"В детстве все мы идиоты" (с) Саша Черный. Все не все, а вот я точно был в некотором смысле идиотом, когда в детстве задавался вопросом о том, почему, собственно, Софья Чацкого отвергает в "Горе" с порога. То, что этого сам Чацкий понять не мог, ему простительно - тогда о душевной жизни женщин и детей (не об их должном и недолжном ролевом поведении, а об их реальной душевной жизни) не задумывались и ее не знали - и Чацкому в 16-20 лет, когда все и решалось, знать и понимать тут было попросту нечего.
Между тем Грибоедов позаботился с самого начала читателю это разъяснить, и не его вина, что большинство читателей - даже Пушкин! - этого разъяснения не заметило. А разъяснение дает сама Софья, отвечая Лизе в точности на вопрос, "почему не Чацкий":
"Да, с Чацким, правда, мы воспитаны, росли;
Привычка вместе быть день каждый неразлучно
Связала детскою нас дружбой; но потом
Он съехал, уж у нас ему казалось скучно,
И редко посещал наш дом;
Потом опять прикинулся влюбленным,
Взыскательным и огорченным!!
Остер, умен, красноречив,
В друзьях особенно счастлив.
Вот об себе задумал он высоко...
Охота странствовать напала на него,
Ах! если любит кто кого,
Зачем ума искать, и ездить так далёко?"
А теперь вспомним возрасты, характеры и обстоятельства. Чацкий - безусловный харизматик, и, как показывает его манера разговаривать с Софьей в начале "Горя" (а ведь он так с ней разговаривает именно для того, чтобы с ходу "войти в былую реку", чтобы снова очутиться с Софьей в прежних отношениях и располагать ее к себе, а вовсе не для того, чтобы ее раздражать и провоцировать, - значит, в былые времена именно эта манера разговора с Софьей и осуществлялась и была для их отношений тогда превосходна!), он в общении с Софьей увлекал, сверкал, блистал, покорял... (даже Лиза прониклась этим, для нее-то Чацкий просто кумир).
Софья - интровертная, развитая, недоверчивая, глубоко чувствующая и думающая девочка, ощущающая себя прежде всего до невероятия чужой в своей семье и круге общения. С ценностями у нее все в порядке - а вот у семьи и круга сильно не в порядке, и в этом причина ее отчуждения от этой семьи и круга. Что ей действительно нужно - это Второй, в котором она могла бы найти ту же душу, что у нее.
И вот эта девочка - в семье одинокая, мать умерла, отец ей не ближе марсианина - эн лет воспитывается неразлучно бок о бок с мальчиком старше ее на 4 года (см. ниже по треду хронологию) - энергичным, "блестящим", увлекающим. Чем он мог и должен был для нее стать, да еще и притом, что уже тогда он дает ей понять, что в нее влюблен? (Она же о следующем его сближении с ней говорит _"опять_ прикинулся влюбленным". То есть в первый раз влюбленным он "прикидывался" - в нынешней ее терминологии - именно до того, как съехал. Когда ему было 16-17, а ей - 12-13).
А потом,
когда ей почти тринадцать, он съезжает и перестает их навещать (около середины 1818). "Уж ему казалось скучно" - она это "скучно" и через четыре года не забыла! Что это должно было означать для нее - оставленной в полном одиночестве и в не менее полной зависимости - причем в зависимости навсегда, сначала от чуждого ей отца, потом, в перспективе, от чуждого ей мужа? Притом, что Чацкий был для нее еще и единственным другом и светом в окошке - и вот теперь этот свет в окошке улетает и думать о ней забывает, причем он-то улетает в свободную жизнь мужчины, а она остается в своем темном колодце (ее жизнь и по ее меркам, и по нашим воспринимать иначе трудно). Чувствовать она должна себя так, как будто ее лучший друг, надежда и опора взял и вышвырнул ее не глядя вон на гноище, и думать про нее забыл, как только ему открылось поле порезвиться.
А дальше (к концу 1818) происходит возвращение Чацкого - "опять прикинулся влюбленным". Это "прикинулся" - Софьин термин 1822 года, в своем 1818-м Софья отнюдь его не отвергала, напротив! Отношения у них тогда сложились такие, что Чацкий именует их "любовью" ("ах, тот скажи _любви_ конец, кто на три года вдаль уедет") и едет к Софье как к очевидной (для него) своей нареченной. Иными словами, приняла она его возвращение тогда, в 1818, с полным восторгом и доверием, - что и неудивительно, учитывая их обстятельства, характеры и возраст.
А еще через несколько месяцев (в начале 1819) Чацкий снова машет рукой и бесследно исчезает на три года. Бесследно - потому что Фамусов упоминает, что он и писем-то им не писал. И известия о нем они получают по слухам через энные руки. Причем Чацкий перед отъездом с Фамусовым ни о чем касательно Софьи не переговорил - и, опять же, отбыл, даже с ней не оговаривая ни сроков возвращения, ни своих намерений в ее адрес, и вообще ничего не оговаривая (то есть так это выглядело для Софьи) Какие-то разговоры у них, конечно, перед его отъездом состоялись (он делился своими надеждами с Софьей, и она вспоминает: "вот о себе задумал он высоко..."), но только, судя по поведению Чацкого и Софьи в начале "Горя", итоговое впечатление от этих разговоров у них осталось прямо противоположное. По восприятию Чацкого между ним и Софьей по итогам этих разговоров установилось что-то вроде молчаливой помолвки - но вот для Софьи эти разговоры явно ничем таким не были, по ее восприятию ее просто снова бросили без особых разъяснений. (Недоразумение, неудивительное для того времени, учитывая полное отсутствие разработанных форм диалога о взаимных чувствах между подростками из хорошего общества до брака).
Иными словами, за неполный год ее надежда и опора отбросила ее за ненадобностью второй раз. И опять в унылое гноище, одиночество и зависимость.
Все. Второго раза подряд с нее хватило. Отныне влюбленность Чацкого (что "старая", до съезда на отдельное жилье, что "новая", перед отъездом на службу) будет для нее обозначаться словами "прикинулся влюбленным", и цену его любви она будет сама для себя определять фразой "если кто кого действительно любит, то не бросит его непонятно для чего на годы" ("Ах, если любит кто кого, зачем ума искать и ездить так далеко?"). И смотреть на него она будет как на человека, который дважды ее приручил, позвал за собой и отшвырнул, даже не удосужившись о ней подумать, когда это понадобилось ему для каких-то го мужских игр.
Тут надо иметь еще в виду две вещи: она в этих мужских играх (служба, Варшава, конституция) сама не понимает ровным счетом ничего, это не дело домашней интровертной девочки 13-ти лет - понимать такие вещи, особенно учитывая, что ее никто этим вещам и не учит.
А Чацкий, в сво очередь, не понимает, что тут что-то надо объяснять и комментировать - ему самому 17, откуда ему разбираться в психологии замкнутой девочки 13-ти лет? Если бы та разревелась и стала жаловаться в стиле "на кого покидаешь", то проблема бы снялась немедленно - но только менее всего в характере Софьи в таких случаях плакать и жаловаться. В ее характере принять удар и его запомнить.
И когда мы видим в начале "Горя" злобно-ожесточенную реакцию Софьи на Чацкого - не следует забывать, что это 17-летняя девочка имеет дело со своим героем-надеждой-опорой, который ее на тринадцатом и четырнадцатом году жизни (по ее закономерному и единственно возможному ощущению) дважды отшвыривал и бросал, даже не думая,- а теперь является как на готовое к ней свататься. Естественно, она света белого не взвидела - он ее дважды отбросил от себя в бедствие, а сам даже и не удостоил заметить этого.
А Чацкий, в свою очередь, заметить этого никак не мог, потому что на ту пору "на место женщины" себя не то что не хотели, а попросту не умели ставить, не знали, что это можно и нужно делать. У него-то соображения в 1818 году очень простые: он Софью любит, Софья его любит; дело женское в таких случаях - верно ждать; вот достигнет Софья бракоспособного возраста, он тут же и посватается (и точно так он и делает - к ее 17-летию он летит с превеликой скоростью к ней свататься, а до 17-ти ее выдавать и не будут - так рано выдавать замуж все-таки не принято, Фамусов не станет так поступать, а вот с 17-ти начнет. Так оно и есть: как только Софье исполняется 17, Фамусов начинает пристраивать ее за Скалозуба. К этому сроку Чацкий и поспешает вернуться); а до того уж он постарается обрести максимальную славу и совершить наилучшие деяния, чтобы все это, в частности, сложить к ее ногам. Так что вот он и отбывает на эти самые три года, чтобы непременно вернуться к ее 17-летию и тут-то... В книгах, которые он читал, такие схемы подаются как отлично-примерные, и никто там не задается вопросом о том, как себя в таких случаях чувствует женщина вообще и подросток-девочка в частности, да как на это влияет степень ее внутрисемейного одиночества или ее сиротство. Есть клише ролевого поведения для обеих сторон - и вперед. В 50 лет Чацкий, весьма возможно, своим умом дойдет до таких вещей, но в 17? Что со стороны Софьи это его поведение (особенно в сочетании с некоторым перерывом в их отношениях в середине 1818 г.), с тремя годами без писем и отъездом без четких объяснений, выглядит, мягко говоря, не так, как это мыслится ему - об этом ему просто неоткуда догадаться (он и в 1822 об этом не подозревает). А сама она не унизится до того, чтобы это ему объяснять, потому что тоже не видит, ЧТО тут объяснять, а жаловаться не станет.
Так оно все неправильно и вышло.