни до Георге и геноцида дела нет. Она обо всем этом и не знает. Она просто таскает сосиски в меру небоязни физических последствий, охотится или не охотится на мышек в меру текущих желаний, проявляет свои симпатии и антипатии так, как они у нее почему-то (т.е. по инстинктам, ассоциациям и условным рефлексам) сложились и в той мере, в какой ей этого в данный момент хочется и т.д. Она живет обычной кошачьей жизнью, имеющей достаточно осмысленные причинно-следственные связи.
Зная эти связи, на кошку можно воздействовать. Но вот вовлекать в это воздействие (как и в попытки понять и предсказать действия кошки) человечка с его речами - было бы полностью ошибочно. Кошка действует независимо от него, как если бы его вообще не было, он просто сопутствующая кошке программа комбинации слов с определенной целью. Соответственно, было бы неверно, желая добиться от кошки неворования сосисок, как-то вовлекать в это человечка и с ним объясняться, апеллируя, например, к концепции прав собственности в международном праве (в наборе человечка ничего ближе к обеспечению целости своих сосисок, пожалуй, и не найдешь). Во-первых, человечек запрограммирован так, чтобы оправдывать все шаги кошки, так что все равно по вопросу о сосисках прибегнет к дискурсу о классовой борьбе, в крайнем случае к учительствованиям Штефана Георге, а все насчет прав собственности отметет. Во-вторых, что бы ни сказал человечек, кошка все равно действует независимо от него, по своим соображениям, в которые все эти баобабы не входят.
Поведение некоторой части представителей (пост)советского образованного слоя (любых так называемых убеждений и ценностных ориентаций) хорошо ложится в эту модельку. Оно само по себе осмысленно, в нем опознаются причинно-следственные связи (примерно такие же, как у кошки), его, соответственно, можно пытаться предсказывать и, имея соответствующие рычаги, на него можно воздействовать. Оно только не имеет никакого реального отношения к оглашаемым при этом речам-на-темы (речи же на темы сопровождают тут каждый шаг и подчиняются тому же алгоритму, что речи человечка в модельке). Было бы совершенно неверно строить представление о поведении данных людей с учетом их речей и, так сказать, убеждений (надо просто наблюдать и анализировать само это поведение в прочих его проявлениях, то есть так, как если бы при этом они вообще ничего не говорили; тогда логика этого поведения начнет проясняться). Тем более неверно было бы пытаться чего-то от этих людей добиться, беседуя с компонентом "реченосный человечек" и предлагая аргументы, которые номинально должны были бы иметь вес в рамках оглашаемых им дискурсов. Во-первых, компонент "человечек" за логикой и фактами не гоняется, а просто запрограммирован на отыскивание в определенных кучах слов таких словесных конструкций, которые зададут позитивные ассоциации действиям компонента "кошка". Собеседник / оппонент из него такой же, как из компьютерного генератора текстов. Во-вторых, действительно ведущий себя компонент, т.е. компонент "кошка", от компонента "человечек" никак не зависит и им не направляется.
Единственное отличие реальности от вышеприведенной модельки состоит в том, что в реальности (в отличие от модельки) компонент "кошка" о компоненте "реченосный человечек" как раз знает, получает от его деятельности одно из своих удовольствий наряду с ворованием сосисок, охотой или не-охотой на мышек и т.д., - и, более того, именно с этим компонентом ассоциирует образ своего "я". Но в поведении его это ничего по сравнению с моделькой не меняет.
[*] Пример из Е./А. О.-Г.: ...Моя любовь к Нидерландам иногда, конечно, переходит в одержимость... Главное тут, по-моему, - это поразительно острое, прививаемое окружающим ландшафтом и погодой, ощущение болезненной, граничащей с раздирающим одиночеством, свободы, которая вырастает из учащенного осознания неизбежности. Мне кажется, что когда есть холмы, даже самые маленькие, человек по своей природе позволяет себе мысль о том, что где-то еще (нет-нет, конечно, не прям за этим холмом, но чуть подальше!) есть лучшее место, добравшись до коего, он сможет, наконец, насладиться собой, любовью и жизнью в полном объеме. В Нидерландах, по крайней мере в Зеландии и обеих Голландиях, это невозможно; ибо здесь, оглядываясь вокруг, ...ты понимаешь, что и через километр, и через двадцать - такая же страна и земля, без красочных чудес и райских садов, и что тебе, милый, стоит озаботиться своею душою немедленно, потому что никто, кроме тебя, тебе, в конце концов, не поможет. Эту мысль принимаешь не сразу, но очень скоро ее почти что религиозный - как в своей суровости, так и в плане откровения - характер начинает будто возвращать, в удвоенном количестве, силы для поддержания внутренней свободы.
Согласимся, что за это можно было бы и казны отвалить, а тут бесплатно.