Мурзилы им. "измены командующих Николаю II"
в связи с его отречением и падением монархии.
В последние 15 лет про эту самую измену приходится читать так часто, что невольно хочется, не говоря ничего нового, конечно, просто раз и навсегда самому себе сделать сводку на эту тему. Конечно, идея про измену не нова, первым с ней выступил сам император. По воспоминанию Воейкова, император ему потом сказал, объясняя отречение: "Что мне оставалось делать, когда все мне изменили? Первый Николаша" - т.е. вкн Ник. Ник-ч, главнокоманд. Кавк. фронтом; ср. знаменитую дневниковую запись Николая "кругом измена, и трусость, и обман".
Однако мнение такое у него могло возникнуть лишь в ходе какого-то непомерно расширительного толкования понятия измены. Поскольку ряд событий с 27.02 (падение власти Империи в столице) по 3.03 (конец монархии = отказ Михаила от власти и передача ее им Временному правительству) общеизвестен и не содержит ничего похожего. Приведу синопсис, известный, конечно, историкам, но очень мало кому, кроме них:
27.02: рабочее и солдатское восстание, поднятое сетью подпольных социалистических и союзных им организаций столицы, доходит до апогея, восстает 70 тыс. солдат, более половины столичного гарнизона, при непротивлении остальной части гарнизона, параличе правительства и полиции; указанная сеть утром выдвигает Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов, вечером - постоянный, вечером же учреждает под эгидой этого комитета Петросовет ("выборы" в него провели в течение того же 27.02), исп. комитет и Петросовет отныне руководят революцией. Это с громадным отрывом самая мощная власть в городе и одна из самых мощных - в стране. В столице она располагает к вечеру 27.02 примерно 70-ю тысячами солдат гарнизона и десятком тысяч боевиков и функционеров. От правительственных сил в столице осталась тень.
Вечером того же 27.02
было создано думскими оппозиционерами не радикально-социалистическое параллельное "протоправительство" - Временный Комитет Госдумы. Сил в его распоряжении практически не было.
В течение того же 27.02 известия о революционно-военном бунте и падении власти в столице поступают в Ставку, где находятся император и Алексеев. В тот же день 27.02 император назначил Иванова главкомом войск Петроградского военного округа с диктаторскими полномочиями в округе и приказом сначала занять Царское Село, чтобы прикрыть царицу от восставших, а затем подавить восстание в столице. Кроме непонятно насколько надежных войск самого Петрогр. округа, ему дали целый батальон из Ставки (а больше особо и нечего было, при Ставке не держали резервной армии) и было приказано тем временем, пока Иванов пойдет в Царское, переслать туда в его подчинение несколько полков с фронта для дальнейших действий против восставших. В ночь с 27 на 28 Алексеев послал на фронты приказ послать Иванову эти войска побыстрее. В ту же ночь с 27 на 28-е их начинают отправлять. В 5 утра 28.02 царь, беспокоясь о своей семье в Царском, выехал туда вопреки настоятельным уговорам Алексеева остаться в Ставке для сохранения возможностей командования и управления - и Алексеев сначала даже не знал, что император уехал. Иванова император тоже ждать не стал, отправившись отдельно с минимальным сопровождением, даже без конвоя. До середины 28.02 в Ставке не знали, где именно находится поезд императора, узнав лишь, что он отбыл в Царское. С отъездом императора исполнение обязанностей верховного главнокомандующего временно перешло к Алексееву, так как император прекратил связь с армией.
28.02, 1.03. 28-го Иванов сам выехал из Могилева (через 8 часов после отбытия императора) со своим батальоном на Царское и сам 1 марта добрался до Царского села (где 28 восстал гарнизон; кстати, в течение того же 28.02 правительственные силы в столице исчезли, и весь ее гарнизон в 160 тыс. перешел под контроль Петросовета - Исполкома), в то время как батальон Иванова был в Вырице (ночь с 1 на 2 марта). 1 марта войска с фронтов Иванову в помощь (о чем в ночь с 27 на 28 на фронты ушел приказ императора и Алексеева) уже были выделены, выступили и были в дороге к нему. Тем временем императорский поезд не смог пробиться на Царское, так как ему путь перекрыли революционные силы (если бы император дождался хотя бы Иванова и поехал вместе с ним, то в Царское прибыл бы), и Николай вместо этого отправился в Псков, местопребывание командования Северным фронтом (ген. Рузский), куда и прибыл 1 марта (описал он это лучше всего сам: «Ночью повернули со станции Малая Вишера назад, так как Любань и Тосно оказались занятыми [революционными силами]. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановились на ночь [с 1 на 2]. Видел генерала Рузского. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми [революционными силами]. Стыд и позор! Доехать до Царского Села не удалось. А мысли и чувства все время там. Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события!» Того, что сам император своим отдельным от всех железнодрожным рейдом на Царское без военной силы, в отрыве от Иванова, резко подорвал возможность что-то сделать с ситуацией и помочь бедной Аликс, он сам так никогда и не понял).
Вечер 1 марта. Алексеев извещает из Ставки императора в Пскове, что восстал и гарнизон Москвы и что надо срочно делать какие-то уступки для умиротворения. Позднее в тот же день все они узнают, что Балтфлот восстал и его командующий подчинился Временному комитету Госдумы. Поздним вечером Алексеев предлагает императору попробовать "успокоить население и прекратить революцию" изданием акта о формировании правительства, ответственного перед Думой. Со своей стороны Рузский по собственной инициативе в весьма настоятельной и резкой форме заявляет императору, что спасти дело может только отречение. Император отказывает наотрез, соглашаясь только на ответственное министерство - причем и это согласие окончательно дает только после жестокого спора с Рузским, около 2 ночи. Спор между ним и Рузским об отречении доходит до того, что Рузский стучит рукой по столу, топает ногой, а император отвечает "бурей". Рузский временно отступается несолоно хлебавши.
Ночь с 1 на 2 марта: во исполнение решения о даровании ответственного министерства император извещает Алексеева, что он согласен на это и можно выпускать манифест, а также - чуть раньше - приказывает Иванову в Царском Селе ничего далее не делать против восставших, отменяя возложенную на Иванова миссию: «Царское Село. Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай. 2 марта 1917 г. 0 часов 20 минут» (Резюме: 27-го император принял решение отправить Иванова подавить восстание армии в столице, на следующий день отправил Иванова с одним батальоном, еще через сутки велел стоять и ничего делать. Иванов все исправно выполнил. Фронты получили приказ выделить Иванову войска и исполнили этот приказ).
2 марта, конец ночи и раннее утро: Рузский говорит с Родзянко (Комитет Госдумы), после чего около 6 утра извещает Алексеева, что ответственного министерства уже не хватит, что династический вопрос поставлен ребром, и войну можно продолжать до победного конца лишь при исполнении предъявленных требований относительно отречения Государя от Престола в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича. В 9 утра Алексеев - Лукомский из Ставки вызывают на связь Рузского (который только что лег спать часа на два), чтобы тот немедленно будил государя, извещал его о своем разговоре с Родзянко и настоятельно просил его отречься в пользу Алексея при регентстве Михаила; Алексеев - Лукомский сообщают, что сами придерживаются того же мнения и просят передать это императору. Им отвечают с Северного фронта, что Рузский и так будет докладывать императору в 10 утра, так что нет надобности дергать их обоих сейчас.
2 марта, утро (10-11 утра): приходят известия о расширении революции и восстании императорского конвоя. Рузский докладывает императору о своем разговоре с Родзянко и опять настоятельно домогается от императора, чтобы тот отрекся в пользу Алексея при регентстве Михаила, император отклоняет это домогательство. Одновременно Алексеев рассылает командующим на фронтах (включая Рузского) телеграмму о разговоре Рузского с Родзянко, о том, что он сам считает спасительным только вариант с отречением государя в пользу Алексея при регентстве Михаила, и если его адресаты с ним согласны, то просит их и от себя высказать для императора то же мнение по телеграфу. Рузский сообщает императору об этой телеграмме. Вдобавок Алексеев - Лукомский связываются с командующими по прямому проводу, призывая их к тому же самому. К двум дня все присылают просимые ответы. Все это пересылается в Псков в распоряжение Рузского и императора, ждущих мнения военачальников.
2 марта, с ок. 14:30 до ок. 16:00: Рузский опять настойчиво призывает императору отречься, на этот раз уже имея на руках почтительные, но однозначные рекомендации императору отречься, пришедшие от всех командующих фронтами, ком. Балт. флотом и от самой Ставки в лице Алексеева - Лукомского. Император после некоторых новых споров и совещаний с находящимися рядом генералами (все высказались за отречение) сказал Рузскому, что принял искомое решение отречься в пользу Алексея при регентстве Михаила, и затем отправил Алексееву телеграмму: "Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России, я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно".
Однако вскоре после этого он (не говоря об этом Рузскому) передумал и решил отложить окончательный выбор до встречи с едущими к нему делегатами от Временного комитета Думы (Шульгин и Гучков).
2 марта, вечер. Делегаты от Думы явились к императору и настоятельно просили отречься в пользу Алексея при регентстве Михаила. Рузский сказал было, что император уже и так решился принять это требование, но император не признал этого, а а вместо этого провел сначала с ними троими вместе, а потом только с Шульгиным и Гучковым без Рузского последнее обсуждение, причем опять приводил аргументы против отречения. Те не выразили согласия, и тут, наконец, император произвел акт отречения, но уже прямо в пользу Михаила (чтобы не расставаться с сыном).
Сохранились известия, что Рузский на протяжении 2 марта по-прежнему выступал перед императором резко и говорил, как, мол, император не видит, что ему ничего другого не остается делать, и что если император не отречется, то он, Рузский, не берется отвечать даже за то, что можно будет спасти его, императора, жизнь. Как видим, однако, император всего этого не побоялся.
Однако на следующий день, 3 марта, Михаил на совещании с думцами (Львов, Керенский, Милюков, Родзянко и пр.), под давлением социалистической и оппортунистической части думцев (Керенский, Львов, Родзянко), запугивавшей его, что если он примет престол, его убьют разгулявшиеся революционные силы Петросовета, и против настояний Милюкова и Гучкова (стоявших за приятие им престола), подавленный запугиванием, не связываясь с командованием армии, вообще ни с кем, - подписал акт о неприятии власти и передаче ее Временному правительству (создавшемуся на основе Комитета Госдумы) для созыва Учредительного собрания. Окончательно это решение он принял, спросив Родзянко при Львове, гарантирует ли тот, что сможет обеспечить ему, Михаилу, жизнь, если он примет престол, и получив ответ, что гарантий таких дать невозможно.
В тот же день отрекшийся император записал в дневнике: "Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!"
И в самом деле, монархия кончилась именно этим отречением, а не отречением Николая.
Всё.
Спрашивается, куда в этот ряд можно было бы всадить измену военачальников, мятеж военачальников, или хотя бы просто неповиновение военачальников, или хотя бы попытки давить на императора силой или угрозами, или хотя бы их попытки приблизить отмену монархии? Император столкнулся с тем, что военачальники настойчиво ходатайствовали перед ним о том, чтобы он отрекся в пользу другого лица (т.е. речь шла не об отмене монархии, а о смене правящего монарха по его же решению монархом новым), а один из этих военачальников делал это даже в не очень почтительной форме (Рузский) - и все. С каких пор такие вещи - измена и прочие жупелы? Даже в самом широком, т.е. формальном понимании долга подданного он обязан повиноваться императору и не посягать на императора, но совершенно не обязан воздерживаться от сколь угодно настойчивых просьб к императору отречься от престола. Сверх того, настояния эти обратили к императору на фоне разразившегося в столице военно-социалистического мятежа, об угрозе которого и необходимости что-то делать для уменьшения этой угрозы императора предупреждали многажды отовсюду, - на что он только отмахивался (и в итоге самолично подпалил фитиль, 22 февраля оставив Голицыну подписанный им бланк акта роспуска Государственной думы - даже и тут свалил решение на Голицына, который 26 февраля и привел его в исполнение), а когда восстание началось, руководить ничем даже не пытался, а только ждал, что его выручат верные, да вдобавок выкинул свой железнодорожный "побег" из Ставки в Царское.
Если правителю его сановники выдвигают неугодные ему увещевания, да еще настаивают на них поперек его противоположного желания, - то что он должен делать? Это ни в какой степени не измена. Он может согласиться на эти настояния - но тогда уж только он сам за это и отвечает, он это сделал не по принуждению. А если он не хочет попадать в такое положение, то он должен сказать: "Так, почтенные, я вас выслушал, вами и вашими предложениями недоволен, со своей стороны вместо вот всего того, что вы тут насоветовали, приказываю вам следующее.... то-то, то-то, то-то... а если вы не беретесь справиться с исполнением моих приказов или вместо этого продолжаете меня отговаривать, то я вас снимаю с постов и назначаю вместо вас верных Иванова, Петрова и Сидорова, которые возьмутся за дело".
И вот если они окажут неповиновение, откажутся сдавать посты и пр. - вот только тогда он имеет право хоть как-то упрекать их в измене. Si non - non. Между тем ничего похожего император даже и не пытался высказать. Бог его знает, возможно, если бы попытался - то кто-то из них и в самом деле ответил бы неповиновением, насилием или угрозой насилия, - но только он и шанса им не дал что-то такое проявить. А так - даже самый страшный ноготопатель и рукойпостолупобиватель Рузский настолько не прибегал к силовому давлению или угрозам, что после суток перепалок с ним император при самом Рузском совершенно спокойно отказался от принятого в разговорах с ним решения отречься и заново поставил вопрос о том, что, может, обойтись и без отречения, в разговоре с Шульгиным и Гучковым - и только после их ответа сдался.