Интермедия. Брежнев, Щелоков, эвакуация.
Интермедия. Брежнев, Щелоков, эвакуация.
Брежнев и Николай Щелоков подружились в 1939 году в Днепропетровске. Щелоков в это время был сначала секретарем райкома, потом - предгорисполкома. А бедный Брежнев как раз в феврале 1939 был назначен секретарем по пропаганде Днепропетровского обкома, то есть был поставлен на ту самую "тряхомудию", от которой он, по его собственным словам, насилу отбрыкался. Но отбрыкиваться ему пришлось полтора года: только в сентябре 1940 его поставили третьим секретарем обкома по оборонной промышленности. К тому времени они с Щелоковым были уже близкими друзьями. У обоих нашлось много общего - в частности, оба одинаково относились к репрессивной политике властей, у обоих родители были твердо верующими (что не мешало им быть с родителями в исключительно крепких и самых лучших отношениях), оба одинаково понимали свою работу в администрации, оба чувствовали себя одновременно глубоко своими для людей своей страны и людей вообще - и достаточными Штирлицами в свое время и своем месте, только Штирлицами не от имени какого-то еще государства, а от имени, опять-таки, "природы людей вообще" (и тем самым - от своего собственного имени). Сохранили они тесную дружбу до смерти, а в 1946 Брежнев был крестным отцом первенцу Щелокова в прикарпатском православном храме - и оба тогдашних политрука выполнили точка в точку все, что им полагалось как кумовьям в рамках обряда крещения.
А когда война началась и в июле пошла эвакуация Днепропетровска , то родители Щелокова - Анисим Митрофанович и Мария Ивановна - подлежали, разумеется, обязательной эвакуации, как члены семьи номенклатурного работника. Это была даже не льгота,а обязанность - таких людей нельзя было оставлять врагу. И Брежнев (к началу войны уже секретарь Днепропетровского обкома), и Щелоков в это время были в городе и как раз и занимались его эвакуацией и подготовкой к обороне. Оба они подали наверх с начала войны добровольные заявления о том, что хотят идти на фронт, но, естественно, сначала обязаны были провести эту самую эвакуацию и подготовку. В 10-х числах июля из ЦК компартии Украины пришло принципиальное согласие на перевод Брежнева в армию, и к середине августа он уже был в группе особого назначения при военном Совете Южфронта по выполнению ряда заданий в войсках, обороняющих Днепропетровск и Запорожье, так что часто появлялся в самом Днепропетровске. Щелоков завершал эвакуацию, а когда войска оставили Днепропетровск, сам ушел в армию и с тех пор оставался в ее рядах.
Так вот, мать Щелокова согласилась уезжать в эвакуацию. А отец, Анисим Митрофанович - отказался (что сошло ему с рук, конечно, только потому, что отказ он свой изъявил собственному сыну, который и ведал эвакуацией). И остался под немецкую власть. Перед оставлением города (когда он уже отказался эвакуироваться) к нему явились этот самый сын, Николай Щелоков, а вместе с Николаем и Леонид Ильич - навестить его на прощание перед сдачей города. Навестили, посадили в знак прощания и памяти деревце у ворот его дома - и ушли с армией на восток. А Анисим Митрофанович остался и дождался потом прихода Красной Армии живым. Умер в 1958 году, глубоким стариком. Выжило ли деревце - известия не сохранились.
Брежнев и Николай Щелоков подружились в 1939 году в Днепропетровске. Щелоков в это время был сначала секретарем райкома, потом - предгорисполкома. А бедный Брежнев как раз в феврале 1939 был назначен секретарем по пропаганде Днепропетровского обкома, то есть был поставлен на ту самую "тряхомудию", от которой он, по его собственным словам, насилу отбрыкался. Но отбрыкиваться ему пришлось полтора года: только в сентябре 1940 его поставили третьим секретарем обкома по оборонной промышленности. К тому времени они с Щелоковым были уже близкими друзьями. У обоих нашлось много общего - в частности, оба одинаково относились к репрессивной политике властей, у обоих родители были твердо верующими (что не мешало им быть с родителями в исключительно крепких и самых лучших отношениях), оба одинаково понимали свою работу в администрации, оба чувствовали себя одновременно глубоко своими для людей своей страны и людей вообще - и достаточными Штирлицами в свое время и своем месте, только Штирлицами не от имени какого-то еще государства, а от имени, опять-таки, "природы людей вообще" (и тем самым - от своего собственного имени). Сохранили они тесную дружбу до смерти, а в 1946 Брежнев был крестным отцом первенцу Щелокова в прикарпатском православном храме - и оба тогдашних политрука выполнили точка в точку все, что им полагалось как кумовьям в рамках обряда крещения.
А когда война началась и в июле пошла эвакуация Днепропетровска , то родители Щелокова - Анисим Митрофанович и Мария Ивановна - подлежали, разумеется, обязательной эвакуации, как члены семьи номенклатурного работника. Это была даже не льгота,а обязанность - таких людей нельзя было оставлять врагу. И Брежнев (к началу войны уже секретарь Днепропетровского обкома), и Щелоков в это время были в городе и как раз и занимались его эвакуацией и подготовкой к обороне. Оба они подали наверх с начала войны добровольные заявления о том, что хотят идти на фронт, но, естественно, сначала обязаны были провести эту самую эвакуацию и подготовку. В 10-х числах июля из ЦК компартии Украины пришло принципиальное согласие на перевод Брежнева в армию, и к середине августа он уже был в группе особого назначения при военном Совете Южфронта по выполнению ряда заданий в войсках, обороняющих Днепропетровск и Запорожье, так что часто появлялся в самом Днепропетровске. Щелоков завершал эвакуацию, а когда войска оставили Днепропетровск, сам ушел в армию и с тех пор оставался в ее рядах.
Так вот, мать Щелокова согласилась уезжать в эвакуацию. А отец, Анисим Митрофанович - отказался (что сошло ему с рук, конечно, только потому, что отказ он свой изъявил собственному сыну, который и ведал эвакуацией). И остался под немецкую власть. Перед оставлением города (когда он уже отказался эвакуироваться) к нему явились этот самый сын, Николай Щелоков, а вместе с Николаем и Леонид Ильич - навестить его на прощание перед сдачей города. Навестили, посадили в знак прощания и памяти деревце у ворот его дома - и ушли с армией на восток. А Анисим Митрофанович остался и дождался потом прихода Красной Армии живым. Умер в 1958 году, глубоким стариком. Выжило ли деревце - известия не сохранились.