Трели Соловья
Смотрите, хорошие люди,
Идите скорее смотреть:
Смотрите скорее - он будет, конечно, он будет свистеть! (...)
К нему мы заходим без стука,
Едим, веселимся и пьём...
Когда он окажется сукой, тогда мы его и убьём ©
Я наконец разобралась в этом безумном фильме «Соловей-разбойник». Разобралась там и в коммуникативном уровне, и в номинативном. Когда-то я писала пост (теперь уж удалённый, так как ценность его нулевая) - как раз о том, что я ничего не понимаю, и КАК я ничего не понимаю, не понимаю, мол, коммуникативный аспект, не понимаю номинативный, и снова и снова не понимаю. Да, такой пост был. Многие откликнулись, интеллигентно обсудили, участливо процитировали его у себя... Хорошее время было.
Так вот: я разгрызла этот орех Кракатук. Я поняла, что там на самом деле происходит «технически». Такая простая штука оказалась! Всё дело в том, что Соловей (Соловьёв Севастьян Григорьевич) - это такой герой (редкий тип героя), который способен менять норму социума вокруг себя. То есть он умеет реально изменять норму социума в головах у людей, с которыми хоть как-то соприкасается, и творить новую. Короче: герой, изменяющий норму социума, ломающий старую норму в представлениях у собеседников и создающий и тут же навязывающий им новую. Он делает это на протяжении всего фильма. Этим объясняется ВСЁ. Ну, не совсем всё, но все нелепости, которые происходят с коммуникативной дорожкой. На это работают, по сути, все коммуникативные средства.
Единицы номинативного уровня выполняют там две эстетические задачи:
1) они создают чередование двух пластов - легенды и комикса. (В легендарных сценах герои эпичны, высказываются чеканно и совершают эпичные поступки. А в комиксе они - как герои дурацкого рисованного комикса со стрельбой - действуют так же, речь эклектична. Промежуточного состояния почти нет);
2) они поддерживают коммуникативную дорожку, помогают коммуникативным средствам в их благородном деле (! - первый раз такое вижу) и тоже отображают то, как герой меняет нормы социума.
Чуть-чуть покажу красоту соответствующих решений на примере интонационных средств. (В отрыве от звучания это довольно безнадёжная затея, но я просто опишу словами, что происходит, без анализа и без какой-либо доказательной части).
Значит, Соловей занимается привычным делом - меняет нормы социума методом резкой ломки.
Расклад такой: в центре - Соловей, от него как бы расходятся концентрические круги, которые постепенно, где-то там на периферии затухают. Можно так это себе и представить, очень удобно. В ближайшем к центру круге - его ближайшие соратники (Дебет, Кузнец и Изабелла Юрьевна). Чуть дальше - жители Клюева, где находится логово банды Соловья. Дальше - жители других там окрестных деревень и городков, которые мнение Соловья знают больше понаслышке, переданное из уст в уста. На периферии - полиция, которая постоянно взаимодействует с Соловьём, потому что она его ловит, рассылает на него ориентировки, устраивает засады - словом, тоже находится под большим его влиянием и как следствие - с полностью изменёнными нормами.
И вот в речи Соловья огромное количество всяких модальных реализаций интонационных конструкций со всплесками тона в предцентрах, в постцентрах… Одним словом, с многочисленными всплесками тона. (Можно представить себе это как буквально всплеск на воде). А значения у этих замечательных реализаций - прямо вот одно к одному: с изменениями норм они связаны. Ну, например, есть такая ИК-/2\. Звучит она лихо, а значение её - ‘имело место <незначительное> отклонение от нормы, я привожу (только что привёл, сейчас приведу) ситуацию в норму’. У Соловья она встречается постоянно.
Ему сообщают, что за ним идёт киллер - «жестокий человек, которому выданы четыре патрона», - а он в то время ещё не главарь банды, а обычный менеджер, у него нет оружия, но он сразу же говорит (с этой вот интонацией):
Соловей: Ка(/2\)к зовут этого жестокого человека?
Дебет: Не знаю. // Я знаю, что он должен быть в ресторане «Кантина».
Соловей: Тогда пое(/2\)хали.
Дебет: Куда?
Соловей: Облегчи(/2\)м жестокому человеку с четырьмя патронами его задачу.
Образуется смысл: ‘вижу незначительное отклонение от нормы, сейчас мы приведём ситуацию в норму’. Поскольку обычный человек не стремится с голыми руками, без оружия, навстречу страшному киллеру, нам становится понятно, что Соловей - человек необычный и ориентируется он на какую-то другую норму. Её же он вокруг себя насаждает. Позднее эта интонация у него встретится ещё многократно:
- Уве(/2\)рен, / что не вовремя, / (поднимает указательный палец) но… / логика у нашей встречи / есть.
- Продолжа(/2\)ем / размышлять.
- Семеро одного не ждут. // А нас сколько, кстати? // А нас как раз се(/2\)меро, / как в масть легло.
Есть у него и другая интонация: три, склонная к двум, с удлинением гласного центра. Сама по себе это нейтральная реализация и всплесков тона там нет, но разворачивается она у Соловья по параметру нормы (что не возбраняется делать ни одному коммуникативному средству). А использует её он, например, в обосновании с «-то»:
- Стены-то здесь… / бето(3 к 2)нные!
- Воевать-то они… / не уме(3 к 2)ют!
Кстати, единица «-то» в таких обоснованиях тоже служит общему делу: корёжить норму в головах у собеседников, сминать её и заменять другой - новенькой, сверкающей. Поскольку «-то» здесь означает ‘реализована ситуация, которая не соответствует вашему представлению о норме, что (положительно или отрицательно) влияет на ваши цели и интересы’.
Например, стены бетонные - означает, что будет рикошет, если начнётся стрельба, и положат многих, и это не соответствует вашим интересам.
А то, что противник воевать не умеет, расходится с вашим прежним представлением о норме (вы-то уверены были, что умеет), но при этом соответствует вашим целям и интересам.
Так вот. Появляется там эта красивая интонация с протяжным гласным и образует значение: ‘хочу сориентировать вас на <новую> норму (ИК-3), которая в виде вот такого уже реализовавшегося варианта предстаёт (ИК-2), и запечатлеть в вашем сознании свою позицию (удлинение гласного)’.
И тоже эта интонация у него - любимая! И - по всем городам и весям!
А вот - вообще отвал башки: есть у Соловья (ну естественно!) модальная реализация ИК-3 с нисходяще-восходяще-нисходящим тоном так называемая. Значение её - резкий слом нормы. Например, вы её произносите, когда говорите: «Я?? Это я такое сказал?? (А ты часом не перегрелся?)». То есть предельное такое удивление. Резкий слом нормы. Но, как водится, есть у неё и антонимическое развёртывание: она может передавать значение резкого слома нормы - и наоборот, максимально полного соответствия норме (когда иного даже и помыслить нельзя). Например, в «Калине красной»: «Ну что - баньку будем топить??» Интонация - та же самая. Смысл - ну ясное дело, что будем, как же не будем, не бывает у нас так, чтоб без баньки.
Так вот, Соловей этой интонацией ломает всем норму направо и налево, каким-то прожженным бандюганам матёрым и т.д.:
- Вот логика: // сидите вы передо мной, / авторитетные вооружённые до зубов люди, и смерти боитесь, / а я один перед вами - / и выжить у меня только один шанс из тысячи, / разве после этого я недостоин уваже(3\/\)ния?
- Пока вы до своих… пукалок / доле(3\/\)зете, // я двоих из вас… / уже застрелю(/2\) / и бомбу грохну.
И вот оно всё так идёт, и вдруг на звучащей дорожке кристаллизуется реплика, от которой я прямо подпрыгиваю. Соловей гонит на мотоцикле по шоссе, впереди - засада, которую устроила на него милиция. Заметив её, он говорит:
- Заса(3\/\)да?? - и тут же, радостно привстав, начинает палить с двух рук из каких-то жутких базук, огнемётов… не знаю, что это, не важно. Что-то мощное.
И посмотрите, как работает здесь эта интонация: она разворачивается аж двумя гранями сразу: во-первых, это резкий слом нормы поведения милиции, он ведь их давно уже прижал к ногтю, они у него по струнке ходят и пикнуть уже долгое время не смеют, не то что засады на него устраивать, - и вдруг устроили. Но одновременно очень хорошо видно, что у него прямо уже руки чесались ввязаться в какую-нибудь стрельбу, развеять скуку, и в этом смысле эта модальная реализация ИК-3 начинает играть новыми красками: это максимально полное соответствие личной норме Соловья. Это удивление с оттенком недоверия и восторга. Это и: ‘засада на меня? как посмели?’ и ‘ну надо же - засада! как кстати-то! ну, сейчас я разомнусь!’ Что опять-таки говорит о том, что он занимается крушением норм вокруг себя.
Чем дальше от Соловья, тем спокойнее: всплесков никаких уже нет. У его соратников встречаются двойки, тройки, они могут и по норме развёртываться (Дебет: Это английские / ботинки / за девятьсо(2)т / фу(2)нтов, сука, / сте(2)рлингов! // Да что за страна(2), / а(3)?), но нет уже тех всплесков тона, ровнее всё.
А в речи полицейских, то есть на периферии концентрических кругов, в максимальном удалении от Соловья, вообще преобладает спокойная и тихая ИК-1 (с параметром ввода информации, лежащей в пределах нормы) - при том, что номинативно текст идёт совершенно безумный, гротескный. Но им Соловей уже поменял норму, и за годы жизни бок о бок с Соловьём у них уже шестерёнки все развернулись в сторону полной крезы. Ведь норма - это повторяемая идентичность, а они столько раз уже сталкивались с тем, что попытки взять Соловья кончаются заполнением наградных листов посмертно на всех участвовавших в операции, что это, например, стало нормой:
Майор: Получено подтверждение от Эн-семь. // Андрей Петрович, есть.
Генерал: Что есть?
Майор: Место есть. // Говяжкин лужо(1)к. // Рядом с Клю(1)ево. // В семь часов утра Соловей… гото(1)в решить / все / поставленные нами вопро(1)сы.
Генерал: А-а мы-ы… / чем-то интересовались?
Майор: Ну ка(1)к же. // Страшно интересовались.
Генерал: Чем?
Майор (с повышением отчётливости артикуляции): Как скорее / стереть его с лица Отчи(1)зны. // С нами армия… / и президе(1)нт.
Генерал: Поздравляю. // Готовь наградные листы(1).
Майор: Ещё успеем.
Генерал: Не факт. // Гото(1)вь.
Майор: На кого готовить, Андрей Петрович?
Генерал: На всех. // Ну, кроме президе(1)нта, конечно. // Или он тоже с нами на Говяжкин лужок поехать собрался?
Майор: Да вряд ли.
Генерал: Хорошо(1) ему. // Выступаем в три(1), / пока… доедем, / может, ещё… / в МакДональдс з-заскочим по доро(1)ге.
Здесь безусловно превалирует ИК-1. Вот это беседа людей с нормой, уже изменённой Соловьём раз и навсегда, людей, давно успокоившихся по этому поводу.
А какие там красивые расклады с другими средствами - с частицами, междометиями, местоимениями! Какие там узоры, как в калейдоскопе! Осознанно это сделать невозможно. Это могло только принести волной общего вдохновения. Безудержного. Типа Пушкина, сукиного сына.
Покажу на примере «что» в одной сцене. Весь эпизод - секунд 50. Это сцена знакомства Соловья с Кузнецом в легенде. (В комиксе они познакомились по-другому).
В начале этой сцены они незнакомые люди, впервые друг друга видят. В конце её они становятся соратниками, которым предстоит погибнуть, сражаясь плечом к плечу. То есть динамика понятна. Соловей меняет базовые представления Кузнеца о норме на свои (изначально Кузнец шёл в полицию, чтобы сдаться и повиниться в убийствах; после разговора с Соловьём он вступает в банду, у которой в планах «грабежи, насилие, убийства»). Изначально у них разные позиции, к концу они постепенно сходятся в одну точку.
В этой сцене семь раз встречается единица «что» («чего»). У неё есть параметр знания - незнания, то есть её - в силу существования в русском языке антонимического развёртывания, - может мотать от полюса тотального незнания до полюса отличнейшего знания. (Ну, это один из её параметров, вообще её значение -параметр знания / незнания ситуации, в том числе знания сложившейся нормы ситуации).
Так вот: если посмотреть последовательно на все употребления «что», то станет ясно, что герои стремительно движутся от полного незнания (которое у каждого из них отдельное, своё) в сторону ОБЩЕГО знания, где их позиции победно совмещаются в одной точке.
Знакомство Соловья с Кузнецом (в легенде)
Соловей: Бесконечно колоритный персонаж. // Есть в нём что-то настоящее, / извечно-посконное. // (Не устанавливая визуального контакта) Прохожий, / а вы водки / с солёным огурцом не хотите?
Кузнец (также не устанавливая визуального контакта): Нет, / не хочу.
Соловей: А чего хотите?
Кузнец: Не знаю. // Я в полицию иду, / с повинной, / сдаваться.
Соловей: Бес-/конечно уважаю ваше решение, / но, может быть, вы для начала вступите в нашу… (налаживает визуальный контакт) банду? // (Кузнец также устанавливает визуальный контакт с Соловьём). Тоже… на добровольной основе.
Кузнец: А чего делать будем?
Соловей: Грабежи… / насилие… / убийства… // Я вам молоток с карбоновой ручкой куплю.
Кузнец: Да насрать, / мне этот нравится.
Соловей: Мне тоже бесконечно импонирует… / ваш молоток.
Кузнец: Батина кувалда. // Сеструхи хотели в гроб положить, / я не дал. // Вещь должна работать.
Соловей: Невероятно сентиментально. // А что насчёт банды?
Кузнец: Да нас[р:]ать. // Что полиция, / что банда…, / всё равно с работы уволили.
Соловей: Тогда полезайте в кузов, / только осторожнее - / там много хрупких предметов.
Кузнец: А куда едем?
Соловей: А вы сами… / что бы / на это ответили?
Кузнец: Да нас[р:]ать!
Соловей: Вот! // Вы даже дорогу знаете!
Смотрите. Вот первое использование «что»:
Есть в нём что-то настоящее, / извечно-посконное. (говорит Соловей)
«Что» здесь безусловно примыкает к полюсу незнания, неизвестного; в соединении с «-то» значение в целом раскрывается как ‘нет четкой характеристики сложившейся ситуации (-то говорит об отсутствии представлений о реализованном, а что просто замещает ситуацию, но ясно, что знаний об этой ситуации нет ни на грош)’.
Дальше Соловей спрашивает: - А чего хотите?
Это второе встреченное нами «что» (ну, здесь оно в другой падежной форме, но для нашей задачи сейчас это не важно). Это так называемый вопрос с максимальной степенью неизвестности. То есть Кузнец, строго говоря, может ответить на этот вопрос всё что угодно, у задавшего вопрос нет никаких даже смутно намечающихся догадок. И «что» здесь сообщает о незнании сложившейся ситуации. То есть степень осведомлённости у говорящего низкая, он на смутные ощущения опирается.
Дальше уже Кузнец спрашивает: - А чего делать будем?
При этом интересно, что у Соловья «чего» литературное, там Род. падеж обусловлен глагольным управлением: «хотеть чего-л.», а вот у Кузнеца - сниженное, потому что в его фразе падеж винительный и выглядеть он должен в норме как «что» («делать что-л.»).
Это тоже вопрос с максимальной степенью неизвестности. И опять же, грубо говоря, Соловей волен ответить на него что угодно, не предугадаешь. И «что» являет нам идею ‘незнания говорящим сложившейся нормы ситуации (что там принято делать в банде)’.
В следующий раз «что» выпадает нам в вопросе Соловья:
- А что насчёт банды?
«Что» здесь по-прежнему телепается возле полюса незнания, однако сама область неизвестного резко сужена. Потому что это другой тип вопроса. Условно говоря, в этот момент от Кузнеца ожидается ответ «да» или «нет». Здесь перед нами не расстилается целое поле неизвестного, покрытое мраком до горизонта. Тем более что Кузнец перед этим уже спрашивал: «А чего делать будем?» - то есть уже как-то примерял на себя роль члена банды и, похоже, склонен согласиться. Формально это вопрос, но говорящий почти знает ответ.
Дальше уровень известности нарастает. Когда Кузнец говорит:
- Да нас[р:]ать. // Что полиция, / что банда…, / всё равно с работы уволили, - наступает время торжества знания. Оба «что» здесь сообщают о хорошем знании говорящим сложившейся нормы обеих ситуаций (под названием «полиция» и «банда»). Так может сказать тот, у кого наличествует прекрасное представление о том и о другом.
И наконец, финальное «что»:
Кузнец: А куда едем?
Соловей: А вы сами… / что бы / на это ответили?
Соловей в своей реплике вводит идею ненужности вопроса. Вот это, последнее «что» означает ‘и вы знаете, и я знаю, мы оба знаем одно и то же’. Вот он, момент слияния позиций!
Если все семь «что» нанести на схемку в виде точек или флажков и соединить линиями «осведомлённость Соловья» и «осведомлённость Кузнеца», станет видно, как два ручейка, двигаясь от полюса незнания к полюсу знания, сливаются в один. Красиво?
А как номинативный уровень подыгрывает коммуникативному и решает одни с ним задачи! (Невероятно, если бы сама не увидела, не поверила бы).
(Соловей убил в туалете ресторана местного авторитета. Всё залито кровью, все стены, раковины - всё красное. Соловей споласкивает руки. Официант заходит и падает, поскользнувшись на кафельном полу, полностью покрытом кровью).
Соловей: Вы, наверное, хотите // (устанавливает визуальный контакт) у меня о чём-то поинтересоваться?
Официант: Полицию через сколько вызывать?
Соловей (сузив глаза, обводит взглядом помещение): Минут / через десять.
О выборе глагола «поинтересоваться». Согласно «Новому словарю синонимов» под ред. ЮД. Апресяна (2004), от других глаголов своего синонимического ряда «поинтересоваться» отличается тем, что, во-первых, может относиться к вопросу риторическому, вовсе не требующему ответа (так, походя поинтересовался чем-то, кинул вопрос безадресно, в воздух, и не дожидаясь ответа, проследовал дальше). А во-вторых, «поинтересоваться» может характеризовать содержание как незначительное, интересуются часто пустяками, в рамках лёгкой светской беседы. «Интересоваться» способно маркировать мимолётный интерес. То есть, подставив туда «поинтересоваться» (вместо, допустим, «спросить»), Соловей как бы сам подсказывает официанту, как ему следует относиться к этой ситуации: ну, можно чем-нибудь праздно поинтересоваться, какой-нибудь мелочью, в рамках незначащей светской болтовни. Это то же самое. Он меняет норму у него в голове.
А, и кстати. Я в основном-то примеры приводила из фильма, но один пример между делом дала из Доктрины-77 Охлобыстина. Он эту двухчасовую речь со своим безумным кредо произносил тоже в 2012 году (когда и был выпущен фильм), то есть у него одно на одно наложилось, и он в образе Соловья эту зажигательную речь читал. Поэтому в принципе примеры можно брать и оттуда, они ничем не отличаются - он там тем же самым занимается: ломает старые нормы социума и внедряет в головы новые. Пример «Воевать-то они не умеют!» взят из Доктрины-77, относится он там к американцам.
Идите скорее смотреть:
Смотрите скорее - он будет, конечно, он будет свистеть! (...)
К нему мы заходим без стука,
Едим, веселимся и пьём...
Когда он окажется сукой, тогда мы его и убьём ©
Я наконец разобралась в этом безумном фильме «Соловей-разбойник». Разобралась там и в коммуникативном уровне, и в номинативном. Когда-то я писала пост (теперь уж удалённый, так как ценность его нулевая) - как раз о том, что я ничего не понимаю, и КАК я ничего не понимаю, не понимаю, мол, коммуникативный аспект, не понимаю номинативный, и снова и снова не понимаю. Да, такой пост был. Многие откликнулись, интеллигентно обсудили, участливо процитировали его у себя... Хорошее время было.
Так вот: я разгрызла этот орех Кракатук. Я поняла, что там на самом деле происходит «технически». Такая простая штука оказалась! Всё дело в том, что Соловей (Соловьёв Севастьян Григорьевич) - это такой герой (редкий тип героя), который способен менять норму социума вокруг себя. То есть он умеет реально изменять норму социума в головах у людей, с которыми хоть как-то соприкасается, и творить новую. Короче: герой, изменяющий норму социума, ломающий старую норму в представлениях у собеседников и создающий и тут же навязывающий им новую. Он делает это на протяжении всего фильма. Этим объясняется ВСЁ. Ну, не совсем всё, но все нелепости, которые происходят с коммуникативной дорожкой. На это работают, по сути, все коммуникативные средства.
Единицы номинативного уровня выполняют там две эстетические задачи:
1) они создают чередование двух пластов - легенды и комикса. (В легендарных сценах герои эпичны, высказываются чеканно и совершают эпичные поступки. А в комиксе они - как герои дурацкого рисованного комикса со стрельбой - действуют так же, речь эклектична. Промежуточного состояния почти нет);
2) они поддерживают коммуникативную дорожку, помогают коммуникативным средствам в их благородном деле (! - первый раз такое вижу) и тоже отображают то, как герой меняет нормы социума.
Чуть-чуть покажу красоту соответствующих решений на примере интонационных средств. (В отрыве от звучания это довольно безнадёжная затея, но я просто опишу словами, что происходит, без анализа и без какой-либо доказательной части).
Значит, Соловей занимается привычным делом - меняет нормы социума методом резкой ломки.
Расклад такой: в центре - Соловей, от него как бы расходятся концентрические круги, которые постепенно, где-то там на периферии затухают. Можно так это себе и представить, очень удобно. В ближайшем к центру круге - его ближайшие соратники (Дебет, Кузнец и Изабелла Юрьевна). Чуть дальше - жители Клюева, где находится логово банды Соловья. Дальше - жители других там окрестных деревень и городков, которые мнение Соловья знают больше понаслышке, переданное из уст в уста. На периферии - полиция, которая постоянно взаимодействует с Соловьём, потому что она его ловит, рассылает на него ориентировки, устраивает засады - словом, тоже находится под большим его влиянием и как следствие - с полностью изменёнными нормами.
И вот в речи Соловья огромное количество всяких модальных реализаций интонационных конструкций со всплесками тона в предцентрах, в постцентрах… Одним словом, с многочисленными всплесками тона. (Можно представить себе это как буквально всплеск на воде). А значения у этих замечательных реализаций - прямо вот одно к одному: с изменениями норм они связаны. Ну, например, есть такая ИК-/2\. Звучит она лихо, а значение её - ‘имело место <незначительное> отклонение от нормы, я привожу (только что привёл, сейчас приведу) ситуацию в норму’. У Соловья она встречается постоянно.
Ему сообщают, что за ним идёт киллер - «жестокий человек, которому выданы четыре патрона», - а он в то время ещё не главарь банды, а обычный менеджер, у него нет оружия, но он сразу же говорит (с этой вот интонацией):
Соловей: Ка(/2\)к зовут этого жестокого человека?
Дебет: Не знаю. // Я знаю, что он должен быть в ресторане «Кантина».
Соловей: Тогда пое(/2\)хали.
Дебет: Куда?
Соловей: Облегчи(/2\)м жестокому человеку с четырьмя патронами его задачу.
Образуется смысл: ‘вижу незначительное отклонение от нормы, сейчас мы приведём ситуацию в норму’. Поскольку обычный человек не стремится с голыми руками, без оружия, навстречу страшному киллеру, нам становится понятно, что Соловей - человек необычный и ориентируется он на какую-то другую норму. Её же он вокруг себя насаждает. Позднее эта интонация у него встретится ещё многократно:
- Уве(/2\)рен, / что не вовремя, / (поднимает указательный палец) но… / логика у нашей встречи / есть.
- Продолжа(/2\)ем / размышлять.
- Семеро одного не ждут. // А нас сколько, кстати? // А нас как раз се(/2\)меро, / как в масть легло.
Есть у него и другая интонация: три, склонная к двум, с удлинением гласного центра. Сама по себе это нейтральная реализация и всплесков тона там нет, но разворачивается она у Соловья по параметру нормы (что не возбраняется делать ни одному коммуникативному средству). А использует её он, например, в обосновании с «-то»:
- Стены-то здесь… / бето(3 к 2)нные!
- Воевать-то они… / не уме(3 к 2)ют!
Кстати, единица «-то» в таких обоснованиях тоже служит общему делу: корёжить норму в головах у собеседников, сминать её и заменять другой - новенькой, сверкающей. Поскольку «-то» здесь означает ‘реализована ситуация, которая не соответствует вашему представлению о норме, что (положительно или отрицательно) влияет на ваши цели и интересы’.
Например, стены бетонные - означает, что будет рикошет, если начнётся стрельба, и положат многих, и это не соответствует вашим интересам.
А то, что противник воевать не умеет, расходится с вашим прежним представлением о норме (вы-то уверены были, что умеет), но при этом соответствует вашим целям и интересам.
Так вот. Появляется там эта красивая интонация с протяжным гласным и образует значение: ‘хочу сориентировать вас на <новую> норму (ИК-3), которая в виде вот такого уже реализовавшегося варианта предстаёт (ИК-2), и запечатлеть в вашем сознании свою позицию (удлинение гласного)’.
И тоже эта интонация у него - любимая! И - по всем городам и весям!
А вот - вообще отвал башки: есть у Соловья (ну естественно!) модальная реализация ИК-3 с нисходяще-восходяще-нисходящим тоном так называемая. Значение её - резкий слом нормы. Например, вы её произносите, когда говорите: «Я?? Это я такое сказал?? (А ты часом не перегрелся?)». То есть предельное такое удивление. Резкий слом нормы. Но, как водится, есть у неё и антонимическое развёртывание: она может передавать значение резкого слома нормы - и наоборот, максимально полного соответствия норме (когда иного даже и помыслить нельзя). Например, в «Калине красной»: «Ну что - баньку будем топить??» Интонация - та же самая. Смысл - ну ясное дело, что будем, как же не будем, не бывает у нас так, чтоб без баньки.
Так вот, Соловей этой интонацией ломает всем норму направо и налево, каким-то прожженным бандюганам матёрым и т.д.:
- Вот логика: // сидите вы передо мной, / авторитетные вооружённые до зубов люди, и смерти боитесь, / а я один перед вами - / и выжить у меня только один шанс из тысячи, / разве после этого я недостоин уваже(3\/\)ния?
- Пока вы до своих… пукалок / доле(3\/\)зете, // я двоих из вас… / уже застрелю(/2\) / и бомбу грохну.
И вот оно всё так идёт, и вдруг на звучащей дорожке кристаллизуется реплика, от которой я прямо подпрыгиваю. Соловей гонит на мотоцикле по шоссе, впереди - засада, которую устроила на него милиция. Заметив её, он говорит:
- Заса(3\/\)да?? - и тут же, радостно привстав, начинает палить с двух рук из каких-то жутких базук, огнемётов… не знаю, что это, не важно. Что-то мощное.
И посмотрите, как работает здесь эта интонация: она разворачивается аж двумя гранями сразу: во-первых, это резкий слом нормы поведения милиции, он ведь их давно уже прижал к ногтю, они у него по струнке ходят и пикнуть уже долгое время не смеют, не то что засады на него устраивать, - и вдруг устроили. Но одновременно очень хорошо видно, что у него прямо уже руки чесались ввязаться в какую-нибудь стрельбу, развеять скуку, и в этом смысле эта модальная реализация ИК-3 начинает играть новыми красками: это максимально полное соответствие личной норме Соловья. Это удивление с оттенком недоверия и восторга. Это и: ‘засада на меня? как посмели?’ и ‘ну надо же - засада! как кстати-то! ну, сейчас я разомнусь!’ Что опять-таки говорит о том, что он занимается крушением норм вокруг себя.
Чем дальше от Соловья, тем спокойнее: всплесков никаких уже нет. У его соратников встречаются двойки, тройки, они могут и по норме развёртываться (Дебет: Это английские / ботинки / за девятьсо(2)т / фу(2)нтов, сука, / сте(2)рлингов! // Да что за страна(2), / а(3)?), но нет уже тех всплесков тона, ровнее всё.
А в речи полицейских, то есть на периферии концентрических кругов, в максимальном удалении от Соловья, вообще преобладает спокойная и тихая ИК-1 (с параметром ввода информации, лежащей в пределах нормы) - при том, что номинативно текст идёт совершенно безумный, гротескный. Но им Соловей уже поменял норму, и за годы жизни бок о бок с Соловьём у них уже шестерёнки все развернулись в сторону полной крезы. Ведь норма - это повторяемая идентичность, а они столько раз уже сталкивались с тем, что попытки взять Соловья кончаются заполнением наградных листов посмертно на всех участвовавших в операции, что это, например, стало нормой:
Майор: Получено подтверждение от Эн-семь. // Андрей Петрович, есть.
Генерал: Что есть?
Майор: Место есть. // Говяжкин лужо(1)к. // Рядом с Клю(1)ево. // В семь часов утра Соловей… гото(1)в решить / все / поставленные нами вопро(1)сы.
Генерал: А-а мы-ы… / чем-то интересовались?
Майор: Ну ка(1)к же. // Страшно интересовались.
Генерал: Чем?
Майор (с повышением отчётливости артикуляции): Как скорее / стереть его с лица Отчи(1)зны. // С нами армия… / и президе(1)нт.
Генерал: Поздравляю. // Готовь наградные листы(1).
Майор: Ещё успеем.
Генерал: Не факт. // Гото(1)вь.
Майор: На кого готовить, Андрей Петрович?
Генерал: На всех. // Ну, кроме президе(1)нта, конечно. // Или он тоже с нами на Говяжкин лужок поехать собрался?
Майор: Да вряд ли.
Генерал: Хорошо(1) ему. // Выступаем в три(1), / пока… доедем, / может, ещё… / в МакДональдс з-заскочим по доро(1)ге.
Здесь безусловно превалирует ИК-1. Вот это беседа людей с нормой, уже изменённой Соловьём раз и навсегда, людей, давно успокоившихся по этому поводу.
А какие там красивые расклады с другими средствами - с частицами, междометиями, местоимениями! Какие там узоры, как в калейдоскопе! Осознанно это сделать невозможно. Это могло только принести волной общего вдохновения. Безудержного. Типа Пушкина, сукиного сына.
Покажу на примере «что» в одной сцене. Весь эпизод - секунд 50. Это сцена знакомства Соловья с Кузнецом в легенде. (В комиксе они познакомились по-другому).
В начале этой сцены они незнакомые люди, впервые друг друга видят. В конце её они становятся соратниками, которым предстоит погибнуть, сражаясь плечом к плечу. То есть динамика понятна. Соловей меняет базовые представления Кузнеца о норме на свои (изначально Кузнец шёл в полицию, чтобы сдаться и повиниться в убийствах; после разговора с Соловьём он вступает в банду, у которой в планах «грабежи, насилие, убийства»). Изначально у них разные позиции, к концу они постепенно сходятся в одну точку.
В этой сцене семь раз встречается единица «что» («чего»). У неё есть параметр знания - незнания, то есть её - в силу существования в русском языке антонимического развёртывания, - может мотать от полюса тотального незнания до полюса отличнейшего знания. (Ну, это один из её параметров, вообще её значение -параметр знания / незнания ситуации, в том числе знания сложившейся нормы ситуации).
Так вот: если посмотреть последовательно на все употребления «что», то станет ясно, что герои стремительно движутся от полного незнания (которое у каждого из них отдельное, своё) в сторону ОБЩЕГО знания, где их позиции победно совмещаются в одной точке.
Знакомство Соловья с Кузнецом (в легенде)
Соловей: Бесконечно колоритный персонаж. // Есть в нём что-то настоящее, / извечно-посконное. // (Не устанавливая визуального контакта) Прохожий, / а вы водки / с солёным огурцом не хотите?
Кузнец (также не устанавливая визуального контакта): Нет, / не хочу.
Соловей: А чего хотите?
Кузнец: Не знаю. // Я в полицию иду, / с повинной, / сдаваться.
Соловей: Бес-/конечно уважаю ваше решение, / но, может быть, вы для начала вступите в нашу… (налаживает визуальный контакт) банду? // (Кузнец также устанавливает визуальный контакт с Соловьём). Тоже… на добровольной основе.
Кузнец: А чего делать будем?
Соловей: Грабежи… / насилие… / убийства… // Я вам молоток с карбоновой ручкой куплю.
Кузнец: Да насрать, / мне этот нравится.
Соловей: Мне тоже бесконечно импонирует… / ваш молоток.
Кузнец: Батина кувалда. // Сеструхи хотели в гроб положить, / я не дал. // Вещь должна работать.
Соловей: Невероятно сентиментально. // А что насчёт банды?
Кузнец: Да нас[р:]ать. // Что полиция, / что банда…, / всё равно с работы уволили.
Соловей: Тогда полезайте в кузов, / только осторожнее - / там много хрупких предметов.
Кузнец: А куда едем?
Соловей: А вы сами… / что бы / на это ответили?
Кузнец: Да нас[р:]ать!
Соловей: Вот! // Вы даже дорогу знаете!
Смотрите. Вот первое использование «что»:
Есть в нём что-то настоящее, / извечно-посконное. (говорит Соловей)
«Что» здесь безусловно примыкает к полюсу незнания, неизвестного; в соединении с «-то» значение в целом раскрывается как ‘нет четкой характеристики сложившейся ситуации (-то говорит об отсутствии представлений о реализованном, а что просто замещает ситуацию, но ясно, что знаний об этой ситуации нет ни на грош)’.
Дальше Соловей спрашивает: - А чего хотите?
Это второе встреченное нами «что» (ну, здесь оно в другой падежной форме, но для нашей задачи сейчас это не важно). Это так называемый вопрос с максимальной степенью неизвестности. То есть Кузнец, строго говоря, может ответить на этот вопрос всё что угодно, у задавшего вопрос нет никаких даже смутно намечающихся догадок. И «что» здесь сообщает о незнании сложившейся ситуации. То есть степень осведомлённости у говорящего низкая, он на смутные ощущения опирается.
Дальше уже Кузнец спрашивает: - А чего делать будем?
При этом интересно, что у Соловья «чего» литературное, там Род. падеж обусловлен глагольным управлением: «хотеть чего-л.», а вот у Кузнеца - сниженное, потому что в его фразе падеж винительный и выглядеть он должен в норме как «что» («делать что-л.»).
Это тоже вопрос с максимальной степенью неизвестности. И опять же, грубо говоря, Соловей волен ответить на него что угодно, не предугадаешь. И «что» являет нам идею ‘незнания говорящим сложившейся нормы ситуации (что там принято делать в банде)’.
В следующий раз «что» выпадает нам в вопросе Соловья:
- А что насчёт банды?
«Что» здесь по-прежнему телепается возле полюса незнания, однако сама область неизвестного резко сужена. Потому что это другой тип вопроса. Условно говоря, в этот момент от Кузнеца ожидается ответ «да» или «нет». Здесь перед нами не расстилается целое поле неизвестного, покрытое мраком до горизонта. Тем более что Кузнец перед этим уже спрашивал: «А чего делать будем?» - то есть уже как-то примерял на себя роль члена банды и, похоже, склонен согласиться. Формально это вопрос, но говорящий почти знает ответ.
Дальше уровень известности нарастает. Когда Кузнец говорит:
- Да нас[р:]ать. // Что полиция, / что банда…, / всё равно с работы уволили, - наступает время торжества знания. Оба «что» здесь сообщают о хорошем знании говорящим сложившейся нормы обеих ситуаций (под названием «полиция» и «банда»). Так может сказать тот, у кого наличествует прекрасное представление о том и о другом.
И наконец, финальное «что»:
Кузнец: А куда едем?
Соловей: А вы сами… / что бы / на это ответили?
Соловей в своей реплике вводит идею ненужности вопроса. Вот это, последнее «что» означает ‘и вы знаете, и я знаю, мы оба знаем одно и то же’. Вот он, момент слияния позиций!
Если все семь «что» нанести на схемку в виде точек или флажков и соединить линиями «осведомлённость Соловья» и «осведомлённость Кузнеца», станет видно, как два ручейка, двигаясь от полюса незнания к полюсу знания, сливаются в один. Красиво?
А как номинативный уровень подыгрывает коммуникативному и решает одни с ним задачи! (Невероятно, если бы сама не увидела, не поверила бы).
(Соловей убил в туалете ресторана местного авторитета. Всё залито кровью, все стены, раковины - всё красное. Соловей споласкивает руки. Официант заходит и падает, поскользнувшись на кафельном полу, полностью покрытом кровью).
Соловей: Вы, наверное, хотите // (устанавливает визуальный контакт) у меня о чём-то поинтересоваться?
Официант: Полицию через сколько вызывать?
Соловей (сузив глаза, обводит взглядом помещение): Минут / через десять.
О выборе глагола «поинтересоваться». Согласно «Новому словарю синонимов» под ред. ЮД. Апресяна (2004), от других глаголов своего синонимического ряда «поинтересоваться» отличается тем, что, во-первых, может относиться к вопросу риторическому, вовсе не требующему ответа (так, походя поинтересовался чем-то, кинул вопрос безадресно, в воздух, и не дожидаясь ответа, проследовал дальше). А во-вторых, «поинтересоваться» может характеризовать содержание как незначительное, интересуются часто пустяками, в рамках лёгкой светской беседы. «Интересоваться» способно маркировать мимолётный интерес. То есть, подставив туда «поинтересоваться» (вместо, допустим, «спросить»), Соловей как бы сам подсказывает официанту, как ему следует относиться к этой ситуации: ну, можно чем-нибудь праздно поинтересоваться, какой-нибудь мелочью, в рамках незначащей светской болтовни. Это то же самое. Он меняет норму у него в голове.
А, и кстати. Я в основном-то примеры приводила из фильма, но один пример между делом дала из Доктрины-77 Охлобыстина. Он эту двухчасовую речь со своим безумным кредо произносил тоже в 2012 году (когда и был выпущен фильм), то есть у него одно на одно наложилось, и он в образе Соловья эту зажигательную речь читал. Поэтому в принципе примеры можно брать и оттуда, они ничем не отличаются - он там тем же самым занимается: ломает старые нормы социума и внедряет в головы новые. Пример «Воевать-то они не умеют!» взят из Доктрины-77, относится он там к американцам.