180-1790 , Вена + "если у них нет хлеба..."
180-1790 , Вена + "если у них нет хлеба..."
Мертвые не могут ничего. 180/1790 AD "Мертвые ничего не могут" - сказал Коммод имп. Марку Аврелию, когда тот, умирая в Вене в 180 г. н.э., настаивал на том, чтобы после его смерти Коммод довел до конца задунайскую войну(чего тот делать не собирался - и напомнил императору, что после смерти тот все равно бессилен будет влять на ситуацию, а потому нет смысла и завещать ему, Коммоду, что-то делать). А "Мужицким богом" (der Bauern Gott) аристократы и бюргерская верхушка презрительно прозвали императора Йозефа, умершего в той же Вене в 1790, за его реформы в пользу мужиков.
Мужицкий бог прощается с лекарем -
панский бог пробил наповал;
бояться не стыдно, просто некогда,
а горевать он отгоревал.
Учись не учись, закончишь неучем,
не удостоясь больших похвал.
Смиряться не трудно, просто незачем,
а воевать он отвоевал.
Ко всем границам гонят рекрутов;
когда он полную не платил?
Отбывать не страшно, просто некуда,
а он, похоже, свое отбыл.
Цены - его же приказом - твердые.
Открыт народу Пратер-парк.
И не сильнее были мёртвые,
когда здесь кончился кайзер Марк.
История о бриошах - цепь недоразумений.
О сестре Йозефа, Марии-Антуанетте, выданной на погибель замуж за малоприятного человека в совсем уж малоприятную (тогда) страну, широко распространилась та история, что она по случаю продвольственного кризиса, когда голодающий народ требовал хлеба, сказала "Если у них нет хлеба, пусть едят бриоши!" (в испорченно-телефонном русском переводе - пирожных; реально - дорогие булочки, сделанные на масле и яйцах).
Не менее распространено утверждение, что она ничего такого не говорила, потому что сказать такое можно, мол, только по жестокости (в издевку над голодающими) или по гротескному невежеству высокой особы в том, что касается реальной жизни народа (говорящий так избалован и заелся в своем высоком положении, что искренне не подозревает, что народ вовсе не так хорошо живет, чтобы иметь под рукой бриоши, когда у него и хлеба-то нет),а Мария-Антуанетта не была ни жестока к народным бедам, ни настолько невежественна, и это доказано текстуально, выдержками из ее писем.
На деле всё тут не к месту - и это тем более удивительно, что история эта распутана на глубину в несколько веков. Уже в XVI веке по всей Европе существовал фольклорный сюжет о высокой особе, которая-де настолько заелась и оторвалась от жизни, что давала голодаюшим - совершенно искренне - вот такие советы. Например, рассказывали о некоей пьемонтской принцессе, которая, услышав, что народ страдает от голода и есть много случаев голодной смерти, воскликнула без всякой иронии: "Как глупо! Что же они не поедят баранины или говядины - я Вас уверяю, всякий раз, когда я чувствую голод, я их ем и это помогает!" Русским новейшим вариантом все того же фольклорного сюжета яаляется известный недавний анекдот о новом русском: "Встречаются после долгого перерыва два приятеля, один теперь в НИИ, второй - новый русский. Новый русский: - Ну, как жизнь? - Да хреново. Вот уже три дня ничего не ел.
- Ну так нельзя! Надо себя заставить..."
В конце XVIII века такой анекдот во Франции ходил и о некоей герцогине Мэнской (его передает мадам де Сталь) - причем она-де рекомендовала голодающим есть именно бриоши.
О некоей "великой принцессе", также сказавшей о голодающих, "Пусть едят бриоши!", писал в томе "Исповеди", вышедшем в 1782 г. (а написанном к 1765 г.), Руссо - для него это именно бездумная, а не намеренно-издевательская реплика; тот же Руссо упоминал этот эпизод в письме 1737 года.
Рассказ этот фольклорный. Никакая реальная принцесса в зрелом возрасте настолько "оторванной от жизни" быть не могла. Но фольклорный рассказ известен не только простому народу - он известен и большим господам, и реплика из анекдота, которая в анекдоте призвана передавать бездумность и оторванность от жизни, может быть повторена ими в намеренную издевку. Мария-Тереза (из испанских Габсбургов), жена Людовика XIV, кажется, действительно сказала, услышав, что бедные жалуются на нехватку хлеба: "Но, Господи, почему бы им не поесть корки от паштета?" - во всяком случае, таково было предание бурбонского царствующего дома и двора: Людовик XVIII сообщает, что она так сказала, в своих воспоминаниях о событиях 1791 года (опубл. в 1823), причем по этому начальному "Но, Господи" видно, что он сам понимал эту реплику как проявление искренней тупости. Коль скоро бурбонский дом сам запомнил эту фразу как реплику Марии-Терезы, она, вероятно, действительно была сказана; но тогда уж сказана она была не по тупости, а в издевку, по сознательному издевательскому обыгрыванию известного анекдота - и лишь под впечатлением от все той же фольклорной традиции сам Людовик XVIII спустя сто с лишним лет понял эту реплику иначе, как проявление оторванности от жизни.
Графиня де Буэнь в своих мемуарах говорит о дочери Людовика XV, принцессе Виктуар, что та была очень глупа, но притом имела очень доброе сердце; в виде иллюстрации она сообщает: "О ней (принцессе Виктуар) говорят, что во время голода, когда при ней заговорили о страданиях бедняков из-за нехватки хлеба, она со слезами на глазах сказала "О, если бы они только заставили себя есть корку от паштета!"; чтобы оценить эту историю, так часто цитируемую и так часто используемую как повод для упреков, надо иметь в виду, что добрая принцесса буквально ненавидела корку от паштета, которую не могла есть". Если это не придворный фольклорный вымысел, просто приписавший с модификациями все тот же бродячий сюжет принцессе Виктуар, - а на это не похоже, учитывая разъяснение насчет отношения самой принцессы к корке от паштета, - то речь идет явно о реплике девушки-подростка. Действительно, по другому изложению эту фразу про корку от паштета сказала не принцесса Виктуар, а ее сестра принцесса Софи, в 1751 году, слыша рассказ о том, как ее брат дофин Луи-Фернан был провожаем криками "хлеба! хлеба!", когда приехал из Версаля в Париж. Ясно, что речь идет о том же эпизоде, и через полвека только не помнили толком, кто из принцесс - Виктуар или Софи - это сказал. Виктуар в 1751 г. было 18 лет, Софи - 17, и в этом возрасте они в самом деле могли такое выдать искренне; следует иметь в виду, что Мария-Антуанетта еще в 1777 г., в возрасте 22 лет и будучи 7 лет замужем (и проживая не где-нибудь, а в Версале!), не имела понятия о том, как, собственно, происходит половой акт, и понадобился личный визит и инструктаж ее брата, императора Йозефа, чтобы ей (и ее мужу, который тоже не знал - в возрасте 23 лет) это объяснить.
Как видно, принцесса в детстве слышала историю про Марию-Терезу и приняла ее реплику вполне всерьез - после чего и воспроизвела.
Как следует из процитированного места мемуаров графини де Буэнь (про частое цитирование реплики принцессы Виктуар и частые упреки в ее адрес на основании этой истории), в конце 18-начале 19 вв. была известна именно история о том, как дочь Людовика XV (а не Мария-Антуанетта!) в юности, около 1750 г., выдала эту фразу про корку от паштета, причем действительно "по глупости". Параллельно уже к 1730-м гг., ко времени письма Руссо, во Франции ходил анекдот о некоей "великой принцессе", которая, тоже по бездумности, посоветовала голодающим есть бриоши; как видно, эта переделка в бриоши является гибридом общеевропейского фольклорного сюжета и воспоминаний о действительной реплике Марии-Терезы.
О Марии-Антуанетте ничего подобного как раз не говорили: во всей огромной подметной и открытой литературе против нее (включая карикатуры, фольклор и т.д.) 1770-х - 1790-х ничего подобного ей не приписывается. Впервые в известном исследователям материале фраза про бриоши приписывается ей в 1843 г. у Жан-Батиста Альфонса Карра, журналиста, а раньше вместо этой истории рассказывали (как известно от де Буэнь) - именно в качестве истории, обличающей дом Бурбонов - историю о реплике принцессы Виктуар насчет корки от паштета.
Так что ЕДВА ЛИ Мария-Антуанетта говорила "свою" знаменитую фразу о бриошах. Однако, как ни странно, традиционные аргументы ПРОТИВ этого сами неосоновательны. Аргументы эти таковы:
1) Эта фраза (как и похожие) ходила по Франции независимо от Марии-Антуанетты и до неё;
2) Мария-Антуанетта в 1770-х писала матери, Марии-Терезии, о бедственном положении народа и о том, какую жалость оно у нее вызывает и какую ответственность накладывает на короля и нее саму, - так что ни издевку над голодающими, ни неведение относительно их приписать ей никак нельзя.
Но разве все это ослабляет вероятность того, что она действительно сказала "Пусть едят бриоши"? На самом деле нет - о чем см. след. пост.
Мертвые не могут ничего. 180/1790 AD "Мертвые ничего не могут" - сказал Коммод имп. Марку Аврелию, когда тот, умирая в Вене в 180 г. н.э., настаивал на том, чтобы после его смерти Коммод довел до конца задунайскую войну(чего тот делать не собирался - и напомнил императору, что после смерти тот все равно бессилен будет влять на ситуацию, а потому нет смысла и завещать ему, Коммоду, что-то делать). А "Мужицким богом" (der Bauern Gott) аристократы и бюргерская верхушка презрительно прозвали императора Йозефа, умершего в той же Вене в 1790, за его реформы в пользу мужиков.
Мужицкий бог прощается с лекарем -
панский бог пробил наповал;
бояться не стыдно, просто некогда,
а горевать он отгоревал.
Учись не учись, закончишь неучем,
не удостоясь больших похвал.
Смиряться не трудно, просто незачем,
а воевать он отвоевал.
Ко всем границам гонят рекрутов;
когда он полную не платил?
Отбывать не страшно, просто некуда,
а он, похоже, свое отбыл.
Цены - его же приказом - твердые.
Открыт народу Пратер-парк.
И не сильнее были мёртвые,
когда здесь кончился кайзер Марк.
История о бриошах - цепь недоразумений.
О сестре Йозефа, Марии-Антуанетте, выданной на погибель замуж за малоприятного человека в совсем уж малоприятную (тогда) страну, широко распространилась та история, что она по случаю продвольственного кризиса, когда голодающий народ требовал хлеба, сказала "Если у них нет хлеба, пусть едят бриоши!" (в испорченно-телефонном русском переводе - пирожных; реально - дорогие булочки, сделанные на масле и яйцах).
Не менее распространено утверждение, что она ничего такого не говорила, потому что сказать такое можно, мол, только по жестокости (в издевку над голодающими) или по гротескному невежеству высокой особы в том, что касается реальной жизни народа (говорящий так избалован и заелся в своем высоком положении, что искренне не подозревает, что народ вовсе не так хорошо живет, чтобы иметь под рукой бриоши, когда у него и хлеба-то нет),а Мария-Антуанетта не была ни жестока к народным бедам, ни настолько невежественна, и это доказано текстуально, выдержками из ее писем.
На деле всё тут не к месту - и это тем более удивительно, что история эта распутана на глубину в несколько веков. Уже в XVI веке по всей Европе существовал фольклорный сюжет о высокой особе, которая-де настолько заелась и оторвалась от жизни, что давала голодаюшим - совершенно искренне - вот такие советы. Например, рассказывали о некоей пьемонтской принцессе, которая, услышав, что народ страдает от голода и есть много случаев голодной смерти, воскликнула без всякой иронии: "Как глупо! Что же они не поедят баранины или говядины - я Вас уверяю, всякий раз, когда я чувствую голод, я их ем и это помогает!" Русским новейшим вариантом все того же фольклорного сюжета яаляется известный недавний анекдот о новом русском: "Встречаются после долгого перерыва два приятеля, один теперь в НИИ, второй - новый русский. Новый русский: - Ну, как жизнь? - Да хреново. Вот уже три дня ничего не ел.
- Ну так нельзя! Надо себя заставить..."
В конце XVIII века такой анекдот во Франции ходил и о некоей герцогине Мэнской (его передает мадам де Сталь) - причем она-де рекомендовала голодающим есть именно бриоши.
О некоей "великой принцессе", также сказавшей о голодающих, "Пусть едят бриоши!", писал в томе "Исповеди", вышедшем в 1782 г. (а написанном к 1765 г.), Руссо - для него это именно бездумная, а не намеренно-издевательская реплика; тот же Руссо упоминал этот эпизод в письме 1737 года.
Рассказ этот фольклорный. Никакая реальная принцесса в зрелом возрасте настолько "оторванной от жизни" быть не могла. Но фольклорный рассказ известен не только простому народу - он известен и большим господам, и реплика из анекдота, которая в анекдоте призвана передавать бездумность и оторванность от жизни, может быть повторена ими в намеренную издевку. Мария-Тереза (из испанских Габсбургов), жена Людовика XIV, кажется, действительно сказала, услышав, что бедные жалуются на нехватку хлеба: "Но, Господи, почему бы им не поесть корки от паштета?" - во всяком случае, таково было предание бурбонского царствующего дома и двора: Людовик XVIII сообщает, что она так сказала, в своих воспоминаниях о событиях 1791 года (опубл. в 1823), причем по этому начальному "Но, Господи" видно, что он сам понимал эту реплику как проявление искренней тупости. Коль скоро бурбонский дом сам запомнил эту фразу как реплику Марии-Терезы, она, вероятно, действительно была сказана; но тогда уж сказана она была не по тупости, а в издевку, по сознательному издевательскому обыгрыванию известного анекдота - и лишь под впечатлением от все той же фольклорной традиции сам Людовик XVIII спустя сто с лишним лет понял эту реплику иначе, как проявление оторванности от жизни.
Графиня де Буэнь в своих мемуарах говорит о дочери Людовика XV, принцессе Виктуар, что та была очень глупа, но притом имела очень доброе сердце; в виде иллюстрации она сообщает: "О ней (принцессе Виктуар) говорят, что во время голода, когда при ней заговорили о страданиях бедняков из-за нехватки хлеба, она со слезами на глазах сказала "О, если бы они только заставили себя есть корку от паштета!"; чтобы оценить эту историю, так часто цитируемую и так часто используемую как повод для упреков, надо иметь в виду, что добрая принцесса буквально ненавидела корку от паштета, которую не могла есть". Если это не придворный фольклорный вымысел, просто приписавший с модификациями все тот же бродячий сюжет принцессе Виктуар, - а на это не похоже, учитывая разъяснение насчет отношения самой принцессы к корке от паштета, - то речь идет явно о реплике девушки-подростка. Действительно, по другому изложению эту фразу про корку от паштета сказала не принцесса Виктуар, а ее сестра принцесса Софи, в 1751 году, слыша рассказ о том, как ее брат дофин Луи-Фернан был провожаем криками "хлеба! хлеба!", когда приехал из Версаля в Париж. Ясно, что речь идет о том же эпизоде, и через полвека только не помнили толком, кто из принцесс - Виктуар или Софи - это сказал. Виктуар в 1751 г. было 18 лет, Софи - 17, и в этом возрасте они в самом деле могли такое выдать искренне; следует иметь в виду, что Мария-Антуанетта еще в 1777 г., в возрасте 22 лет и будучи 7 лет замужем (и проживая не где-нибудь, а в Версале!), не имела понятия о том, как, собственно, происходит половой акт, и понадобился личный визит и инструктаж ее брата, императора Йозефа, чтобы ей (и ее мужу, который тоже не знал - в возрасте 23 лет) это объяснить.
Как видно, принцесса в детстве слышала историю про Марию-Терезу и приняла ее реплику вполне всерьез - после чего и воспроизвела.
Как следует из процитированного места мемуаров графини де Буэнь (про частое цитирование реплики принцессы Виктуар и частые упреки в ее адрес на основании этой истории), в конце 18-начале 19 вв. была известна именно история о том, как дочь Людовика XV (а не Мария-Антуанетта!) в юности, около 1750 г., выдала эту фразу про корку от паштета, причем действительно "по глупости". Параллельно уже к 1730-м гг., ко времени письма Руссо, во Франции ходил анекдот о некоей "великой принцессе", которая, тоже по бездумности, посоветовала голодающим есть бриоши; как видно, эта переделка в бриоши является гибридом общеевропейского фольклорного сюжета и воспоминаний о действительной реплике Марии-Терезы.
О Марии-Антуанетте ничего подобного как раз не говорили: во всей огромной подметной и открытой литературе против нее (включая карикатуры, фольклор и т.д.) 1770-х - 1790-х ничего подобного ей не приписывается. Впервые в известном исследователям материале фраза про бриоши приписывается ей в 1843 г. у Жан-Батиста Альфонса Карра, журналиста, а раньше вместо этой истории рассказывали (как известно от де Буэнь) - именно в качестве истории, обличающей дом Бурбонов - историю о реплике принцессы Виктуар насчет корки от паштета.
Так что ЕДВА ЛИ Мария-Антуанетта говорила "свою" знаменитую фразу о бриошах. Однако, как ни странно, традиционные аргументы ПРОТИВ этого сами неосоновательны. Аргументы эти таковы:
1) Эта фраза (как и похожие) ходила по Франции независимо от Марии-Антуанетты и до неё;
2) Мария-Антуанетта в 1770-х писала матери, Марии-Терезии, о бедственном положении народа и о том, какую жалость оно у нее вызывает и какую ответственность накладывает на короля и нее саму, - так что ни издевку над голодающими, ни неведение относительно их приписать ей никак нельзя.
Но разве все это ослабляет вероятность того, что она действительно сказала "Пусть едят бриоши"? На самом деле нет - о чем см. след. пост.