Пережитки первобытных форм отношений полов в традиционном обществе
Ю.И.Семёнов
Промискуитетные оргиастические праздники. Примером оргиастического праздника могут послужить торжества, еще в прошлом веке бытовавшие в одном из районов о. Вити-Леву (о-ва Фиджи). Мужчины и женщины одевались в фантастические одежды, обращались друг с другом с самыми непристойными фразами и открыто, публично без всякого разбора вступали в половые отношения.
В это время половые акты были не только возможны, но чуть ли не обязательны между братьями и сестрами, которые в обычное время не имели права даже разговаривать друг с другом. Такое состояние ничем не ограниченной свободы общения полов длилось несколько дней, после чего все ограничения восстанавливались и жизнь входила в нормальную колею [5]. Таким образом на время этого праздника снималось действие агамного или экзогамного табу, на котором базировался род. Последний на краткий промежуток времени превращался в объединение, в котором господствовал промискуитет.
…
В списке «Повести временных лет», содержащемся в одной из древнейших из числа дошедших до наших дней летописей, известной под названием «Летописца Переяславля Суздальского», сообщается о существовании у радимичей, вятичей и северян праздников, для которых была характерна полная свобода общения полов [7]. Такого рода праздники описываются и осуждаются в «Правилах» митрополита Киевского и Всея Руси Кирилла III (1243 - 1280 гг.) [8].Красочное описание этих праздников мы находим в «Послании Елизарова монастыря игумена Памфила Псковскому наместнику и властям о прекращении народных игрищ в день Рождества св. Иоанна Предтечи» (1505 г.): «Егда бо приходит великий праздник день Рождества Предтечева, - читаем мы в нем, - и тогда, во святую ту нощь, мало не весь город взмятется и възбесится, бубны и сопели, и гудением струнным, и всякими неподобными играми сотонинскими, плесканием, плясанием..., стучат бубны и глас сопелий и гудут струны, женам же и девам плескание и плясание и глазам их накивание, устам их неприязнен клич и вопль, всескверненные песни, бесовские угодия свершахуся, и хребтом их вихляние, и ногам их скакание и топтание; ту же есть мужем же и отроком великое прелщение и падение, но яко на женское и девическое шатание блудное възрение, тако же и женам мужатым беззаконное осквернение, так же и девам растление...» [9].
Как говорится в «Стоглаве» (1551 г.), на Иванов день и в навечерии Рождества Христова и в навечерии Богоявления Господня и крещения «сходятся народи мужи, и жены, и девицы на нощное плещевание, и на бесчисленный (ниже - /37/ бесчинный - Ю.С.) говор, на бесовские песни и на плясание, и на Богомерзские дела, и бывает отроком осквернение и девам растление» [10].
Конкретизировать картину позволяет описание путешествия итальянца - тосканца Лактанция Рокколини в Россию, помещенное в сборнике, который был составлен Челио Малеспини в 1580 г. и увидел свет в 1609 г. в Венеции. Так как Л. Рокколини был придворным Карла V и выполнял его дипломатические поручения, то его поездка в Россию имела место около середины XVI в.
Путешествуя в январе по Московии, Л. Рокколини и его спутники сбились с пути и в конце концов ночью наткнулись на какое-то селение. Встретившие их люди дружелюбно отнеслись к путникам и привели их в большой дом, в котором собралось множество мужчин и женщин. Эти люди ели, пели и плясали в помещении, которое освещалось одной лучиной. Один из присутствующих объяснил чужеземцу, что «таков древний обычай края: в известное время собираются вместе соседские мужчины и женщины и, поплясав и позабавившись вместе порядком, тушат лучину, после чего каждый берет ту женщину, которая случилась к нему ближе, и совершает с ней половой акт; затем лучина снова зажигается, и снова начинаются пляски, пока не рассветет и все отправятся по домам. В этот вечер лучину уже тушили два раза, и два раза совершен акт с теми, на кого случай наткнул в темноте» [11]. Вряд ли можно сомневаться в правдивости рассказа, ибо описанный обычай был известен под названием «гаски» в русской деревне и в XIX в. Но в это время он чаще всего имел место не на общих сборищах, а на вечеринках, в которых участвовала лишь молодежь.
Имеются аналогичные материалы и по XVII в. Вот что писал в 1651 г. старец Григорий в своей челобитной царю Алексею Михайловичу, обличая нравы, царившие в г. Вязьме и окрестностях: «Такоже и игрища разные и мерзкие бывают вначале от Рождества Христова и до Богоявления всенощные, на коих святых нарицают и монастыри делают, и, архимарита, и келаря, и старцев нарицают, там же и женок и девок много ходит, и тамо девицы девство диаволу отдают. Другое игрище о Троичном дни: за город на курганы ходят и неподобя творят» [12].
Как уже отмечалось в крестьянской среде подобного рода явления сохранялись и в XIX в. «На беседах по зимам, не боясь ни чьего сглазу, мужики обнимают баб и огни гасят...», - рассказывал С.В. Максимову священник с. Койнос Мезенского уезда Архангельской губернии о. Евграф [13]. Вот еще приводимое Т.А. Бернштам свидетельство, относящееся к самому концу XIX в. Место действия - верховье Ветлуги в Вятской губернии. «Во время братчины в Хорошевской волости совокупляются в близких степенях родства: сноха с деверем, свекром, близкие родственники. Бывали также случаи и с родными - братья с сестрами (все женатые) и грехом не считали» [14].
Нетрудно заметить поразительное сходство между этой вятской братчиной и оргиастическим праздником на о-ве Вити-Леву. И в том и в другом случае полностью снимались все существующие в обычное время ограничения в отношениях между полами: на Вити-Леву - нормы индивидуального брака и акойтный (агамный, экзогамный) запрет, в Хорошевской волости - индивидуально-брачное регулирование и запрет инцеста.
Оргиастические нападения. Б. Малиновским был описан очень своеобразный обычай, существовавший у меланезийцев о-вов Тробриан. Он назывался йауса. На юге о-ва Киривина и на о-ве Вакута женщины, занимавшиеся коллективной прополкой полей, имели право напасть на любого замеченного ими мужчину, если только он не принадлежал к числу жителей их деревни. Передать подробности этого нападения не представляется возможным. Заметив мужчину, женщины срывали с себя всю одежду, нагими набрасывались на него, подвергали насилию и совершали над ним массу самых непристойных действий [15].
К тому времени, когда существование этого обычая было зафиксировано Б. Малиновским, он носил уже во многом ритуальный характер. Но восстановить его первоначальное значение вполне возможно. Для этого сейчас можно привлечь материал, о котором раньше нельзя было в печати сказать ни слова. С тех пор, /38/ как в системе советского ГУЛАГа, мужчины и женщины были изолированы друг друга, в женских зонах время от времени происходили нападения групп женщин на зазевавшихся надзирателей и охранников. И судя по описаниям очевидцев, эти нападения чуть ли не до деталей совпадали с йаусой. Нетрудно понять, что они представляли собой необычайно бурное, неудержимое, принимавшее самые дикие формы проявление полового инстинкта, который долгое время в силу существующих в зоне условий не мог получить удовлетворения.
Поражающее сходство йаусы с этими нападениями объясняется тем, что она была своеобразной имитацией имевших место в далеком прошлом подобных же бурных прорывов долгое время не получавшего удовлетворения полового инстинкта. Но в отличие от случая с ГУЛАГом, этот инстинкт не мог быть удовлетворен вследствие того, что в объединении людей существовали половые производственные табу. Такое предположение находит подтверждение в фактическом материале. Оргиастические нападения тробрианских женщин возможны были лишь в период общественной прополки огородов и ни в какой другой. А он был временем действия строжайших половых табу. В эти дни не только были воспрещены половые отношения между мужьями и женами и вообще между членами данной общины, но считалось даже неприличным для мужчин приближаться к женщинам своей общины [16].
Все эти данные, вместе взятые, говорят о том, что тробрианская йауса в своей исходной форме была не чем иным, как стихийным, бурным прорывом долгое время сдерживаемого половыми производственными табу полового инстинкта. Этот прорыв стал возможным в силу того, что в поле зрения женщин оказался мужчина, не принадлежавший к их коллективу и поэтому не подпадавший под действия существовавших в нем всех вообще норм поведения, включая и запреты. Поэтому общение с ним не было нарушением табу и не могло караться коллективом.
Тробрианская йауса является самым ярким, но далеко не единственным пережитком первоначальных оргиастических нападений женщин. Последние, кстати сказать, получили свое отражение в фольклоре многих народов, в частности в легендах об амазонках, которые, вместе взятые, рисуют достаточно полную картину развития отношений между полами, начиная от кратковременных контактов между совершенно чужими друг другу мужчинами и женщинами и кончая возникновением дуальной организации [17]. Но в данной статье мы ограничимся рассмотрением только обычаев, являющихся более или менее отдаленными пережитками оргиастических нападений женщин.
У некоторых племен Северного Ирана, когда женщины сообща работали в поле, ни один мужчина-чужак не мог пройти мимо них, не уплатив выкуп. Иначе он рисковал подвергнуться такому обращению, которое было характерно для тробрианской йаусы [18]. В Южном Дагестане в селениях Ашти, Ицари, Сутбук, Дзилебки, Урцахи и Уркарах до сравнительно недавнего времени существовал обычай пленения постороннего мужчины женщинами, работающими в поле. Пленного отпускали после уплаты им выкупа [19].
В 60-х годах XIX в. в Южном же Дагестане был зафиксирован другой вариант того же обычая. Приводим сообщение П. Петухова: «В магалах Тау горного Кайтага мужчина, по несчастью встретившийся с толпой женщин и девушек, делается их жертвой: его обезоруживают, принуждают танцевать, прыгать и исполнять все их прихоти; достаточно натешившись, они отпускают свою жертву при громком хохоте и остротах. Это случается особенно в тех случаях, когда женщины выходят из аула для сбора моха и особой травы на брачные подушки и тюфяки новобрачным» [20].
Следы этого обычая встречаются и в Западной и Центральной Европе. В Компании, Ломбардии, Абруцци и Сицилии любой посторонний человек, проходивший мимо жнивья, становился объектом насмешек и оскорблений со стороны работавших в поле [21]. В Чехии жницы связывали по рукам и ногам каждого мужчину, который приходил первым на поле или просто проходил мимо. За свое освобождение он должен был дать выкуп [22]. /39/
У баронга Африки женщины, готовясь во время засухи совершить обряд вызывания дождя, сбрасывали с себя все обычные одежды и надевали пояса, сделанные из особого растения. Затем они образовывали длинную процессию, которая двигалась по полям, исполняя самые бесстыдные песни и непристойные танцы. Ни один мужчина не мог попасть на глаза женщинам без того, чтобы не подвергнуться самому жестокому обращению с их стороны [23]. Сходные обычаи существовали у народов Трансвааля, Малави, а также у греков, румын, сербов болгар, грузин [24].
Разнообразные обряды вызывания дождя, совершаемые нагими женщинами, были зафиксированы в Индии. Подобного же рода церемонии совершались ими и для отвращения от города или деревни эпидемии или эпизоотии. Ярким примером является совершаемый ночью и в строжайшем секрете от мужчин обряд опахивания деревни [25].
Точно такой же обычай существовал у русских крестьян вплоть до первых десятилетий XX в. Бытование его было зафиксировано этнографами в Воронежской, Орловской, Курской, Тульской, Калужской, Рязанской, Смоленской, Московской, Тамбовской, Пензенской, Самарской, Нижегородской, Саратовской, Казанской, Санкт-Петербургской, Псковской, Тверской, Ярославской, Костромской, Вятской губерниях. Существовало опахивание также в Белоруссии и на Украине [26].
Опахивание совершалось, когда на деревню надвигалась эпидемия или эпизоотия, причем оно в своей классической форме происходило глубокой ночью и в тайне от мужчин. Женщины и девушки, принимавшие участие в обряде, обязательно распускали волосы, что в русской деревне всегда считалось признаком разнузданности, и либо оставались в одних нижних рубахах, либо раздевались донага. Затем процессия двигалась вокруг деревни. Ни одно живое существо, прежде всего ни один мужчина не мог в это время попасться на глаза без риска быть избитым разъяренными женщинами. А в некоторых случаях обычай требовал от участниц убить постороннего. «Полудикая толпа баб, с визгом и писком бросается на встретившегося и разрывает его в клочки, если последнему не удается убежать» [27].
..
Свидетельств о существовании в прошлом оргиастических нападений мужчин меньше, даже в первобытном мире. Они сохранились в преданиях и обрядах австралийцев. У племен Центральной Австралии (арунта, кайтиш, илпирра, иллиаура, лоритья и др.) и Квинсленда существовал обычай изнасилования девушки, достигшей брачного возраста, группой мужчин, принадлежавших к иному роду, чем она. Это всегда происходило вдали от стойбища. Девушку ловили и затаскивали в чащу. После этого она считалась взрослой [32]. У кикуйю Африки юноши для того, чтобы перейти в разряд взрослых мужчин, должны были совершить церемониальное изнасилование женщины, обязательно принадлежавшей не просто к другой деревне, но, по возможности, к другому народу. С этой целью юноши, объединенные в группы, бродили в поисках подходящего объекта по местностям, далеким от их родного селения. После исполнения этого акта юноши демонстративно отбрасывали эмблемы, свидетельствовавшие о их принадлежности к разряду неофитов [33].
Отношения между полами до брака в русской деревне. ... В определенной части русских крестьянских общин запрет добрачных отношений так и не утвердился. По существу в них продолжала существовать свобода общения полов до брака. Свидетельств об этом существует столь много, что не заметить их может только тот, кто вообще не хочет их замечать.
В Мезенском уезде Архангельской губернии невинность девушки совершенно не ценилась. Более того, девица, родившая ребенка, имела больше шансов выйти замуж, чем сохранившая целомудрие [39]. Не требовалась «чистота нравов» от девушек и в других местах этой же губернии. Это нашло отражение в пословице «девушка не травка, вырастет не без славки» [40].
В фундаментальном труде, посвященном этнографии Вологодской губернии, утверждается, что «в большей части деревень девичьему целомудрию не придается строгого значения. Есть местности, где девка, имевшая ребенка, скорее выйдет замуж, чем целомудренная, так как она, знают, не будет неплодна» [41]. Как сообщали местные информаторы, «редкая из наших девок не гуляет до замужества». Что же касается парней, то они начинают «баловаться» едва минет 15 лет и к моменту вступления в брак каждый из них «знает не одну девку» [42].
Полная свобода связей между парнями и девушками существовала в ряде деревень Арзамасского уезда Нижегородской губернии. Общество в эти отношения никак не вмешивалось [43]. В Суражском уезде Черниговской губернии, в котором наряду с белорусами жили и русские, добрачные связи имели широкое распространение. Потеря целомудрия не ставилась девушке в вину и не препятствовала замужеству [44]. По сообщению врача Тюшевского участка Рязанского уезда одноименной губернии в деревнях не было девушек старше 17-18 лет, которые сохранили бы невинность. И никто их за это не осуждал. Даже, наоборот, существовало презрительное отношение к недотрогам [45]. Совершенно свободными были отношения молодежи и не только молодежи в далеком таежном селении Яркино (Енисейская губерния). Утрата целомудрия не считалась здесь грехом. Девочки переставали быть девственницами уже после двенадцати лет [46].
…
Вечеринки и свобода общения полов. Во всяком случае, если во многих деревнях запрет на половое общение во время вечеринок и утвердился, то это произошло далеко не везде. Тот же А.В. Балов, к авторитету которого обращалась М.М. Громыко, писал: «В старину, говорят, в некоторых глухих местах уезда, как, например, в Подорванской волости, на деревенских беседах (на всех или на некоторых, в известное время года) были “гаски”. Молодежь оставшись одна, гасила лучину и вступала между собой в свальный грех. Ныне только кое-где сохранилось только слово “гаски”» [58].
… «Гаски» в прошлом существовали не только в Пошехонском уезде, но и в Вельском уезде Вологодской губернии: «Раньше на посиделках устраивали “гаски”: тушили лучину и начинался свальный грех» [60]. В той же Вологодской губернии и в некоторых других существовал обычай, известный под названием «мять солому». «Так называется, - сообщает К. Петров, - обыкновенная посиделка или игрище, по окончанию которых пол избы устилается соломой и затем гасится огонь» [61]. Полная свобода общения полов на вечеринках допускалась в некоторых селениях Пинежского уезда Архангельской губернии. Сношения не считались предосудительными. Напротив, девушка, не выбранная парнем, нередко выслушивала горькие упреки от матери» [62].
В Пермской губернии «вообще на вечорках, в обращении молодых людей с девушками, существует полная свобода. Часто родители самых строгих правил не позволяют девушке входить в горницу, если в ней холостой мужчина, а на вечерки отпускают беспрекословно, хотя, конечно, знают, что там происходит» [63]. Сходный порядок вещей существовал в Нижегородской губернии [64]. Поэтому нередким явлением было отсутствие целомудрия у новобрачных. Мужья к этому относились довольно «хладнокровно» [65].
Вот еще свидетельства: «Жирятся, потушив огонь» (Брянский уезд Орловской губернии); «на посиделках ведут себя свободно и пары могут исчезать в клеть» (Медынский уезд Калужской губернии); «нравы (на посиделках и супрятках - Т.Б.) просты и девушки в 16 лет могут потерять невинность» (Порховский уезд Псковской губернии) [66]. В Данковском уезде Рязанской губернии пары разбредались по укромным местам не только после хороводов, но и после вечеринок [67]. Крайней свободой отличались отношения полов на вечеринках в некоторых поселениях Бежецкого уезда Тверской губернии [68]. То же самое имело место в Уссурийском крае [69]. /44/
И хотя опять-таки некоторые наблюдатели связывают описываемую ими свободу добрачных отношений полов с влиянием капиталистического города, история с «гасками» убедительно свидетельствует, что истоки этого явления уходят в глубину веков. «Гаски» явно возникли не в XIX в. Наоборот, в этом веке они стали исчезать.
Этнографическое обозрение. 1996. № 1. С. 32-48.Полный текст и источники см. http://scepsis.ru/library/id_1106.html