Первый приход фашистов к власти - детали
«В январе 1921 года социалистическая партия была численно ослаблена отходом её крайне левого крыла в новообразованную коммунистическую партию. Это создало угрозу фашизму, так как оставшиеся социалисты - а они всё ещё представляли наиболее многочисленную группу в парламенте - придерживались по большей части умеренных взглядов, и их можно было уговорить присоединиться к коалиции Джолитти [либеральной - wsf1917]. Такой альянс между либералами и социалистами обеспечил бы парламентское большинство, что сделало бы возможным создание действенного правительства. Чтобы воспрепятствовать этому, Муссолини стал доказывать Джолитти, что фашисты готовы стать для него альтернативными политическими союзниками, и это предложение было принято...» (Д.Смит. Муссолини, с.57.).
То есть даже после отделения коммунистов социалисты и либералы не могли найти общий язык, хотя оставшиеся умеренные вполне себе были за буржуазный порядок. Общий язык либералы нашли с фашистами, и довольно легко.
Д.Смит: «Джолитти неправильно истолковал ситуацию. Он намеревался приручить фашистов, введя их в свою коалицию и используя на общих выборах в мае 1921 года для ослабления некоторых других оппозиционных партий» (с.58).
Либералы и фашисты вместе вели избирательную кампанию 1921 года. Муссолини здесь получил всего 7 процентов голосов, что дало ему 35 мест в парламенте (а на выборах 1919 года - ни одного, то есть альянс с либералами был плодотворным). 122 места имели социалисты, католическая партия «пополяри» имела 107 голосов. Всего же в парламенте было 500 мест. Как же Муссолини получил власть? Вооружённым путём, и только потому, что либералы спасли полностью провалившийся мятеж
Д.Смит: «В ночь с 27 на 28 октября фашистские сквадры начали занимать телефонные станции и правительственные учреждения. После полуночи Факта [премьер-министр - wsf1917] наконец решился действовать. Поспешно созванные министры единодушно согласились с ним посоветовать ввести в действие армию, а Пальезе опять уверил их, что назревающее восстание будет раздавлено в считанные часы. Министрам даже в голову не могло прийти, что король отступит от конституции и отклонит их совет.
Виктор Эммануил был робким человеком. Он не желал идти против конституции, но знал, что у либеральных лидеров нет ответа на возникший вследствие бездействия парламента и растущей в стране анархии тупик. При таком характере его мог перетянуть на свою сторону каждый, кто обладал твёрдостью и был способен прекратить беспорядки, особенно если он выступал за расширение империи и мог постоять за интересы итальянцев лучше, чем это сделал Орландо на переговорах в Версале. Король вместе со всё возрастающим числом других государственных деятелей уже пришёл к решению ввести в кабинет Муссолини на какую-нибудь второстепенную роль и тем самым разрешить политический кризис. Он видел свой основной долг в том, чтобы избежать вспышки вооружённого восстания. Король говорил, что отречётся от престола если начнётся гражданская война.
На рассвете 28 октября в два часа ночи королю доложили, что в Милане и других городах начались восстания. Он тут же согласился с предложением кабинета объявить о критической обстановке в государстве и использовать армию для введения военного положения. Был поспешно подготовлен необходимый декрет. Во время завтрака премьер-министр вернулся, чтобы получить формальную королевскую надпись - вооружённые силы уже были приведены в действие для подавления бунта. Фашисты почти не оказывали сопротивления; здания, захваченные накануне ночью, опять перешли в руки власте, а дороги и железнодорожные станции были заблокированы, чтобы пресечь поход на Рим. Не только правое крыло националистической партии, но даже некоторые из фашистски иерархов, включая Чезаре де Векки, одного из четырёх назначенных командиров «похода», будучи поставлены перед выбором, заявили, что подчинятся королю, - вёлся даже разговор, чтобы в случае необходимости убить Муссолини.
Тем временем в Милане приблизительно в 6 часов утра фашистский лидер прибыл в свой офис и с помощью штата служащих забаррикадировался как бы на случай осады. Не дождавшись официального указа, войска уже развернулись на городских улицах. Был составлен приказ об аресте Муссолини. Однако фашисты дали понять префекту Милана Альфредо Лусиньоли, что он получит место в кабинете, если проигнорирует этот приказ. Отказ Лусиньоли от действий явился решающим фактором в успехе мятежа. Основным мотивом было честолюбивое стремление или, по крайней мере, страх потерять насиженное место, если фашисты победят и, конечно же, давление со стороны некоторых богатых миланцев.
Ещё более существенным было то, что король изменил своё мнение - он вдруг отказался подписать указ, согласно которому были отданы распоряжения несколько часов назад. Отказ от единодушного совета кабинета был нарушением конституции. Но Виктор Эммануил не верил в способность Факты держать ситуацию под контролем; более того, не подписывать указ ему тайком посоветовали сторонники Саландры, надеявшиеся, что это заставит Факту уйти в отставку и даст им шанс сформировать правительство. Король был проинформирован также - тайно и неточно, наверняка с намерением ввести его в заблуждение, что фашистские вооружённые силы численно превосходят армию, которая не сможет защитить Рим от нападения.
Его решение за одну минуту превратило фашистов из организации, объявленной вне закона, в кандидатов на правительственные должности. Как только Факта сложил с себя полномочия, на пост премьер-министра был приглашёл Саландра, который пригласил Муссолини присоединиться к новой коалиции. Но он отказался, как предполагают, - набивал себе цену. В результате Саландра был вынужден отступиться и, опасаясь, что выбор может пасть на Джолитти, посоветовал королю назначить главой правительства Муссолини - человека, возглавившего вооружённое восстание против государственной власти, чья личная армия была ответственна за бесчисленные зверства. 29 октября король последовал этому совету, и Муссолини, которому было всего тридцать девять лет, стал двадцать седьмым премьер-министром Италии.» (с.67-68).
Д.Смит. Муссолини. М.: Интердайджест, 1995. С.57, 67-68.
Собственно, так везде и всегда либералы торят дорогу фашизму. Фашизм им естественен в эмоциональном плане, как защита собственников и собственности от «красной опасности», они лишь осуждают «излишние зверства», и то не из гуманизма, а из стремления не замараться. А вот социалисты либералам чужие, враждебные, когда защищают демократию, поскольку ориентируются на другой социальный идеал, на трудящегося (-ихся), а не собственника (-ов). А для либералов и фашистов трудящиеся одинаково не вполне люди (или не вполне свободные люди, что в принципе то же самое), так как у них собственность синоним свободы.